Чтение 53–й страницы книги ~Солнечные стрелы~

пробуждения своего повелителя. Неслышно возникнув в опочивальне, они
умыли его, одели, подали еду и вино. Есть не хотелось, но вино оказалось
хорошим. Он успел опорожнить всю бутыль, прежде чем перед ним появилась
Галия.

Смеющаяся ночная обольстительница куда-то исчезла. Теперь перед ним
стояла асанианская леди, закутанная в шелка, накрашенная и пахнущая,
словно ящик торговца духами. Она решительно отвергла его попытки
заглянуть ей в глаза, даже когда он двумя пальцами вздернул ее
подбородок.

- Галия, - изумленно сказал он, - что случилось с тобой?

Ее лицо было непроницаемым.

- Я уже не девица, - непривычно тихо проговорила она. - Я должна
вести себя, как подобает женщине.

- Кто тебе это сказал?

- Таков обычай, - ответила она.

- К черту обычай! - сердито воскликнул он.

Какой-то дурак позолотил ей веки. Он стер вязкий грим пальцами,
брезгливо морщась.

- В прежнем своем виде ты нравилась мне больше. Неужели всю свою
жизнь ты хочешь проходить в этих шелках? Как ты сумеешь сесть на сенеля?
Куда поскачешь с таким размалеванным лицом?

- Женщины никогда не ездят верхом.

- Даже если им прикажет сам император?

Она широко раскрыла глаза.

- Император приказывает мне?

- Да.

Галия вспыхнула. Ее глаза засияли как драгоценные камни. Волнуясь,
она разгладила какую-то складку на своем туго обтянутом шелком бедре.

- Я выгляжу смешно?

- Ты выглядишь великолепно, - сказал он, - но несколько стеснена. Я
предпочитаю видеть тебя в брюках.

Яркий румянец пробился сквозь слой пудры. Встав на цыпочки, она
крепко поцеловала его и убежала. Вприпрыжку. Путаясь в длинном подоле,
волоча за собой шлейф.

Волна умиления подкатила к его сердцу. Слишком, быть может, большая
волна. Он знаком велел принести еще одну флягу вина. Волшебный напиток
горячил кровь и приглушал чувства, делая его вновь хитрым и расчетливым
повелителем Асаниана.

Корусан нес охрану императорских покоев.

***

Эсториан не знал, как расценить острый взгляд, которым одарил его
слуга. Этот взгляд можно было истолковать по-разному, но он никак не
относился к разряду восхищенных. Что таилось в нем? Зависть? Или ирония?
Эсториан не стал выяснять. Император не должен копаться в душах
собственных слуг. Он должен повелевать ими.

Это заключение не подтвердили ни заседание Высшего двора, где он
давал аудиенцию компании желтолицых словоохотливых принцев, ни верховая
прогулка в одном из внутренних двориков, которую он имел удовольствие
себе разрешить.

Умизан капризничал больше, чем когда-либо. Эсториан вынужден был
сделать ему выговор.

- Брат, - сказал он в плоское, прижатое к черепу ухо. - Ты хочешь,
чтобы я отпустил тебя на свободу?

Ухо не изменило своего положения. Умизан взбрыкнул, коротко и
сердито.

- Да, - кивнул Эсториан. - Я не стану тебя больше удерживать. Здесь
ты свихнешься.

Голубой глаз повернулся к нему.

- Сам я не могу составить тебе компанию, а ты уходи. Юлия сделала это
давно, и я не осуждаю ее за это. Она свободна в своих поступках. Будешь
свободен и ты.

Умизан привстал на дыбы, подергивая хвостом, как огромная кошка.
Потом опустил копыта и замер. Кожа в его паху сморщилась и разгладилась.
Он фыркнул.

Слезы навернулись на глаза Эсториана - первые слезы за весь этот
долгий сезон.

- Да, брат. Такова жизнь. Утром я отошлю тебя.

Сенель помотал головой. Эсториан ласково огладил его шею.

- Это не навсегда, мальчик. Только до тех пор, пока я не покину
Кундри'дж.

- Он понимает вас?

Голос оленейца звучал удивленно. Эсториан соскользнул с седла и
запустил пальцы в густую лоснящуюся гриву.

- Это мой четвероногий братец, - сказал он. - По одной из совсем уж
сумасшедших ветвей нашего рода.

Корусан обошел вокруг жеребца. Уши сенеля поворачивались за ним, но
он больше не пытался прижать их к черепу. Любопытно, подумал Эсториан.
Умизан не терпел незнакомцев, особенно асаниан. Но этому мальчугану он
даже позволил погладить себя, что означало высокую степень приязни.

- Он очень хорош, - сказал Корусан.

- Можешь проехаться на нем, - позволил Эсториан.

- А он разрешит мне?

- Об этом спроси у него сам.

Корусан протянул руку к наморднику жеребца. Он не сказал ни слова. Но
Умизан, дружелюбно всхрапнув, ткнулся носом в протянутую ладонь.

Корусан принял поводья и, ухватившись за гриву сенеля, птицей взлетел
в седло.

Он держался совсем неплохо. Асаниане знают толк в верховой езде. Он
управлял Умизаном легко, но без излишней фамильярности. Жеребец,
повинуясь воле наездника, проделал несколько сложных курбетов и
закружился в танце, взрывая копытами песок. Эсториан не видел лица
оленейца, но чувствовал, что он улыбается.

Он бросил жеребца вперед и заставил его замереть в двух шагах от
хозяина. Глаза черного воина блестели, но голос был холоден, как зимняя
ночь.

- Да, вам следует отослать его в стадо. Ему не нравится здесь.

- Он и тебе успел об этом сказать?

Эсториан ощутил укол ревности.

- Мне кажется, мы поняли друг друга.

Он вновь погнал голубоглазого красавца по кругу, затем спешился и
подвел его к Эсториану. Умизан, коротко заржав, ласково ткнулся мордой в
хозяйское плечо. Эсториан улыбнулся. Ревность его улеглась.

Из конюшни они возвращались бок о бок. Мужчина и его тень. Император
и его оленеец.

Глава 27

Вэньи после ухода Эсториана долгое время стояла не двигаясь. Ужас,
зародившийся в самой сердцевине ее существа, постепенно заполнил каждую
клетку тела. Колени Вэньи подогнулись, она рухнула на пол, стараясь
удержать слезы - предательские слезы, готовые хлынуть из ее глаз.

И они хлынули, горячо и неудержимо, орошая щеки, стекая на каменный
пол. Рыдания длились до тех пор, пока в горле не запершило и ребра не
заболели от конвульсивных содроганий. Затем слезы иссякли, и она
засмеялась. Это был слабый, беззвучный смех, он отрезвлял разум и
укреплял дух.

Потом она спустилась к Вратам. Это было не ее время, но один из
жрецов хотел уйти с дежурства пораньше и просил его подменить, поэтому
появление Вэньи в неурочный час не вызвало у остальных удивления. Здесь
вообще мало чему удивлялись. Даже неудачное покушение на жизнь
императора почти что не обсуждалось. Какой-то наемник каких-то
мятежников, простолюдин, а возможно, уличный чародей сунулся не туда,
куда надо, за что и был справедливо и скоро наказан. Вся эта история не
стоила выеденного яйца и ничего не значила рядом с Вратами, с их
огромной сверхъестественной силой.

В империи вообще не было магов, способных противостоять охранникам
Врат. Крупные чародеи, служившие лордам, находились под неусыпным
контролем храмов, а деревенские дикари, знахари, ведьмы и колдуны сидели
смирно по своим углам, не помышляя о каком-либо вредительстве, ибо
знали, что каждый проступок чреват неминуемой и быстрой расправой.
Жрецы, свершавшие Странствие, всегда были готовы исполнить свой долг, а
в особо серьезных случаях за дело брались карательные отряды магов,
состоявшие из набранных в храмах охотников. Чародеи, служившие лордам,
также имели право усмирять непокорных и широко пользовались им, ибо не
терпели соперников. Солнцерожденный поступил мудро, отдав предпочтение
свету и принизив значение тьмы. После внедрения в жизнь его жесткой
политики магия стала узаконенной и полезной вещью. Черная магия вкупе с
магией смерти была частично отвергнута, частично поставлена в строгие
рамки. Мир и покой воцарились на когда-то раздираемой распрями земле.

В чем в чем, а в грехе неведения магорожденных обвинить было нельзя.
Любой чародей, наращивающий свою силу работой или словами, поощрялся,
любой ребенок, имеющий дар, получал свое место при храме.

Вэньи, магорожденная и новообученная, омыла свою силу в мерцании
Врат. Их огонь был холодным и чистым, их энергия не иссякала. Здесь
мерно пульсировало Сердце Мира, и каждый охранник мог подключиться к его
биению. Вэньи всегда удивлялась гению человеческого разума, сумевшему
создать такое непостижимое сооружение, снабдив его исключительной
долговечностью. Строго говоря, маги Гильдии вовсе не являлись