терпеливого изучения? В чем ключ к истине? Ну уступи, выдай свою
собственную тайну. Подобно морскому черту, вытащенному из глубины,
которого поймали и приказывают рассказать обо всем, что находится там,
внизу, глубоко в водяной бездне. Но черт ведь не притворяется, он
безмолвно погибает от удушья, становится камнем или глиной, мертвым
веществом, вновь возвращается в твердую субстанцию, обычную для неживого
мира. Металл извлечен из земли, - подумал он, глядя на серебро, - снизу,
из мест, спрятанных ниже всех других, из самых плотных слоев, из мира
троллей и пещер, сырого, всегда мрачного мира тьмы, в ее безысходном,
наиболее тоскливом виде, мира трупов, гниения, разложившихся останков,
всего умершего, слой за слоем откладывающегося под нами и постепенно
распадающегося на элементы, демонический мир неизменности, времени,
которого не было. И все же здесь, на солнце, серебряный треугольник
сверкает, отражает свет, огонь. Это вовсе не сырой или темный предмет,
вовсе не отяжелевший, потерявший живое, а пульсирующий им. Он принадлежит
к самой высшей сфере, сфере света, как и положено произведению искусства.
Да, это работа настоящего художника: взять кусок скалы из темной
безмолвной земли, а превратить его в сверкающий небесный свет, и тем самым
вернуть жизнь мертвому. Труп превращается в тело, полное жизни; прошлое
отступает перед будущим. Так кто же ты: темный мертвый мрак или
ослепительно живой свет?" Серебряная вещица на ладони плясала и ослепила
глаза. Он прищурился, наблюдая теперь только за игрой ладони.
она приковала его внимание. Он не мог оторвать от него взора. Она как
будто приворожила его к себе своей загадочностью, своей сверкающей
поверхностью, и он уже был не в состоянии управиться с нею, не мог от нее
избавиться по своей воле.
свои силки. Я хочу услышать твой голос, ослепи меня чистым белым светом,
таким, какой мы ожидаем увидеть только в загробной жизни. Но мне не
обязательно дожидаться смерти, распада моего мира, того времени, когда
душа будет искать иного прибежища. и все эти устрашающие или
доброжелательные божества - мы обойдемся без них так же, как и без
тусклого дымного света, и пройдем мимо совокупляющихся пар, мимо всего,
кроме этого света. Я готов без страха стать к нему лицом. Замечаешь, что я
не отвожу глаз? Я ощущаю, как горячие ветры кармы гонят меня, и тем не
менее я остаюсь здесь. Мое воспитание было правильным: я не должен
морщиться от чистого белого света, потому что если я это сделаю, я еще раз
войду в круговорот рождения и смерти, никогда не познаю свободы, никогда
не получу отпущения. Покровы бремени жизни, покровы "майя" вновь ниспадут
на меня, если я...
заслонила солнце.
скамьей.
нужно разнять составные части? У моего сына их целая куча. Некоторые из
них очень трудные.
нирвану исчез, уничтожен этим белым варваром, неандертальцем - янки. Этот
недочеловек предположил, что я ломаю голову над детской пустой забавой".
успокоиться. Ужасная, свойственная низшим классам шовинистическая
расистская брань, совершенно меня недостойная".
оправдания страсти.
движении".
движения. Мистер Тагоми остановился около бордюра.
толпой. Никогда не найдешь педикэба, когда он особенно нужен.
безобразное сооружение вдали. Как будто продолжение кошмарной американской
горки, закрывающее все поле зрения. Огромное сооружение из металла и
бетона, будто повисшее в воздухе.
считают, что он испортил весь вид.
сегодня запропастились педикэбы?" Он пошел быстрее. Все вокруг было
каким-то тусклым, наполненным сизым дымом, вид имело мертвенный. Пахло
чем-то горелым. Угрюмые серые здания, тротуар, какой-то особенно бешеный
темп движения по тротуару. И до сих пор ни одного педикэба!
жестокие огромные орудия разрушения, невиданных доселе форм. Он старался
не глядеть на них и смотрел только перед собой. Это какое-то искажение
зрения особо зловредного свойства, расстройство, вызвавшее нарушение
чувства пространства. Горизонт впереди изгибался.
поглощены ужином. Мистер Тагоми толкнул деревянную вращающуюся дверь.
Запах кофе, нелепый музыкальный ящик в углу, оглушительно ревущий.
белыми.
Несколько белых оглянулись. Однако никто не покинул своего места, никто не
уступил ему стула. Они просто продолжали свой ужин.
враждебными глазами, и никто из них не шевельнулся.
занесли меня неизвестно куда. Что это за видение, чего? Выдержат ли мои
чувства все это? Да, "книга мертвых" подготовила нас к этому: после смерти
перед нами промелькнут многие, и все они будут казаться враждебными нам.
Каждый будет противостоять этому в одиночку. Ужасный путь - и всегда через
страдания, перерождение, будучи готовым воспринять какую-нибудь заблудшую,
павшую душу. Страшная иллюзия".
спиной, следующая ее створка подтолкнула его на тротуар. "Где я? Вне
своего мира, своего пространства и времени. Серебряный треугольник сбил
меня с толку. Я сорвался со своих швартовых, и меня ничто не удержит: вот
конец всех мои попыток, урок мне навсегда. Зачем идти вразрез своему
мироощущению? Для того, чтобы полностью заблудиться, потеряв все свои
указательные столбы и остальные знаки, которыми можно было бы
руководствоваться? Нужно прекратить это ужасное брожение среди теней,
снова сосредоточиться и вернуться в свой мир".
исчез, остался на скамейке в парке вместе с портфелем. Катастрофа.
бездельники удивленно глядели ему в вслед, когда он бежал по дорожкам.
вот он, упал в траву и лежит почти незаметно там, куда он его в ярости
зашвырнул.
запыхался.
отдышавшись. - Внимательно гляди на него, даже насильно, и считай, ну,
хотя бы до десяти, но медленно и громко. Что за идиотские сны наяву!
Соперничество наиболее пагубных аспектов, присущих юности, но совсем
нечистая непорочная невинность истинного детства. И не причем здесь мистер
Чилдан или ремесленники. Надо винить только собственную жадность. Разве
можно силой что-нибудь понять?"
должным образом оценил язвительные слова святого Павла о том, что иногда
мы видим мир в кривом зеркале. Это не просто метафора, а проницательный
Володихин Дмитрий
Флинт Эрик
Гуревич Георгий
Роллинс Джеймс
Березин Федор
Самойлова Елена