особенно, если она открывается твоему взору с кокетливой
неторопливостью профессиональной стриптизерки. Только что твой взгляд
зацепился за темно-зеленую точку, а через несколько минут это
крошечное пятнышко вырастает и начинает пениться, как закипающее на
медленном огне варево старой колдуньи - и ты сам не понимаешь, каким
образом оно превращается в густую рощу незнакомых деревьев, а светлые
крупинки, разбросанные по темному фону, вдруг оказываются уютными
одноэтажными домиками - кажется, еще немного, и ты сможешь разглядеть
в окнах лица их обитателей... Я сам не заметил, как почти влюбился в
этот берег - иногда очаровать меня бывает легче легкого...
используя все имеющиеся в его распоряжении подручные средства.
Впрочем, он не слишком шумел: наверное, окончательно уяснил, что его
дело пахнет керосином, и утратил свой обычный задор. Я все взвесил, и
решил, что могу позволить себе роскошь оставить все как есть: очень уж
мне не хотелось с ним общаться.
мне сзади, пока я распахнув рот рассматривал экзотическую толпу,
собравшуюся на берегу. К этому моменту между нами и землей оставалось
не больше сотни метров - наше путешествие благополучно завершилось, я
и опомниться не успел.
Скажу тебе больше, я просто в восторге! Уже часа два стою здесь, как
приклеенный, глаз отвести не могу.
жрать хочется - передать тебе не могу! Да и спать тоже. Все-таки
тяжелая это работа - ворожба! Тяжелее не бывает... - он отчаянно
зевнул, наглядно доказывая свое утверждение.
сторону кормы, где томился наш пленник. - Дурни мы с тобой, Ронхул,
что не заткнули ему пасть, пока он спал! В какой-то момент я
почувствовал, что он мне мешает, но он почти сразу угомонился - или я
перестал обращать внимание на его вопли? В любом случае, все обошлось!
которая лежала в твоей каюте? Ты был столь любезен, что предложил мне
ее опустошить... Так вот, я решил, что ему нужнее.
такую никчемную глотку!
заметил я.
хорошо кончается. Сейчас жрать будем, Ронхул! Причем не какую-нибудь
дрянную страмослябскую "хряпу", а солено-квашеную умалу
по-халндойнски, и копченую грудку питупа, и свежий салат из молодых
стволиков фафуды, и жареную халдобу с медовой подливкой... ох, у меня
слов не хватает! Самый лучший трактир в Сбо - в нескольких шагах от
причала. А хозяйничает там старая бунабская ведьма - суровая, как
трезвый альганец, но самая лучшая повариха на всех островах Хомайского
моря!
сказал я. - Сейчас плюну на все и отправлюсь туда вплавь: сил моих нет
ждать, пока ты причалишь, как положено.
потерпеть и остаться в сухой одежде. - Кроме того, ради тебя, Ронхул,
я готов почти на все - но бросить без присмотра сундук с кумафэгой?
Никогда!
думать, что это за "жареная халдоба" такая.
из всех, что водятся в этом замечательном море, размером с хорошую
лодку, и клянусь древними ветрами, сегодня я сожру ее целиком!
внезапно проснулись мазохистские наклонности, и я с замирающим сердцем
ждал ответа.
на зубах и таят во рту... Ох, Ронхул, ну что тут можно сказать?! Пока
не попробуешь, не узнаешь...
мои ноги соприкоснулись с черной землей Халндойна, гладкой и твердой,
как титановое покрытие. Хэхэльф последовал за мной, волоча за собой
наш бесценный трофей. Теперь, когда мы извлекли из сундука Давыда
Разъебановича, его вполне можно было поднять в одиночку, невзирая на
внушительные размеры. Кумафэга оказалась почти невесомой.
окружили здоровенные дяди, такие же симпатичные, как он сам. Насколько
я понял, какая-то часть этих ребят была из его постоянной команды,
остальные - просто приятели. И вообще у меня создалось впечатление,
что все жители Сбо не просто знакомы друг с другом, а связаны между
собой дружескими, почти родственными узами. Что потрясло меня больше
всего: все они были абсолютно нормальными людьми - почти такими же,
как мои друзья, оставшиеся в неопределенном "где-то", или "когда-то".
До сих пор все мои новые знакомые в этом мире оказывались совершенно
эксцентричными типами - за исключением, разве что, Мэсэна, который,
впрочем, скорее всего просто показался мне нормальным человеком - по
сравнению с Таонкрахтом, его двухголовым приятелем
Гальтом-Бэтэнбальдом и светящимися в темноте великанами Ургами...
Разумеется, Хэхэльф знакомил меня со всеми, кто встречался на нашем
недолгом пути к трактиру. И разумеется, я не запомнил ни одного имени:
информации оказалось слишком много, так что в моей бедной голове тут
же сработали какие-то таинственные предохранители, и я вообще перестал
фиксировать происходящее - да и осознавал-то это самое "происходящее"
постольку-поскольку... Впрочем, все к лучшему: мой опыт уже
неоднократно показывал, что когда я начинаю функционировать в режиме
"автопилота", окружающие тут же охотно впускают меня в свои сердца, а
вот когда мой разум честно приступает к своим обязанностям, в моих
взаимоотношениях с прочими членами человеческого сообщества возникает
некоторая напряженность...
полубессознательное состояние, не выпив почти ни капли вина: слишком
много еды и еще больше новых впечатлений произвели на меня совершенно
сокрушительный эффект. Самым грандиозным событием вечера для меня стал
торжественный вынос обещанной жареной халдобы. Не знаю, что впечатлило
меня больше: гигантские размеры подрумяненной рыбины, блюдо с которой
едва поместилось на длинном столе, за каковым сидело не меньше дюжины
человек, не считая самого Хэхэльфа, который восседал во главе стола
верхом на драгоценном сундуке, или хваленая хозяйка трактира,
невообразимо угрюмая пожилая женщина, одетая только в цветастую юбку и
массивное драгоценное ожерелье, с грехом пополам прикрывающее голую
грудь. Эта потрясающая дама умудрилась подать нам сие чудовище, не
прибегая к посторонней помощи, и мой разум до сих пор отказывается
смириться с этим вопиющим фактом. Не могу сказать, что Хэхэльф
выполнил свое обещание и съел халдобу в полном одиночестве, но
четверть он одолел без посторонней помощи, за это я ручаюсь!
себе в голову, что его надо покормить. С Хэхэльфом случился приступ
гомерического хохота, но я настоял на своем. Глаза бы мои не видели
эту страмослябскую рожу, но я почему-то не мог смириться с мыслью, что
где-то поблизости находится несчастное, голодное живое существо,
тщетно оглашающее окрестности жалобными воплями "ибьтую мэмэ". В
довершение ко всему я вспомнил, что именно Давыд Разъебанович таскал
мне воду и ненужную в моем тогдашнем положении еду все время, пока я
сидел на рее, и мне припекло немедленно отплатить ему за эти мелкие
услуги. В конце концов Хэхэльф понял, что меня легче убить, чем
переубедить, и быстренько организовал небольшую спасательную
экспедицию на "Чинки" во главе со мной, любимым. Меня сопровождали два
симпатичных мордоворота, которые оказались его матросами. Мордоворотам
был дан приказ тащить пакеты с гостинцами для нашего пленника,
следить, чтобы я не свалился в воду и не сунулся на чужой корабль, и
вообще доставить меня обратно в трактир целым и невредимым. После
того, как я убедился, что связанные руки не мешают Давыду
Разъебановичу жадно поглощать шедевры халндойнской кухни - этот
неуклюжий с виду дядя изгибался, как шланг! - я утратил интерес к
собственной благотворительной миссии и запросился обратно. Надо отдать
должное хэхэльфовым матросам: один из них повел меня в трактир, а
другой остался рядом с пленником: следить, чтобы тот не подавился на
радостях, я полагаю...
еще и с гудящей, словно с перепоя головой, я чуть было не решил, что
все в порядке: старый бродяга Макс вспомнил свою развеселую юность,
перебрал на дружеской пирушке, всю ночь мучился кошмарами, но теперь
проснулся, так что все хорошо... Правда уже через несколько секунд я
вспомнил, что дружеская пирушка действительно имела место, но
веселился я в обществе некоего симпатичного господина Хэхэльфа
Кромкелета из Инильбы и его старинных приятелей, в населенном пункте
под названием Сбо, на острове Халндойн, так что и проснулся я не
где-нибудь, а именно на острове Халндойн, будь он неладен, в доме
этого самого Хэхэльфа, состоящего почти исключительно из спален для
Акунин Борис
Шилова Юлия
Акунин Борис
Якубенко Николай
Сертаков Виталий
Лондон Джек