валлота, утрачивая в пути горластую роскошь, назойливую яркость. Но. может,
все наоборот? Может, нежный северный цветок спускался на юг по рекам и
морям, подхваченное бурями, летело его семя, обретая в долгом пути имя,
накаляясь от жаркого красного солнца? Перекалило цветок напористым южным
солнцем. Южная ночь слишком грузно навалилась на него чернотой, и потому
лилия стала жесткой на вид, ломка лепестками и напоминала скорее вареного
рака, а не цветок. Лишь в середке лилии, в углублении граммофончика затаенно
белела первозданная сердцевина, застенчиво освещая донышко цветка; наружу
без опаски, с вызовом высовывались семена, не два, не три - целый пучок
семян, переполненных грузом плоти, изнемогшей в раскаленном цветочном нутре,
спешащих скорее оплодотвориться и пасть на землю.
соком вечных снегов, нежили и стерегли ее уединение туманы, бледная ночь и
незакатное солнце. Она не знала темной ночи и закрывалась, храня семя, лишь
в мозглую погоду, в предутренний час, когда леденящая стынь катила с белых
гор и близкий, угрюмый лес дышал знобящим смрадом.
берегу Нижней Тунгуски. Он цветет и никогда уже не перестанет цвести в моей
памяти.
душная. Тело мое замзгнуло, стало быть, прокисло, задохнулось от пота. Из-за
мыса вымчалась деревянная лодка, задрав нос, полетела на меня, ударилась в
берег.
хочешь! Дай намазаться! Съели! Сгрызли! О-о-ой!.. Это че же тако?.. - Я
подал им флакончик. Они со стоном намазались и воскрешенно выдохнули:
"Во-о-осподи-и-и!". Рыбаки эти гнались за хариусом вверх по Тунгуске. Рыбу
не догнали, себя гнусу стравили. Покурили, матерно ругая комаров: - Э-э!
Закружался, затренькал! Че, взял? Взя-ал, паскуда! Не ндравлюсь я те
намазанный-то, не ндравлюсь?! - и от благодарности предложили мне сматывать
удочки и двигать в Туруханск, пить вино.
завели мотор, и умчались.
густела марь, густел воздух, густел комар. Я сидел, засунув руки в рукава
штормовки, всему уже покорившийся, ко всему безразличный, раскаиваясь в том,
что не согласился уплыть с рыбаками.
его по геологической экспедиции, неутомимые разведчики недр, если
потребуется, так и на луну доставят. Но на Севере все течет, все изменяется
в народе куда быстрее, чем во всякой иной Земле. Подверженные зову кочевых
дорог, соратники Акима давно покинули Туруханск, и, до пыху набегавшись по
городу, он в каком-то бараке сыскал непроспавшегося мужика, который за
червонец доставил нас сюда, единожды лишь за дорогу разжав рот: "Дожидайтесь
пересменки". Пересменка - воскресенье, ждать еще два дня - попробуй доживи
до назначенного срока!
отрывистое, слишком какое-то уверенное биение моторного сердца. Встречь
воде, задирая ее высоко и разделяя белыми крылами, шла серебристо блистающая
обводами моторка. По-акульи хищно вытянутое тело моторки без напряжения
скользило по воде. В носу судна заподлицо заделан кубрик с двумя круглыми
фрамугами, застекленными авиационным стеклом.
ко мне. У руля сидел крепкий, непромокаемо и плотно, под космонавта одетый
парень с изветренным лицом и адмиральски надменным взглядом. В ногах его
пятизарядный вороненый карабин. Парень не здоровался, ни слова не говорил,
ощупывал меня настороженными глазами, обыскивал, выворачивал карманы
взглядом, пытаясь уяснить, какое там лежит удостоверение и кто затаился в
палатке? Мотор поуркивал отлаженно, мощно, удерживая лодку на месте. Из
кубрика выскочили два заспанных и тоже здоровенных парня, одетых в
редкостные летные костюмы. Кормовой повел на меня взглядом. Подобранные,
напружиненные парни тоже обшарили меня неприязненными взглядами, один из них
раздосадованно бросил: "А-а!" - и стал мочиться через борт, стараясь угодить
в поплавок моей удочки.
но утомило их производство. Они сконструировали на авиационном заводе и
воровски, по частям вывезли люкс-лодку. Полмесяца назад увезли с одного из
притоков Нижней Тунгуски шестьсот килограммов тайменьего балыка и вот идут
за хариусом. Прикрытые брезентом, стоят в лодке бочки. Закончив харюзную
страду, они примутся за сига. Тем временем взматереет птица, вызреет орех.
Бензопилой они сведут сотни гектаров кедрачей. За один только сезон три
добрых молодца вырывают из тайги дани на многие тысячи рублей, живут
размашисто, разбойничают открыто. Пробовал их преследовать и застукать
рыбинспектор Черемисин - был из леса подстрелен, и ладно, лодку течение
вынесло к Туруханску.
чушанский участок. В Туруханске силы нет против этой вот маленькой, но
нахрапистой банды, которую по закону, видите ли, следует брать на месте
преступления, но бандюги так вооружены, подлы и ловки, что взять их сможет
разве что воинское подразделение. Войско же занято совсем другими делами, и
безнаказанно, разнузданно пиратничает банда по обезлюдевшему Северу, да кабы
одна!
Взрывчаткой гробить ее привык?
тыльной ее стороне сделалась синее, но тут же поймал взглядом палатку,
харкнул за борт, процедил сквозь зубы: "Попадись нам еще, шибздик!" - и
врубил скорость. Взрыхлилась муть, заголило лоскутом устье потока, скрутило
удочки, толкнуло волной песок, шевельнуло рыхлый приплесок, и серебристая
моторка уверенно удалилась за мыс.
поличным, на месте преступления? Да им вся земля место преступления!
Тунгуску лось с лосихой и отвлекли меня от мрачных дум. Отпустилась парочка
напротив мыса с явным расчетом выйти на берег вдали от человека, но течением
зажало зверей, потащило по реке. Шумно хукая ртом, сопя ноздрями, отфыркивая
воду, вытаращив то вспыхивающие, то меркнувшие от небесного света глаза, они
плыли на меня, погрузнув в воду до подбородков. Выходило так, что зверюги
ткнутся в удочки. Я стал соображать, как и чем отпугивать парочку, собрался
уже бежать к палатке, но сохатые все же осилились, коснулись дна саженях в
пяти от меня, какое-то время стояли, загнанно дыша, уронив тяжелые обрубыши
голов, с которых потоками рушилась вода. Сохатые, должно быть, поняли: если
стрелять, так я бы уже давно стрелял, и не обращали на меня внимания - сидит
и сидит дяденька на уступе при-плеска, руки в рукава, не двигается, комары
его, видать, приканчивают.
берег и нырко понеслись в кусты, щелкая копытами о камни. За нагромождением
завала они загромыхали, стряхивая с себя мокро. Я улыбнулся себе - появление
добродушных и неуклюжих зверей сняло тяжесть и унижение с души, которые с
возрастом больше давят и сильнее ранят.
что приставали "туристы", которым человека щелкнуть все равно, что
высморкаться. Потом лось с лосихой чуть было меня не слопали. Аким буркнул,
мол, тырился небось опять? Тут, мол, тайга, милиция далеко... и, увидев
саранку, дотронулся пальцами до алых лепестков, окропленных светлыми
брызгами:
начал мне повествовать про тот цветок, который однажды весною, в далеком
детстве, нашел он в тундре возле Боганиды, и я подумал: "Аким начинает
ощущать годы, чувствовать груз памяти".
заорали, забегали по берегу. На катере оказались симпатичные ребята: капитан
Володя, матрос дядя Миша и тихий паренек, едущий из поселка Ногинска
поступать в туруханское ПТУ. Нам дадено было пятнадцать минут на сборы. Мы
уложились в десять. Но и за эти короткие минуты щенок, которого везли на
катере, опрокинулся на спину, закатался, завизжал - свалили комары.
бутылка. Мы ее выпили за знакомство, принялись артельно хлебать уху из
кастрюли, и я тут же поперхнулся - стерлядь оказалась нечищеной. Давиться
плащом стерляди страшнее, чем костью, плащ - что тебе стеклорез, распорет
кишки. "Ты че же, друг", - сбавляя темпы в еде, собрался я укорить дядю
Мишу. Но тут же догадался - комар помешал! Месяц-полтора всей жизнью на
Севере будет править гнус: мокрец, комар, слепень, мошка.
топчан, замотал лицо простыней и проснулся вроде бы через несколько минут от
тишины - мы стояли в Туруханске. И вот оказия, вот ведь наказанье за
непочтение родителей: только сошли с катера, взобрались на яр, рухнул
обвальный дождь, который собирался все последние дни, потому и было так
глухо в тайге, оттого и свирепствовал непродыхаемый гнус.
старенького скромного городка, высветляя траву, листья на деревьях, прибивал
пыль, обновлял воздух. Бродячие собаки, которых здесь не счесть, лезли под
лодки, где-то визжали и резвились дети, все канавки, выбоины, ямы и бочажины
взбухали, наполняясь водою, превращались в ручьи, оплывал грязью высокий яр,
из города потащило хлам, мусор, щепу, опилки, обрывки старых объявлений и
Грабб Джеф
Прозоров Александр
Куликов Роман
Посняков Андрей
Никитин Юрий
Херберт Фрэнк