слова, она тем не менее была настоящей женщиной и была бы лишена женского
инстинкта, если бы чутьем не знала, какая сила заключается в такой
совместной жизни. Она понимала, что ничто ей не поможет, если она в этом
потерпит неудачу. Она твердила себе, что дурно так надеяться - это было
уже похоже на план, на хитрость, но она не могла расстаться с этой
последней надеждой. Теперь он объяснил ей создавшееся положение с новой
для нее точки зрения. Действительно, она никогда не заглядывала так
далеко, и отчетливо нарисованная им картина того, как собственные дети
будут ее презирать, явилась неотразимым доводом, убившим последнюю надежду
в ее глубоко честном сердце. По собственному опыту она уже знала, что
бывают такие обстоятельства, когда благополучной жизни лучше предпочесть
отказ от какой бы то ни было жизни вообще. Подобно всем просветленным
страданиями, она могла в словах Сюлли-Прюдома: "Ты будешь рожден" -
услышать приговор своим потомкам.
своей любовью к Клэру, не думала о возможных последствиях этой любви, не
думала, как отразится на других то, в чем видела она свое - и только свое
- несчастье.
нервный склонен оспаривать свои же собственные мнения, и у Клэра возникло
возражение, которого он сам почти испугался. Основано оно было на
некоторых особенностях натуры Тэсс; и она могла бы этим воспользоваться.
Кроме того, она могла добавить: "На австралийском плоскогорье или в
техасской прерии кому какое дело до моей беды? Кто будет упрекать меня или
тебя?" Однако, подобно большинству женщин, она приняла рожденное минутой
опасение как нечто неизбежное. И, быть может, была права. Чуткому сердцу
женщины ведома не только ее боль, но и боль мужа; и если бы никто не
обратился к нему или к его семейным с упреками, эти упреки тем не менее
коснулись бы его слуха, порожденные его собственной фантазией.
голову парадокс: если бы у Клэра животное начало было сильнее, он вел бы
себя благороднее. Но мы так не говорим. И все же любовь Клэра
действительно была слишком духовной, для повседневной жизни слишком
неземной; таким натурам присутствие любимого существа нужно не так, как
его отсутствие, ибо в разлуке создается идеальный образ, лишенный реальных
недостатков. Тэсс убедилась, что ее присутствие не оказывает на него
такого влияния, на какое она надеялась. Его метафора оправдалась: она была
другой женщиной - не той, которую он желал.
пальцем по скатерти и поддерживая голову другой рукой, с обручальным
кольцом, которое словно издевалось над ними. - Ты совершенно прав, прав во
всем. Ты должен от меня уехать.
как-то мне сказал, что я притягиваю к себе мужчин вопреки их рассудку, и
если я постоянно буду у тебя перед глазами, ты, пожалуй, изменить свое
решение наперекор желанию и здравому смыслу. А потом твое раскаяние
причинит мне страшную боль.
разницу между предложением и договором.
покорно и казалось растерянным. - Я не жалуюсь, Энджел... Я... я думаю,
что так будет лучше. Твои слова окончательно меня убедили. И даже если
никто не стал бы меня упрекать, живи мы вместе, пожалуй, спустя много лет
ты сам можешь рассердиться на меня из-за какого-нибудь пустяка и, зная о
моем прошлом, бросишь мне упрек, который услышат мои дети. И то, что
сейчас причиняет мне только боль, будет для меня тогда пыткой и убьет
меня! Я уеду... завтра.
но считал, что будет разумнее расстаться хотя бы на время, пока я не дам
себе отчета в случившемся. А потом я могу тебе написать.
раньше, ее поразила решимость этого кроткого человека, за которого она
вышла замуж, воля его, подчиняющая грубые эмоции эмоциям более
возвышенным, материю - идее, плоть - духу. Склонность, стремления,
привычки были словно сухие листья, подхваченные буйным ветром его
непреклонной воли.
цинично: - Кто знает, быть может, когда-нибудь мы сойдемся от скуки; так
бывало со многими!
последовала его примеру. Оба думали об одном и знали это: быть может, на
следующее утро они расстанутся навеки, хотя сейчас и прикрывали отъезд
успокоительными предположениями, так как оба принадлежали к той породе
людей, для которых мысль о всякой разлуке, грозящей стать вечной, была
пыткой. И он и она знали, что в первые дни разлуки взаимное их влечение -
с ее стороны нимало не зависящее от его добродетелей - может быть сильнее,
чем когда бы то ни было, но время заглушит его; практические доводы, в
силу которых он отказывался принять ее как свою жену, обретут новую силу в
холодном свете грядущих дней. Кроме того, когда двое расстаются, перестают
жить одной жизнью и под одним кровом, тогда пробиваются незаметно новые
ростки, заполняя пустое место; непредвиденные события препятствуют прежним
замыслам, и старые планы предаются забвению.
37
возвещало о приближении полуночного часа.
д'Эрбервиллей, послышался легкий скрип. Тэсс, которая спала в комнате
наверху, услышала шум и проснулась. Это скрипнула ступенька у поворота
лестницы, где доска была плохо прибита. Тэсс видела, как распахнулась
дверь ее спальни и в полосе лунного света показался ее муж, ступавший с
какой-то странной осторожностью; он был в одной рубашке и брюках. Первая
ее вспышка радости угасла, когда она заметила, что он бессмысленно смотрит
куда-то в пространство. Выйдя на середину комнаты, он остановился и
прошептал с бесконечной печалью:
проделывал странные вещи: так, например, ночью, по возвращении с базара,
куда они ездили перед свадьбой, он воспроизвел в своей спальне драку с
человеком, который оскорбил Тэсс. Она поняла, что долгие душевные муки
снова повергли его в это состояние.
внушал ей ни малейшего страха. Если бы он вошел с пистолетом в руке, и
тогда вряд ли поколебалась бы ее вера в него как своего защитника.
нескольких секунд, потом нагнулся ниже, обнял ее и завернул в простыню,
словно в саван. Подняв ее с кровати с тем почтением, какое принято
оказывать покойникам, он вынес ее из комнаты, бормоча:
добрая, преданная!
бесконечно сладки ее одинокому сердцу, изголодавшемуся по ласке. Даже ради
спасения своей жизни она не согласилась бы пошевельнуться или вырваться из
его рук и положить конец этой сцене. Поэтому она не шевелилась, едва
осмеливаясь дышать, недоумевая, что думает он делать с нею. Он вынес ее на
площадку лестницы.
думал ли он бросить ее вниз? Инстинкт самосохранения почти угас в ней;
зная, что завтра он хотел уехать, быть может, навсегда, она лежала в его
объятиях и, несмотря на грозившую ей опасность, испытывала скорее
блаженство, чем страх. Если бы они могли вместе упасть и разбиться, как бы
это было хорошо, как кстати!
на ее губах - на губах, от которых отворачивался днем. Потом он снова
крепко ее обнял и стал спускаться по лестнице. Скрип расшатанной ступеньки
не разбудил его, и они благополучно спустились вниз. Освободив на секунду
одну руку и поддерживая Тэсс другой рукой, он отодвинул дверной засов и
вышел из дому, слегка ударившись ногой, одетой в носок, о дверь. Но,
казалось, он этого не заметил и, очутившись на просторе, вскинул Тэсс на
плечо, чтобы легче было нести ее; к тому же отсутствие, одежды заметно
уменьшало тяжесть его ноши. Он понес ее к реке, находившейся на расстоянии
нескольких шагов.
- и строила догадки, словно посторонний наблюдатель. Спокойно она отдалась
ему всем своим существом, и теперь ей приятно было сознавать, что он видит
в ней свою собственность, которой может располагать по своему желанию.