звонила, а та сказала, что в Англию.
проступили желтоватые крапинки; такие возникают, когда отдираешь
искусственные ногти. Нужно бы сначала обработать их растворителем, подумала
Мона, а потом лечебной мазью.
шоссе, временами одинокий красный фонарь высоко на какой-нибудь вышке. Вот
когда стали приходить другие голоса. И пошло: туда-сюда, туда-сюда. Голоса,
потом Молли, опять голоса, опять Молли. Если разговор что-то и напоминал,
так это попытки Эдди заключить сделку, только Молли умела это делать гораздо
лучше, чем он. Даже не понимая, о чем идет речь, Мона была уверена, что
Молли вот-вот своего добьется. Но она, Мона, просто не в состоянии это
выдерживать, ей не вынести... присутствия этих голосов. Когда они приходили,
ей хотелось забиться в угол как можно дальше от Энджи. Хуже всего был тот,
кого звали Сам-Эдди или что-то вроде того. Все голоса требовали, чтобы Молли
отвезла Энджи куда-то ради чего-то, что они называли свадьбой. Тут Мона
задумалась, не замешан ли здесь как-то Робин Ланье. Скажем, если Энджи и
Робин собираются пожениться, то это просто безумная выходка, авантюра, в
какие пускаются все звезды, чтобы заключить брак. Правда, ей никак не
удавалось заставить себя поверить в это, и каждый раз, когда возвращался
голос этого Сам-Эдди, волосы у Моны вставали дыбом. Однако она сообразила,
что именно пытается выторговать Мол ли. Молли хотела, чтобы все файлы с
информацией о ней где бы они ни находились были вычищены, стерты. Мона с
Ланеттой смотрели как-то фильм о девчонке, у которой было десять или
двенадцать личностей, проявляющихся по очереди. Скажем, если одна была
скромной малышкой, то другая прожженной шлюхой, но в фильме ничего не
говорилось о том, что какая-то из этих личностей была способна стереть досье
на себя в полиции.
холмы цвета ржавчины там, где ветер сдул белизну.
у дальнобойщиков, но Молли ее не включала, кроме одного раза чтобы поискать
цифры, которые называл ей голос. Через некоторое время Мона поняла, что
именно Энджи указывает Молли, куда ехать, или, во всяком случае, это делают
страшные голоса. Моне сильно хотелось, чтобы поскорее настало утро... Однако
ночь еще не кончилась, когда Молли, погасив свет и прибавив скорость,
понеслась сквозь тьму...
двигалась в темноте у Джеральда. Тут ховер немного притормозил, вписался в
длинный поворот и затрясся на неровной почве. Огоньки на приборном щитке
погасли, будто вырубились все приборы.
окном какой-то вращающийся падающий предмет, а над ним что-то еще... похожее
на серую луковицу...
что- то врезалось ховеру в бок. Она столкнула Энджи на пол и накрыла ее
шубой. А потом Молли резко свернула влево, и ховер пронесся мимо чего-то,
что Мона никогда еще в жизни не видела. Мона глянула вверх: на долю секунды
появилось в призрачном свете большое полуразрушенное черное здание, над
p`qo`umsr{lh настежь воротами горела единственная белая лампочка. И вот они
уже проскочили в эти ворота, турбина взвыла на задней передаче.
это.
то пропадал, то слышался, то пропадал, как будто кто-то включал и выключал
звук. И смех был уже вовсе не похож на смех, когда Мона открыла глаза.
обычно хранила на брелке для ключей. Силуэт девушки был неотчетлив, луч
уперся в расслабленное лицо Энджи. Девушка перевела взгляд на Мону, увидела,
что та смотрит в ответ, и похожий на смех звук прекратился.
растрепанными обесцвеченными волосами.
потом снова подозрительно посмотрела на Мону. Это не вы?
полученные от различных дружков таков был кливлендский обычай.
как грязь.
Черри они увидели, как на лице Энджи задергались мускулы.
свадьбе?
ноздри побежала тоненькая струйка ярко-алой крови. Энджи открыла глаза,
поморщилась от резкого света.
Молли и сказала ей, что делать. Но Черри трясло от одной мысли о том, чтобы
остаться здесь, в бывшем цеху; она сказала: это из-за людей снаружи, у них
пушки. Мона вспомнила звук, когда что-то ударило в бок ховера. Забрав у
Черри фонарик, она повернулась к дверце. В правом борту оказалась дырка как
раз такого размера, чтобы Мона смогла просунуть в нее палец, а в левом
нашлась еще одна, но уже больше в два пальца.
Слик, пока эти люди не решили войти внутрь. Особой уверенности Мона не
испытывала.
Графа...
чертовски холодно, а Мона была по-прежнему без чулок. Но наконец-то!
завязался рассвет: серым на черном стали вырисовываться прямоугольники
скорее всего, окна. Девушка по имени Черри вела их, по ее словам, куда-то
шла Энджи, Мона же завершала процессию.
nrveohr| эту дрянь, Мона обнаружила, что на ощупь это напоминает пла
стиковый пакет. Липкий. Внутри мелкие твердые штучки. Она глубоко вдохнула и
выпрямилась, засунув пакет в боковой карман куртки Майкла.
Мех Энджи обметал руку Моны на шершавых и холодных перилах. Площадка,
поворот, еще один пролет лестницы, еще площадка, снова лестница. Откуда-то
потянуло холодом.
ладно? Потому что он вроде как... ну... уходит из-под ног...
высоким потолком, и провисающие полки, набитые растрепанными выцветшими
книгами (Мона сразу же вспомнила о старике), и нагромождение каких-то
консолей с извивающимися повсюду кабелями, и этот худой человек в черном
глаза горят, а волосы сзади затянуты в хвост, который в Кливленде называют
мертвый парень.
распознавать их с первого взгляда. У смерти есть свой цвет. Время от време
ни во Флориде кто-нибудь лежал на куске картона на боковой дорожке возле
сквота. Просто лежал и не поднимался. Одежда и кожа приобретали оттенок
пыльной дорожки, и все же оттенок этот становился совсем другим, когда эти
овощи наконец отдавали концы. Тогда приезжал белый фургон. Эдди говорил, что
это потому, что, если их не забрать, их раздует. Как кошку, которую как-то
видела Мона. Кошка вздулась, как баскетбольный мяч, лежала на спине, лапы и
хвост торчали во все стороны, как твердые палки Эдди это еще насмешило.
Мона-то знала, что означает подобный взгляд, и Черри издала сдавленный звук,
похожий на стон, а Энджи так просто застыла у двери.
у нее образовался огромный парень с грязными волосами, выглядевший тупым,
как пень.
прямо над головой у худого и звон у Моны в ушах.