выстрелов не слышно. Ничего не поймешь. А это оказалось - скворцы
научились передразнивать пулю... Командир у нас был, старший лейтенант, и
тот нас по тревоге поднял, так они засвистели.
бегают. Приехала в Сталинград, все так и оказалось.
и приподнял обрывок портянки, прикрывавший котенка. - Ох, какой бедный,
какой слабый, - говорил он, а в глазах его блестело нахальное выражение.
фланг дома "шесть дробь один", преградить пулеметным огнем дорогу между
домом и советской обороной. Проволочная связь со штабом стрелкового полка
прервалась. Греков приказал пробить ходок из подвала к подземному
заводскому туннелю, проходившему неподалеку от дома.
держа в одной руке кружку с чаем, в другой - огрызок сахара.
цыганки взволновала всех, но никто по-прежнему не заговаривал об этом.
Казалось, людей не волновало окружение.
страшное слово "окружение" не было ей страшно среди самоуверенных жильцов
дома. Ей не было страшно и тогда, когда где-то совсем рядом скрежетнул
пулемет и Греков кричал: "Бей, бей, вот они полезли". Ей не было страшно,
когда Греков говорил: "Кто что любит, - граната, нож, лопатка. Вас учить -
портить. Только прошу - бей, кто чем любит".
наружность радистки. Батраков, который, казалось, был не от мира сего да к
тому же и близорук, обнаружил осведомленность во всех статьях Катиной
красоты.
"шпарил открытым текстом".
Даже папаша насчет кота запускал.
спрашиваю.
нравится самому Грекову.
прачка. Ноги длинные, как у журавля, сзади - пусто. Глаза большие, как у
коровы. Разве это девка?
лысеющей голове множество особенностей и качеств, посмеиваясь и щуря
мутно-серые глаза, говорил:
маленьких, армяночек и евреечек, с глазищами, поворотливых, быстрых,
стриженых.
и негромко спросил:
силой швырнул его об стену.
поет, она будет передавать вещание в эфир. Пара - во!
сыну за то, что тот слушает разговоры взрослых, добавил: - Пошел бы в
подвал, поспал, пока обстановка позволяет.
что, по всем признакам, удар этот придется по Тракторному заводу. Он не
сообщил только, что, по его мнению, дом, в котором он засел со своими
людьми, будет находиться на оси немецкого удара. Но, глядя на шею девушки,
на ее губы и полуопущенные ресницы, он представлял себе, и очень живо
представлял, и эту худенькую шею переломленной, с вылезающим из-под
разодранной кожи перламутрово-белым позвонком, и эти ресницы над
застекленевшими рыбьими глазами, и мертвые губы, словно из серого и
пыльного каучука.
не ушли еще, не исчезли, пока столько прелести было в этом молодом
существе. Ему казалось, что из одной лишь жалости к девушке хотелось ему
обнять ее, но разве от жалости шумит в ушах, кровь ударяет в виски?
подумал: "Ладно, ладно, ночь впереди", спросил ласково:
начинали дрожать, и она косилась на Грекова, - замечает ли он это?
дробь один", а сегодня, когда она ела кашу, мимо нее пробежал с автоматом
в руке бородатый и крикнул, как старой знакомой:
ложку в котелок.
плащ-палатке мины. В другой раз она оглянулась, увидела его, - он стоял у
котла с водой, она поняла, что он смотрел на нее, и поэтому она
оглянулась, а он успел отвернуться.
фотографии, кто будет вздыхать и смотреть молча, кто принесет ей подарок -
полфляги воды, белых сухарей, кто расскажет, что не верит в женскую любовь
и никогда уже не полюбит. А бородатый пехотинец, наверное, полезет лапать
ее.
"Приказываю вам ежедневно в девятнадцать ноль-ноль подробно
отчитываться..."
испуганно вскрикнула.
нужно будет.
60
доме "шесть дробь один" люди прорыли ход, столкнувшийся с заводским
бетонированным туннелем, и вышли в цех Тракторного завода. Дежурный по
штабу дивизии сообщил об этом в штаб армии, там доложили генералу Крылову,
и Крылов приказал доставить к нему для опроса одного из вышедших. Офицер
связи повел паренька, выбранного дежурным по штабу, на командный пункт
армии. Они пошли оврагом к берегу, и паренек дорогой вертелся, задавал
вопросы, беспокоился.
чтобы раненых вынести.
что прикажут, то и будешь делать!
один" они сидят третью неделю, питались одно время картошкой, сваленной в
подвале, воду брали из котла парового отопления и до того допекли немцев,
что те присылали парламентера, предлагали пропустить окруженных на завод,
но, конечно, командир (паренек называл его "управдомом") велел в ответ
вести стрельбу всем оружием. Когда они вышли к Волге, парень лег и пил
воду, а напившись, бережно стряхнул на ладонь капли с ватника и слизал их,
как голодный крошки хлеба. Он сказал, что вода в котле парового отопления
сгнила и первые дни все страдали от нее желудочными болезнями, но управдом
приказал кипятить воду в котелках, после чего желудочные болезни
прекратились. Потом они шли молча. Паренек прислушивался к ночным
бомбардировщикам, глядел на небо, расцвеченное красными и зелеными
ракетами, шнурами трассирующих пуль и снарядов. Он поглядел на вялое и
утомленное пламя все еще не гаснущих городских пожаров, на белые орудийные
вспышки, на синие разрывы тяжелых снарядов в теле Волги и все замедлял
шаги, пока офицер связи не окликнул его:
окликали часовые. Потом они стали подниматься тропинкой по откосу, среди