рукопожатиями со священником и старым ученым. Крошечные пальчики Рахили
скользнули по его локтю.
летающий коврик подпрыгнул метров на пять. Слегка покачиваясь, он начал
набирать высоту, словно взбираясь по невидимым рельсам.
над дюнами, затем повернул налево к пустошам. Он оглянулся только однажды.
Четыре фигуры у подножья Сфинкса - двое стоят, двое лежат - казались
отсюда, с десятиметровой высоты, крошечными. А ребенка на руках Сола уже
не было видно.
Поэтов, в надежде обнаружить там Мартина Силена. Интуиция подсказывала
ему, что упрямый поэт запросто мог свернуть туда.
высматривая Силена в потемках. Он прошел над городом на двадцатиметровой
высоте, лавируя между дырявыми куполами и остриями шпилей. Никаких следов.
Если даже Ламия и Силен проходили здесь, отпечатки их ног давно стер
ночной ветер - тот самый, что теребил сейчас волосы Консула и рвал с него
одежду.
а потом вновь нащупывал шаткие поручни силовых линий, Консула не на шутку
подбрасывало. Коварное магнитное поле Гипериона и изношенные левитационные
нити могли в любую минуту швырнуть его на землю, задолго до того, как на
горизонте покажется Китс. Он несколько раз позвал Силена, но никто ему не
ответил, только стая голубей с шумом сорвалась со своих насестов под
разбитым куполом древней галереи. Покачав головой, Консул повернул на юг,
к Уздечке.
самой первой серии подобных игрушек, изготовленных вручную Владимиром
Шолоховым, известным на всю Сеть знатоком чешуекрылых и конструктором
электромобилей, возможно даже, тот самый коврик, который он преподнес
своей юной племяннице. Любовь Шолохова к девочке вошла в легенды, как и то
обстоятельство, что она отвергла его подарок.
воздушным движением ковры-самолеты вскоре запретили, на колониальных
планетах ими продолжали пользоваться. На Мауи-Обетованной этот коврик свел
деда Консула с его бабкой.
проделал путь, который несколько дней назад занял у них почти два часа.
Вначале он планировал сесть у Башни Хроноса и поискать следы Силена, но
друзья отговорили его: что бы ни случилось с поэтом, Консулу не следовало
подвергать себя опасности в самом начале путешествия. Поэтому он
удовлетворился тем, что сделал круг над Башней, заглядывая в окна и
выкрикивая имя поэта. При желании Консул мог бы дотронуться до перил
балкона, откуда трое суток назад им открылась долина.
опасная близость отвесных каменных стен заставили Консула крепче
схватиться за края коврика. Наконец, облегченно вздохнув, он заложил
вираж, набрал высоту и начал карабкаться к перевалу, где в свете звезд
белели снега.
перевалу, а дальше соединяли один пик-девятитысячник со следующим,
высящимся с другой стороны широченного хребта. Здесь стало еще холоднее, и
Консул мысленно похвалил себя за то, что захватил из багажа Кассада лишнюю
термонакидку. Он скорчился под ней в три погибели, стараясь уберечь от
мороза кисти рук и щеки. Осмотическая маска прильнула к лицу, как голодный
зверь-симбионт, жадно выискивая и всасывая редкий здесь кислород.
метрах внизу блестели покрытые ледяной коркой тросы. Герметичных
вагончиков подвесной дороги не было видно. Он летел над ледниками, голыми
вершинами и темными долинами, и от небывалого одиночества у него
захватывало дух. Теперь Консул был рад, что отправился в это путешествие:
его стоило совершить хотя бы ради того, чтобы еще раз (наверное, в
последний) увидеть Гиперион - все еще прекрасный, не оскверненный ни
Шрайком, ни угрозой вторжения Бродяг.
двенадцать часов. Сейчас, несмотря на небольшую скорость (двадцать
километров в час, что для ковров-самолетов далеко не рекорд), Консул
одолел этот путь за шесть часов. Восход солнца застал его среди вершин.
Разбуженный первыми лучами, он вздрогнул, удивленно сообразив, что спал. В
пятидесяти метрах от себя Консул увидел вершину, заслонившую небо - она
была всего метров на пять выше коврика и стремительно приближалась. Прямо
перед его глазами оказался снежный склон с выступающими камнями. Огромная
черная птица - одна из тех, что местные жители зовут предвестниками, -
снялась с обледеневшего карниза и парила в разреженном воздухе, кося
черным глазом-бусинкой на человека. Консул торопливо заложил крутой вираж,
и в этот момент в левитационных нитях что-то хрустнуло. Ковер камнем упал
метров на тридцать, но потом вновь нащупал магнитную опору и выровнялся.
Хорошо, что он догадался, привязать ремни рюкзака к поясу, иначе все его
снаряжение уже валялось бы далеко внизу, на леднике.
все на свете и сбился с курса! На миг Консул поддался панике и принялся
швырять коврик то в одну, то в другую сторону, высматривая проход между
торчащими вокруг вершинами, похожими на острые зубы. Тут он увидел впереди
золотые отблески рассвета на склонах, а позади, через ледники и
высокогорную тундру, тянулись длинные тени. Это означало, что он на верном
пути. За последней цепью вершин лежит южное предгорье. А за ним...
сенсорным нитям, стал подгонять его, - но все же набрал высоту и обогнул
последний девятитысячник; отсюда открывался вид на горы пониже,
переходящие в предгорья. Всего-то три тысячи метров над уровнем моря! И
Консул с облегчением принялся спускаться.
южнее места, где он распрощался с Уздечкой. Колонна вагончиков обреченно
застыла у платформы западной станции. Приют Паломника - кучка домов внизу
- выглядел таким же безжизненным, как и несколько дней назад. А вот
ветровоз, оставленный ими у низкого причала, на отмели Травяного моря,
бесследно исчез.
ноги, а потом на всякий случай скатал коврик. После этого он
воспользовался туалетом одного из покинутых домов на берегу. Когда Консул
вышел оттуда, ослепительное утреннее солнце, поднимаясь над предгорьями,
слизывало последние островки тьмы. На юг и на запад, насколько хватало
глаз, простиралось Травяное море, гладкое, как скатерть; случайный ветерок
поднимал на его бирюзовой поверхности легкую рябь, обнажая ультрамариновые
и шафранные стебли. Это так напоминало волны, что казалось, будто сейчас
вспенится белый гребень или выпрыгнет рыба.
двадцатиметровые травяные змеи, и в случае катастрофы над "водами" этого
моря даже успешная посадка не сулила Консулу ничего хорошего.
Высота была сравнительно небольшой - каких-нибудь двадцать пять метров от
поверхности - но все же достаточной, чтобы не вводить травяных змей в
искушение. Переправа через Травяное море заняла у них почти сутки, но
ветровозу мешал встречный северо-восточный ветер. Консул решил, что сейчас
ему потребуется часов пятнадцать, не больше. Он дотронулся до нужных
нитей, и коврик послушно начал набирать скорость.
растворились в туманной дымке. Еще через час вершины стали заметно
укорачиваться, скрываясь за линией горизонта. А спустя два часа на севере
виднелся лишь самый высокий пик - смутная зазубренная тень над голубой
мглой.
невозмутимое, если не считать случайной ряби и борозд от ветра. Здесь было
гораздо теплее, чем к северу от Уздечки. Сначала Консул скинул
термонакидку, потом пиджак, а потом пришлось стянуть с себя и свитер.
Солнце припекало не на шутку, что было удивительно для столь высоких
широт. Консул пошарил в рюкзаке, отыскал помятую и обтрепанную треуголку,
так горделиво сидевшую на нем всего двое суток назад, и нахлобучил на
голову - лоб и макушка уже начали чесаться.
смаковал пресные белковые лепешки из армейского рациона, словно это было
филе барашка. Самым изысканным блюдом была вода, и Консул едва удержался,
чтобы не опустошить все бутылки сразу.
море. Консула начало клонить в сон. Каждый раз он просыпался от мысли, что
вот-вот свалится, и в страхе цеплялся за жесткие края ковра-самолета, пока
не сообразил, что надо привязать себя к нему единственной веревкой,
оказавшейся у него в рюкзаке. Но садиться ради этого ему не хотелось -
трава здесь выше человеческого роста и вдобавок очень острая. Правда,
"усы" на поверхности моря - признаки обитания травяных змей - до сих пор
ему не попадались, но это ничего не значило: он вполне мог сесть прямо на
голову отдыхающей в тени твари.
автоматизированная колымага была, по-видимому, запрограммирована Церковью