Чтение 53–й страницы книги ~Белая роза~

пес Жабодав. Все еще в дорожной пыли.

Они уже несколько дней брели по равнине. А мне никто ни словом...

Говорят, что люк под повешенным открывается всегда неожиданно. Секунд
пятнадцать я просто стоял, раскрыв рот, потом тихо выдавил:

- И что нам делать?

Удивительно, но Госпожа стиснула мою руку:

- Я проиграла. Не знаю. Это твои люди. Блеф. О-о! - Глаза ее сузились,
взгляд напряженно застыл. Потом губы растянулись в тонкой усмешке. - Я вижу.

- Что?

- Ответы. Некоторые.. Тень намерений моего супруга. Тобой вертели куда
больше, чем ты думаешь. Он понимал, что о речных разливах догадаются. Когда
он заполучил Ворона, он решил привести к себе и твою крестьянку. Да,
думаю... Пошли.

На лицах моих старых товарищей не было враждебности - только недоумение.

Круг смыкался.

Госпожа вновь взяла меня за руку, отвела к стволу Праотца-Дерева.

- Да будет мир между нами, пока чтишь ты его, о Древний. Идет тот, кого
ты помнишь издревле! - И мне: - В мире много старых теней. Некоторые
возникли еще в начале времен. Они слабы и редко привлекают внимание таких,
как мой супруг или Взятые. Но в свите Душелова были те, кто старше этого
Дерева. Они спали с ней в могиле.

Я говорила, что узнаю способ, каким раздирались те трупы.

Я стоял в кровавом свете заходящего солнца и ничего не понимал. Она с тем
же успехом могла изъясняться на ючителле.

Вплотную к нам подошли только Душечка, Молчун, Одноглазый и Гоблин. Ильмо
и Лейтенант остановились на расстоянии броска. А вот Следопыт со своей
дворнягой как-то растворились в толпе.

- Что творится? - показал я Душечке. Я испугался.

- Это мы и хотим выяснить. С тех пор как Гоблин, Одноглазый и Следопыт
достигли равнины, донесения менгиров стали отрывочными и бессмысленными. С
одной стороны, Гоблин и Одноглазый подтверждают твои слова - до того
момента, как вы расстались.

Я покосился на своих друзей - я не нашел отзвука дружбы. Глаза их были
стеклянно-холодны. Казалось, их вела чья-то исполинская рука.

- Отряд, - выкликнул Ильмо негромко. В отдалении пролетели на
лодкообразных коврах двое Взятых, но приближаться не стали. Пальцы Госпожи
дрогнули, но в остальном она держалась спокойно. Узнать летевших с такого
расстояния было невозможно.

- Это варево помешивает не один повар, - заметил я. - Переходи к делу,
Молчун. Пока что ты меня только пугаешь до усрачки.

- В империи ходит слух, - показал он, - что ты продался. Что ты привел
сюда кого-то очень важного, чтобы убить Душечку. Может, даже одного из новых
Взятых.

Я не сумел удержаться от ухмылки. Тот, кто распространял слухи, не
осмелился сказать всю правду.

Моя ухмылка Молчуна убедила. Он меня знал. Поэтому, наверное, и следил за
нами.

Душечка тоже расслабилась. Но не Гоблин с Одноглазым.

- Что с парнями. Молчун? Они похожи на зомби.

- Говорят, что ты их продал. Что Следопыт тебя видел. Что если...

- Что за херня?! Да кто такой этот Следопыт? Давай сюда этого здорового
безмозглого сукина сына, пусть он скажет все мне в лицо!

Свет мерк, разбухший помидор солнца скатился за холмы. Скоро совсем
стемнеет. По спине у меня побежали мурашки. Будет это проклятое Дерево
действовать или нет?

Стоило мне подумать о Праотце-Дереве, как я ощутил его пронзительное
внимание. И сгущающийся смутный гнев...

Внезапно повсюду замерцали менгиры, даже за ручьем, в густом кустарнике.
Взвизгнула собака. Молчун показал что-то Ильмо, но он стоял спиной ко мне, и
я не разобрал что. Ильмо потрусил на шум.

Менгиры двигались к нам стеной, загоняя... Ага! Следопыт и пес Жабодав!
На физиономии Следопыта застыло тупое удивление. Дворняга все пыталась
проскользнуть между менгирами. Те не пускали. Наши люди отскакивали, чтобы
камни в спешке им не отдавили ноги.

Менгиры вытолкнули Следопыта и пса Жабодава на прогалину. Дворняга
взвыла, отчаянно и протяжно, потом, поджав хвост, спряталась в тени
Следопыта. Они стояли в десяти футах от Душечки.

- О боги, - прошептала Госпожа, так стиснув мою руку, что я едва не взвыл
сам.

В спутанной шевелюре Праотца-Дерева вспыхнуло ядро бури перемен.

Огромной. Ужасной. Буйной. Буря поглотила нас, набросившись с такой
яростью, что оставалось лишь терпеть. Облики плыли, менялись, текли;
неизменным оставалось лишь пространство вокруг Душечки.

Следопыт взвизгнул. Пес Жабодав испустил вой, расползшийся метастазами
ужаса, как раковая опухоль. Они изменялись сильнее всего, превращаясь в тех
бешеных и гнусных тварей, которых я видел по пути на запад.

Госпожа крикнула что-то; буря унесла слова, но я уловил в ее голосе
торжествующие нотки. Она помнила эти обличья.

Я воззрился на нее.

Она не менялась.

Невозможно. Создание, по которому я вздыхал пятнадцать лет, не может быть
настоящей женщиной.

Обнажив жуткие клыки, пес Жабодав кинулся в сердце бури, пытаясь
добраться до Госпожи. Он тоже узнал ее. Он собирался покончить с ней, пока
она беспомощна вблизи Душечки. Следопыт ковылял за ним, такой же обалделый,
как и в человеческом облике.

Хлестнула ветвь Праотца-Дерева, смахнув пса Жабодава, как человек
отпихнул бы нападающего щенка. Трижды пес отважно кидался на него и трижды
был сметен. На четвертый раз в морду ему ударила праматерь всех молний,
отшвырнув дымящуюся тушу к самому ручью, где она с минуту лежала,
подергиваясь. Потом пес с воем ухромал в пустыню.

В то же время зверь-Следопыт кинулся на Душечку. Подхватив ее на плечо,
он бросился на запад. И когда зверь, бывший псом Жабодавом, выбыл из игры,
все взгляды обратились на Следопыта.

Может, Праотец и не бог, но голос у него подходящий. Когда он заговорил,
начали рушиться коралловые рифы. Те, кто стоял за границей прогалины,
вопили, зажав уши. Нам, оказавшимся ближе, было почему-то легче.

Не знаю, что говорил этот голос. Я не то что не понимал этого языка - я
не мог его узнать. Но Следопыт понял. Он отпустил Душечку, вернулся, чтобы
встать в самом сердце бури, перед лицом бога, пока его терзал могучий глас и
бешенство лиловых молний перемывало его уродливые кости. Он поклонился
Дереву, и пал ниц, и изменился по-настоящему.

Буря унялась так же неожиданно, как и возникла. Все рухнули на землю.
Даже Госпожа. Но сознания мы не потеряли. В тусклом свете заката я увидел
Взятых. Они решили, что настал их час.

Отступив, они набрали скорость, пронеслись по баллистической через
безмагию, и каждый выпустил четыре тридцатифутовых гарпуна для охоты на
летучих китов. А я сидел на земле, держа за руку их мишень, и пускал слюни.

- Они читают будущее не хуже меня, - прошептала Госпожа - как мне
показалось, с громадным усилием. - Я забыла об этом.

Тогда я не понимал, что она имеет в виду.

Восемь копий летели вниз.

Праотец-Дерево обратило на них внимание.

Ковры рассыпались под седоками.

Копья взорвались так высоко, что горящие обломки даже не долетели до
земли.

Взятые, впрочем, долетели. Спикировали по крутой дуге в плотные заросли
кораллов на востоке. Потом меня объяло забытье. Последнее, что я запомнил, -
что пустота покинула три глаза наших колдунов.

Глава 44
ПРОБУЖДЕНИЕ

И были сны. Бесконечные кошмары. Когда-нибудь, если я проживу достаточно
долго, если я переживу кошмар грядущий, я, может быть, запишу их, ибо в них
- история бога, что есть Дерево, и твари, скованной его корнями. Нет.
Наверное, нет. Достаточно описать одну жизнь, полную борьбы и ужаса. Мою
собственную. Первой пошевелилась Госпожа. Потянулась и ущипнула меня. От
боли встрепенулись нервы.

- Встань, - выдохнула она едва слышно. - Помоги мне. Надо перенести твою
Белую Розу. Ничего не понимаю.

- Безмагия.

Меня трясло. Я подумал, что это реакция на то, что нас сразило.

- Тварь внизу - от нашего мира. Дерево - нет.

Трясло не меня. Трясло землю. Тихой и частой дрожью. Теперь я услышал
звук. Далеко-далеко внизу.

Я начал понимать.

Страх - удивительная сила. Ноги подняли меня сами. Над головой заходилось
звоном Праотец-Дерево. В голосе ветряных колокольцев звучала паника.

Госпожа тоже поднялась. Мы проковыляли к Душечке, поддерживая друг яруга.
Каждый неуверенный шаг разгонял медлительную кровь. Я посмотрел Душечке в
глаза - она была в сознании, но парализована. Лицо ее застыло маской страха
и недоверия. Мы подняли ее, держа под мышки. Госпожа начала отсчитывать
шаги. Не припомню, чтобы я когда-нибудь так надрывался. И не припомню, чтобы
такой подвиг я совершил благодаря только силе воли.

Земная дрожь быстро переросла в дробь конского галопа, потом в грохот
лавины, потом в землетрясение. Почва вокруг Праотца-Дерева зашевелилась,
вздыбилась. В небо ударил фонтан огня и пыли. Дерево вызвонило вопль. Синие
молнии бились в его кроне. Мы все быстрее отступали по ручью.

За нашими спинами кто-то завизжал.