Чтение 53–й страницы книги ~Механика вечности~

наличником.

Я нажал на пыльную кнопку и не успел вытереть палец, как дверь открылась.
Иван Иванович вышел в спортивном костюме. Выглядел он гораздо крупнее, даже
брюшко небольшое висело, впрочем, довольно аккуратное и для полковника
позволительное.

- Ну, - потребовал он, щупая меня взглядом.

- Здравствуйте, я от Аллы Генриховны, брат ее.

Это прозвучало как просьба о подаянии. Хорошо хоть, не поклонился.

- У нас с ней все кончено, - строго произнес Фирсов и чуть потянул дверь.

Закрывать ее Иван Иванович не собирался, он лишь честно отыгрывал текст.

- Дело в том, что всплыли некоторые обстоятельства... - я попытался взять
реванш за неказистое вступление и высказал это таким тоном, будто некая Алла
Генриховна, моя родственница, и впрямь попала в щекотливую ситуацию.

- Проходите, - предложил Иван Иванович и посторонился.

Я заметил, что Фирсов остался доволен сценой, во всяком случае, если кто
наш разговор и слышал, вряд ли он что-то заподозрит.

Фирсов проводил меня в кабинет. Письменный стол, компьютер, аквариум с
подсветкой и Книжный стеллаж во всю стену - ни дать ни взять литератор.

- Что здесь? - спросил Фирсов, принимая письмо.

- Пьеса Чехова.

Он педантично расправил замявшиеся уголки и распечатал конверт. В
точности выполняя инструкцию, я встал в центре комнаты и опустил руки по
швам.

- Иван Иванович, прежде чем как-либо реагировать, дойдите, пожалуйста, до
конца, - осторожно напомнил я.

- Не учи, любезный, - бросил он, не отрываясь от листа.

Прочитав послание, Фирсов сразу убрал его в карман и неуютно присел на
столешницу.

- От кого?

- Там все написано.

- Не все.

- Все, что нужно.

Он покусал большой палец и, не вынимая его изо рта, сказал:

- Вы блефуете.

- Там все написано, - проговорил я как можно жестче. - Мне нужен ответ.

- А что еще тебе нужно?

- Троих людей из группы захвата. В четыре часа на "Третьяковской".

- По чью душу?

- Высокий мужик, волосы рыжие, вьются. Баки. Скорее даже бакенбарды.

- Кто такой?

- По вашему ведомству не проходит.

- Двоих, - сказал Фирсов, подумав.

- Иван Иванович, мы не на базаре.

- Двоих будет достаточно.

- Он вооружен.

- И очень опасен, - усмехнулся Фирсов. - Ладно. Какие гарантии?

- Об этом мне ничего не известно. Берете рыжего, везете ко мне, и мы
расстаемся. Больше я вас не потревожу.

Выходя из квартиры, я затылком ощущал желание Фирсова огреть меня
чем-нибудь тяжелым. Фирсов удержался - похоже, сведения, содержащиеся в
письме, действительно представляли для него серьезную угрозу. Интересно, что
этот старый гриб там накалякал? Надо было плюнуть на мнимую порядочность и
прочитать. Ах, Иван Иванович, знаток психологии! Потому ты и не доверил
конверт Куцапову, что он вскрыл бы его сразу, как только выбрался из
бункера.

Чем же мог запугать дряхлый генерал-лейтенант бравого полковника? Уж
наверно, не подробностями из частной жизни мифической Аллы Генриховны.
"Зачем нам в ФСБ такие офицеры, которых можно одной писулькой согнуть в
бараний рог", - пронеслась в сознании сталинско-бериевская мысль, пронеслась
и полетела дальше, сейчас мне было не до нее. Пока Фирсов дергал за свои
рычажки и веревочки, от меня требовался сущий пустяк: поспеть на
"Третьяковскую" к четырем.

Деньги из моего времени превратились в разноцветный мусор, а клянчить у
Куцапова я не стал, поэтому о такси не могло быть и речи. В кармане нашелся
замусоленный билет. "Действителен в течение 30 дней с момента первого
прохода". Не думал, что он снова мне пригодится.

Турникет выплюнул карточку, но зеленый огонек так и не зажегся. Я
попробовал еще раз - с тем же успехом.

- Что у вас? - Дежурная вышла из будки и сноровисто, двумя пальцами
подцепила билет. Затем посмотрела с другой стороны и замотала головой. - Как
это может быть? Тут пробито двадцать шестое число.

- Правильно, четверг, - вспомнил я и осекся.

- Сегодня только понедельник.

Ко мне незаметно подошел молодой милиционер.

- Что случилось?

- Опять фальшивый, Петя, - с сожалением вздохнула дежурная.

- Ваши документы.

Сказать ему, чтобы позвонил в ФСБ и спросил полковника Фирсова? Хорошая
идея.

Я ударил Петю только один раз - носком в пах. Сзади неслись крики
дежурной, пронзительные трели свистка, низкий рык сирены, но я уже был
далеко. На станции стояло сразу два состава, и я заметался, выбирая, в какой
из них сесть.

Поездка принесла мало радости: из рассказов очевидцев я узнал, что
броневики обосновались не только на Арбате, но и на всех площадях Садового
кольца.

Я вышел на "Третьяковской" в пятнадцать пятьдесят пять.

Боязнь опоздать, сменилась новой заботой: не пропустить Шурика. Я встал
напротив лестницы перехода, пытаясь следить за всеми пассажирами сразу.
Одновременно с Кнутовским я искал и оперативников. Мне казалось, что
подчиненные Фирсова будут похожи на киллеров, преследовавших нас с Ксенией,
поэтому особое внимание уделял невзрачным типам в сереньких тройках. Таких
здесь находилось великое множество, и будь моя фантазия чуть посмелее, я бы
решил, что Иван Иванович согнал сюда всю контору. Тем не менее одного
человека мне вычислить все-таки удалось. Мужчина, полностью
соответствовавший моим представлениям о секретных агентах, безучастно
прохаживался всего в нескольких метрах от меня. Почуяв мое внимание,
незнакомец посмотрел на часы и, зевнув, направился к эскалатору. На полпути
он свернул за колонну, но я точно знал, что в поезд он не сядет. Как только
мужчина скрылся, его внешность мгновенно улетучилась из памяти, и воссоздать
ее я уже не мог. "Вот если бы ему в руки чемоданчик", - подумал я, однако
тут же о нем забыл, поскольку совершенно неожиданно увидел Кнута.

Шурик шел ко мне сам - улыбаясь негаданной встрече и заранее отводя руку
для приветственного хлопка.

- Здорово, какими судьбами?

- Свидание, - ляпнул я первое, что подвернулось на язык.

- А как же ячейка общества?

- Не пострадает.

Я вдруг сообразил, что мне нужно протрепаться с Кнутом хотя бы минут
пять, чтобы не спеша довести его до края платформы. Говорить было не о чем,
и я пожалел, что не заготовил какую-нибудь историю или, на худой конец, пару
глупых вопросов.

- Как процесс? - спросил я.

- Творческий? Не знаю... Наверное, скоро завяжу.

- Ты это серьезно? - Я не мог вообразить Шурика в отрыве от клавиатуры,
от бессонницы и от его растрепанного блокнота со скромным названием
"Озарения".

- Не получается ничего, Мишка.

- У тебя?! У кого же тогда получается?

- Не берут ничего. Ездил недавно в "Реку"...

Под ребрами что-то встрепенулось.

- И что возил?

- Да какая разница? Все равно вернули. Есть там один... Хоботков,
представляешь? Специально придумаю какого-нибудь убогого и назову в честь
его.

- Ну и правильно.

- Такую биографию ему состряпаю, - мстительно проговорил Кнут. - Будет у
меня бомжем, алкоголиком и наркоманом.

- И гомосеком, - поддакнул я, выводя Шурика на платформу.

Мы незаметно приблизились к белой линии, и я вдруг понял, от чего так
разволновался, услышав, что Кнутовский собирается покончить с
сочинительством. Все эта несчастная книжка! Почему ее не написал кто-то
другой?

- Ты чего побледнел? - насторожился он. - Тебе плохо?

- Нормально. Сволочь я, Саша. Трижды сволочь - на все времена.

Сумрачную пасть тоннеля осветили фары поезда. Короткие половинки шпал по
обе стороны от желоба стали похожи на хорошо обглоданные ребра. Рельсы
вдалеке засияли двумя порезами, и я впервые заметил, насколько они кривые.
Почему вагоны с них не сходят? Рельсы кажутся скользкими...

- Миша, с тобой все в порядке? - забеспокоился Кнут. - Пойдем к дежурной,
она врача вызовет.

Ну не будь ты таким заботливым! Как же я тебя столкну? Как я смогу?
Может, это и не обязательно, нужно лишь внушить себе, что я готов? Увериться
самому и убедить Шурика, сделать вид, что собираюсь бросить его под колеса.
Но если я только притворюсь, то угрозы для жизни Кнутовского не возникнет и
Тихон не придет - откуда ему знать, кто и когда пугал его любимого писателя.
Он появится при условии, что Кнут погибнет, - появится и все исправит. Шурик
в любом случае останется жив, его смерть ненастоящая. Такая вот веселая
игра.

- Не хочешь врача, не надо, давай хотя бы на лавочку сядем. Что ты к