выясняет причин болезней, который лечит всего лишь по внешним симптомам и
проявлениям заболевания. Но если не в каждом фельдшере заложен врач, то в
каждом враче пусть присутствует добрый фельдшер! Когда человеку б о л ь н о,
хороши бы мы были, не облегчив боль, если бы позволили страдать, дожидаясь,
пока кто-то обнаружит причину заболевания, найдет кардинальный способ
лечения и решит проблему глобально!
просто для чтения, хотя и это неплохо. Для работы. Принцип подбора книг
может быть разный. Отправляешься, к примеру, на Дальний Восток, почему бы не
взять с собой чеховский "Сахалин"? Едешь писать об ударничестве - и берешь
томик В.И. Ленина со статьей "Как организовать соревнование". Путь газетчика
в колонию для несовершеннолетних - и в чемодан ложится "Трудная книга" Г.
Медынского или "Записки из Мертвого дома" Ф. Достоевского,. Командировка на
БАМ - очень кстати будет "Мужество" В. Кетлинской. Едешь разбираться в
конфликте или писать о каком-нибудь трудном деле, связанном с чьей-то
безнравственностью или даже преступлением, то что поможет тебе сохранить
холодное перо при горячих мыслях? Что даст душевное равновесие и умерит твой
пыл в изложении обстоятельств дела, подскажет верную тональность - и в
статье, и в поведении на месте? Мне лично - тургеневские "Записки охотника"
или "Вечное безмолвие" Д. Лондона.
вывести и на положительный материал, и на негативный, не в том вопрос;
состояние газетчика - всегда в напряжении, зрение обострено, слух
насторожен, затраты умственной и физической энергии повышенные. Короче
говоря - стресс. А. Шпеер, четверть века отдавший следственной работе, в
документальной повести "Уголовное дело" прекрасно описывает это состояние.
Следователь выезжает на место совершения преступления, положим, убийства: он
едет в автобусе, прижав портфельчик к груди, ему наступают на ноги, толкают,
поругивают, и никто не видит, что едет следователь. И вот дом, где случилось
несчастье. Взволнованная толпа, с трудом сдерживаемая милиционером.
Появляется человек с портфельчиком, прижатым к груди. Как, по каким приметам
и признакам люди догадываются, что прибыл самый главный представитель
власти? Следователь и слова никому не успел сказать, ни жеста не сделал,
глазами не повел, а толпа мгновенно расступается, образуя коридор для
прохода, и милиционер уже держит под козырек, и следователь принимает все
это как должное, потому что находится "при исполнении служебных
обязанностей".
шли по коридору собственной редакции, никем не замеченные, нас по-следними
словами ругали на планерке, мы униженно одалживали друг у друга трешки, мы
были такими, "как все". Но вот, оформив командировку, мы оказываемся в
дороге, и что-то меняется в нашей психологии, в голосе, в походке, во
взгляде, и окружающие это прекрасно чувствуют. И нам ничего не стоит
одернуть любого хама, решительно вмешаться в уличный конфликт, потребовать в
гостинице тишины, выступить на совещании в присутствии любого местного
начальства, защитить женщину от хулигана, навести порядок на дискотеке,
словно у нас дипломатическая неприкосновенность.
решительность. Командировочное удостоверение, лежащее в боковом кармане
пиджака, как золотой червонец, гарантировано всем достоянием печатного
органа. И конечно же, не сами по себе мы становимся сильными, мы сильны
газетой, которую представляем. Но и сколько дополнительной ответственности
тяжелым грузом ложится на наши плечи! Мы не можем позволить себе в
командировке ни одного глупого слова, ни одного необдуманного поступка,
никаких фривольных или сом-нительных знакомств, ни вспышек злобы, ни вспышек
радости.
стеклянным колпаком. Возможностей - тысяча, но и отвечать - за все!
материала по крайней мере одно: п о р я д о ч н о с т ь. Другие - в
зависимости от конкретной обстановки. Можно позволить себе быть хитрым,
глупым, доверчивым, подозрительным, мягким, злым, наивным, ехидным - любым,
если хочешь вернуться домой не с пустым блокнотом.
Станиславского", если бы не одно пикантное соображение. Дело в том, что
актерский талант - это прежде всего талант перевоплощения, который впрямую
не зависит от личных качеств исполнителя. Для того чтобы сыграть умного
героя, актеру не обязательно быть интеллектуалом. В журналистике подобное
невозможно. Нам никто не пишет текстов и не ставит мизансцен. Мы сами себе и
режиссеры, и драматурги, и исполнители. И потому, собирая материал, все
подчиняя этой цели, можем прикинуться кем угодно, оставаясь при этом умными,
принципиальными, честными, великодушными, стоящими на четких
мировоззренческих позициях, и во всех случаях жизни - порядочными. Именно
эти качества, сочетаемые с любой временной маской, должны быть гарантом
чистоты наших помыслов, а нам самим они дают возможность не заходить слишком
далеко. Добавлю к сказанному, что журналист, действующий прямолинейно,
какого бы ума и таланта он ни был, обрекает себя на великие трудности,
которые, увы, не всегда преодолимы.
материала - "все средства хороши"? Нет, такого вывода делать не надо.
Способность журналиста к перевоплощению только тогда хороша, когда он имеет
дело непосредственно с источником сведений, - во-первых; совершенно не
годится, когда он общается с людьми, никакого отношения к сведениям не
имеющим, - во-вторых; и когда способность эта ограничена определенными
рамками - в-третьих. Так, например, нам необходимо умерять наш апломб, какую
бы роль мы ни играли, потому что мы действуем не только от своего имени, но
и от имени газеты, - правда, при этом никогда не терять достоинства.
на работу в "Комсомоль-скую правду", как вскоре отправился в командировку в
один областной город. Прежде всего я решил явиться в горком комсомола, так
как тема была непосредственно связана с деятельностью городской
комсомольской организации. Если идти в горком, то к кому? Разумеется, к
"первому". Пришел. Попросил секретаршу доложить. Она доложила и сказала:
"Посидите". Я присел. Жду в приемной пять минут, десять, двадцать, даже
интересно стало - заиграл апломб. Наконец через полчаса мне предложили
войти. Не подавая руки секретарю горкома и еле сдерживая волнение, я сказал:
"Мне ничего от вас не нужно, визит мой предполагался как визит вежливости.
Но я обескуражен вашим приемом, а потому заявляю, что иду жаловаться первому
секретарю обкома!" И, развернувшись, сразу направился в обком, благо он
находился в том же здании. Пришел. Попросил секретаршу доложить. Она
доложила и сказала: "Посидите, пожалуйста". И я просидел в приемной у
"первого" сорок минут! Убежден, что секретарь горкома предвосхитил мой
приход. И правильно сделал. Отличный урок на всю жизнь! Конечно,
командированные - не гости, они люди занятые, ведущие счет времени, но и
"хозяева" тоже не бездельники, этого нельзя забывать.
может обойтись без люкса в гостинице, без стула в президиуме, без "особого"
места в машине, без подобострастия в глазах окружающих, без "пропустить!",
"немедленно выполнять!", "предоставить!" и т. д. Конечно, нельзя ронять
марку нашей "фирмы", но и превозносить ее ни к чему. Возможно, я говорю
банальные вещи, и кое-кто заметит, что это АВС журналистики, - но таблицу
умножения мы тоже знаем, однако нужно еще уметь ею пользоваться.
ежегодно приходит в газеты! Сколько из-за этого срывается публикаций!
Сколько гибнет прекрасных замыслов, верных тем и беспроигрышных фактов!
Сколько добра остается несделанным и сколько зла - ненаказанным! Говоря о
поведении журналиста в командировке, я преследую, таким образом, и сугубо
меркантильную цель, потому что наше ровное и достойное поведение - гарантия
не только успешного сбора материала, но и его нормального прохождения на
газетную полосу. Если нам удается так вести себя в командировке и если нам н
е м е ш а ю т работать - это уже помощь, а уж если п о м о г а ю т -
считайте, за нас работают!