могла сбить разве что природная катастрофа. Теперь, придя к решению,
король вскочил и зашагал к выходу. Никто не осмелился его остановить.
испуганные придворные. Взволнованная до такой степени, что страх уже
казался несущественным, Элистэ тоже пошла за ними.
добралась до осаждаемой передней, шум стал попросту оглушительным. Кричали
телохранители, толпа в коридоре отвечала подвыванием и гиканьем.
Опьяненные победой, мятежники наносили сокрушительные удары по двери. На
позолоченной поверхности уже проступили трещины, и в тот момент, когда в
переднюю вошел Дунулас, лезвие чьего-то топора пробило дверь насквозь,
вызвав с той стороны взрыв одобрительного рева.
нереальности. Она видела, как король отдает приказ своим телохранителям.
Один из солдат привязал к штыку голубой шарф в знак приглашения к
переговорам и просунул сквозь щель в двери. Раздались новые вопли триумфа,
и послышался крик:
сопровождающими и дал дополнительные команды. Написав на клочке бумаги
записку, капитан протолкнул послание сквозь щель. Видимо, записка
содержала неприемлемые для нападавших условия, потому что после минутной
тишины в коридоре разразилась настоящая буря, а затем одиночный голос
потребовал:
трещины. Дунулас мужественно расправил плечи, бросил взгляд на королеву,
стоявшую рядом очень прямо, затем кивнул офицеру. Тот собрался что-то
возразить, но король покачал головой, и все услышали его простой ответ:
вреда своему повелителю. Я знаю это.
парадных шпаг, но оружие осталось в ножнах. Дворянин покрыл бы позором
острие своей шпаги и свое имя, если бы схватился с простолюдином. Никакие
обстоятельства не могли служить этому оправданием.
в ловушку Возвышенных баррикады были быстро разобраны, и разбитые двери
широко распахнулись, чтобы впустить торжествующую толпу.
переднюю королевских апартаментов. В ту же секунду помещение оказалось
заполненным людьми до отказа. Они прибывали сотнями, и передние вынуждены
были продвигаться дальше - в аудиенц-залу, комнату для облачения короля,
гардеробную и спальню позади. Людская волна словно накрыла королевские
покои, радостно сметая все, что попадалось на пути, все разбивая и круша.
Набор миниатюрных бесценных украшений и безделушек исчез бесследно. Так же
быстро расправились и с королевской шифоньеркой, где хранились кольца его
величества, пряжки, наколенники, табакерки и часы с бриллиантами. В
гардеробной была снята обильная жатва из камзолов с золотым кружевом и
атласных бриджей, расшитых жилетов, туфель и сапог на алой подметке. Что
же касается мебели, которая оказалась слишком громоздкой, чтобы прихватить
ее с собой, то повстанцы выместили на ней все свое раздражение. Обитые
штофом стулья и кушетки были вспороты, парчовые портьеры и драпировка
изодраны в клочья, подсвечники погнуты, инкрустации выбиты, бронзовые
виньетки выдраны из гнезд. Один завзятый крушитель, закутавшись в
королевский халат канареечного цвета, поставил себе задачей сбивать
хрустальные подвески с канделябров в каждой комнате. Другой занялся
проделыванием дырок в деревянных панелях. Всеобщее возбуждение повсюду
находило выход в разрушении, а самое опустошительное из них было
предпринято в спальне его величества, где огромная кровать, отделанная
серебром, была буквально завалена содержимым комодов, а затем подожжена.
Сырые, туго набитые подушки и матрасы скорее обугливались, чем горели.
Слабые языки пламени вскоре погасли сами собой, но по апартаментам уже
успел распространиться густой зловонный дым.
удушливую атмосферу, где было жарко, тесно, тяжко от скопища немытых тел,
чесночного духа, пота, крови и пороха. Комната оказалась набита людьми до
отказа, поскольку большинство задерживались именно здесь. Еще сотни, не
найдя возможности протиснуться внутрь, заполняли коридор. У дверей в
растерянности стояли солдаты личной охраны короля, которые по приказу
своего повелителя уже сложили оружие. Потрясенные Возвышенные, прижатые к
стенам, загнанные в угол, стиснутые, сдавленные, получающие тычки, а порою
и плевки, пытались избежать соприкосновения с плебеями. А в середине толпы
находились Дунулас и Лаллазай, вызывая одновременно надежду и ненависть.
Они держались рядом, но не касались друг друга. Нежное выразительное лицо
королевы было непривычно неподвижным, в то время как король напоминал
растерянного мученика.
маркиза во Кивесс и несколько горничных, включая Кэрт. Между женщинами и
толпой стояла группа мужчин - Возвышенных. Замирая от ужаса и любопытства,
Элистэ вертела головой, пытаясь разглядеть, что происходит. Но людей было
слишком много, и стояли они слишком близко, поэтому она почти ничего не
видела, собственно, она даже дышала с трудом. Локоть Кэрт больно впивался
ей в ребра, темная головка Гизин во Шомель прижалась к ее щеке. В ушах
Элистэ стоял гул, легкие работали из последних сил, голова казалась
невесомой, и она находилась почти в полуобморочном состоянии. Почувствовав
головокружение, девушка пошатнулась и упала бы, если бы для этого хватило
места среди туго притиснутых друг к другу тел. На какое-то время все
слилось в неразличимом шуме, невероятной давке, жаре, страхе и смятении.
Затем грохот в ушах ослабел, стал тише, ощущение страшного удушья прошло,
и Элистэ вновь смогла дышать. Головокружение прекратилось, и бормотание
вокруг стало распадаться на отдельные выкрики, проклятия, угрозы. Она все
еще ничего не видела перед собой. Приоткрыв рот, чтобы вдохнуть зловонного
воздуха, Элистэ стала прислушиваться.
которое удерживали невооруженные телохранители короля и Возвышенные. Этот
хрупкий заслон было все, что отделяло монарха от толпы, а толпа не
намеревалась терпеть чьего-либо вмешательства. Помеха была моментально
устранена: ненужные люди отброшены в сторону, их сопротивление подавлено в
несколько секунд. Король и королева оказались в пределах всеобщей
досягаемости, и никто не знал, что делать дальше.
Дунуласа. Король, казалось, не сознавал угрожавшей ему лично опасности. Он
взирал на своих капризных подданных с явным доверием, и почему-то это
доверие им мешало. Перед неожиданной приветливостью короля гнев поутих,
сумятица улеглась. Когда Дунулас поднял руку, наступило молчание.
Ласковый, вопрошающий взгляд короля переходил с одного враждебного лица на
другое. Он глубоко вздохнул и спокойно сказал:
монотонный тенор, казавшийся простым и бесхитростным, почти детским.
Королевская наивность несла в себе силу. Было почти невозможно не поверить
ему. В эту минуту впервые в жизни она восхищалась королем Вонара.
Дунулас. - Так выскажитесь. Счастье народа для меня превыше всего. Что
нужно сделать ради этого? Посоветуйте мне, горожане.
пара скептических ухмылок.
горячностью заверил их король.
собой неожиданные осложнения. В толпе и раньше обсуждались требования к
королю, но так ни к чему и не пришли. Снова начался гвалт. Послышался ряд
предложений. Голоса спорщиков звучали все громче и настойчивей. Понеслись
оскорбления, ругательства и колкости, обвинения перешли в угрозы, горожане
стали отталкивать друг друга. Дунулас остался стоять неподвижно, слегка
наклонив голову и опустив глаза, с выражением овечьей покорности. Рядом с
ним в напряженной позе застыла Лаллазай с мертвенно-бледным лицом и
сжатыми губами. Лица Возвышенных, рассыпанных по комнате, выражали тревогу
и бессильный гнев.
душе. Дольше терпеть это оскорбление - вторжение во дворец распоясавшихся
негодяев, гнусное унижение достоинства королевских особ - было невыносимо.
Эти орущие, кривляющиеся опасные разбойники, с их неслыханным нахальством,
дерзким бесчинством, хамством - они же еще собираются диктовать условия
королю! Нет, это абсурд. Дунулас же сносил все без упреков. Он покорился
им, смирился. Разве настоящий король не должен сопротивляться насилию?
Употребить свой авторитет? Другими словами, разве не должен он обнаружить
хотя бы некоторое присутствие духа? Элистэ тайком огляделась, пытаясь
понять, разделяет ли кто-нибудь ее чувства.