верность - могу поручиться собственной честью, так как пристально наблюдал
их в течение многих лет при самых неблагоприятных обстоятельствах, - тут он
подмигнул Мартину, давая ему понять, что эта рекомендация окажет на
закладчика большое влияние. - Так что же вы скажете моему другу, Дэвид? Уж
постарайтесь оправдать рекомендацию старого клиента, Дэвид!
Мартину доверительным тоном. - Часы очень старомодные. Больше никак нельзя.
двенадцать шиллингов шесть пенсов за часы, а семь шиллингов шесть пенсов -
из личного уважения ко мне. Я доволен, - может быть, это слабость, но я
доволен. Трех фунтов достаточно. Мы берем их. Фамилия моего друга - Смайви,
Петух Смайви; Холборн *, номер двадцать шесть с половиной, Б, квартирант. -
Тут он опять подмигнул Мартину, сообщая ему таким образом, что все церемонии
и формальности, предписанные законом, исчерпаны, и теперь остается только
получить деньги.
выхода, как только взять то, что ему предлагали, изъявил свое согласие
кивком головы и скоро вышел из лавки с деньгами в кармане. В дверях к нему
присоединился мистер Тигг и, взяв его под руку, проследовал вместе с ним на
улицу, горячо поздравляя его с успешным исходом операции.
благодарите меня, я этого не выношу.
высвобождая свою руку и останавливаясь.
нам нетрудно будет разойтись в разные стороны. Если вы мне покажете, в какую
сторону идете, я пойду в другую.
меня нет ничего для вашего друга, мистера Слайма. И также нет надобности
объяснять вам, что ваше общество для меня нежелательно.
Существует весьма замечательная, прозорливая, убеленная сединами и
патриархальная пословица, которая гласит, что человек обязан прежде всего
быть справедливым, а потом уже великодушным. Будьте справедливы, великодушие
вы можете проявить потом. Не смешивайте меня с этим Слаймом. Не считайте
этого Слайма моим другом, ибо ничего подобного нет. Я был вынужден, сэр,
расстаться с личностью, которую вы именуете Слаймом. Я ничего не знаю о
личности, которую вы именуете Слаймом. Я, сэр, - произнес мистер Тигг,
ударяя себя в грудь, - я премированный тюльпан, сэр, и совершенно иначе
взращен и воспитан, чем этот капустный кочан Слайм, сэр.
бродяжничать в одиночку, за свой страх, или все еще побираетесь от имени
мистера Слайма. Я не желаю поддерживать с вами никаких отношений. Черт
возьми, любезный, пойдете вы, наконец, в ту или другую сторону? - воскликнул
Мартин; несмотря на всю свою досаду, он едва, удерживался от улыбки, глядя
на мистера Тигга, который преспокойно приглаживал волосы, прислонившись к
оконному ставню.
преисполнившись достоинства, - что вы, а не я, - подчеркиваю - вы, - свели
нашу сегодняшнюю встречу к холодным и отдаленным деловым отношениям, тогда
как я, со своей стороны, был склонен встретиться с вами на дружеской ноге. А
так как это деловые отношения, сэр, позволю себе сказать, что я надеюсь на
небольшой подарок (он будет истрачен на дела благотворительности) в качестве
комиссионных с денежной суммы, при получении которой я оказал вам скромную
услугу. После того как вы обратились ко мне с такими выражениями, сэр, -
закончил мистер Тигг, - прошу вас не оскорблять меня, предлагая более
полукроны.
Мистер Тигг поймал монету на лету, проверил, не фальшивая ли она, подкинул в
воздух, как делают пирожники, и спрятал ее в карман. В конце концов он
слегка приподнял шляпу, держась по-военному, и, постояв минуту-другую с
важным видом, словно решая, в каком направлении пойти и кого из своих
друзей, маркизов и графов, осчастливить визитом, засунул руки в карманы и
развязно повернул за угол, Мартин избрал противоположное направление; и
таким образом они расстались, к его великому удовольствию.
надо же было повстречать этого человека в лавке закладчика. Утешало его
только добровольное признание мистера Тигга в том, что он разошелся со
Слаймом: таким образом, размышлял Мартин, о его делах по крайней мере не
будут знать родственники, при одной мысли о такой возможности он мучился от
стыда и оскорбленной гордости. Рассуждая здраво, было гораздо больше
оснований считать всякое заявление мистера Тигга вымыслом, чем давать ему
хотя бы малейшую веру: однако оно казалось вполне возможным, если
припомнить, на чем основывалась близость между этим джентльменом и его
закадычным другом, и предположить, что мистер Тигг повел дело
самостоятельно, пользуясь кругом знакомых мистера Слайма; во всяком случае,
Мартин так надеялся, а это само по себе немало.
оставить за собой койку в харчевне, впредь до дальнейшего уведомления, и
написать Тому Пинчу официальное письмо (зная, что его будет читать Пексниф)
с просьбой переслать его платье в Лондон с дилижансом и оставить в конторе
до востребования. Приняв эти меры, остальные три дня, пока не прислали
сундук, Мартин наводил справки о пароходах, отправляющихся в Америку,
заходил в конторы судовых агентов в Сити и подолгу простаивал около доков и
верфей, в смутной надежде наняться на отплывающий корабль клерком или
судовым кладовщиком - присматривать за чем-нибудь или за кем-нибудь, лишь бы
это помогло ему получить бесплатный билет. Однако вскоре он обнаружил, что
наняться на такое место нет возможности, и, опасаясь последствий вынужденной
задержки, составил краткое объявление и поместил его в самых
распространенных газетах. Питая смутную надежду получить на свое объявление
не меньше двадцати или тридцати ответов, Мартин тем временем сократил свой
гардероб до самых минимальных размеров, какие допускались приличиями, а
остальное снес в разное время к закладчику для превращения в деньги.
незаметно шагая со ступени на ступень, он утратил свою щепетильность и
чувство собственного достоинства и стал ходить к закладчику, не терзаясь
сомнениями, которые всего несколько дней тому назад жгли его как огнем.
Когда он шел к закладчику в первый раз, ему всю дорогу казалось, будто
каждый встречный подозревает, куда он идет; а на обратном пути - будто вся
толпа, валившая ему навстречу, знает, где он побывал. А теперь
проницательность прохожих нимало его не беспокоила. В начале своих скитаний
по унылым улицам он старался подражать твердому шагу человека, у которого
есть какая-то цель, но вскоре усвоил себе небрежную и развинченную походку
вялой праздности, научился стоять на углу, покусывая соломинку,
прохаживаться по одному и тому же месту и с печальным равнодушием глядеть в
окна одних и тех же лавок по пятьдесят раз на дню. Сначала он выходил из
своего жилища с неприятным чувством, что за ним наблюдают, хотя бы это были
случайные прохожие, выходящие поутру из пивной, которых он никогда раньше не
видал и, по всей вероятности, никогда больше не увидит; теперь же, уходя или
приходя, он не стеснялся постоять в дверях трактира или погреться на солнце,
ни о чем не думая, прислонясь к деревянному столбу, усаженному сверху донизу
колышками, на которых, словно на ветвях дерева, висели пивные кружки, И
всего только за пять недель он спустился на самую нижнюю ступень этой
высокой лестницы!
якобы доступных человеку на любой ступени общества и озаряющих каждую
песчинку на уготованной для нас господом богом торной дороге, которая так
гладка для колес вашей кареты и так неровна для босых ног, - подумайте,
глядя на быстрое падение людей, когда-то уважавших себя, что на свете
прозябают десятки тысяч неутомимых тружеников, которые в этом смысле никогда
не жили и не имели возможности жить! Идите, о вы, что так спокойно
полагаетесь на слова псалмопевца, который когда-то был молод и лишь в
старости настроил свою арфу, который не видел праведников покинутыми и своих
потомков просящими хлеба; идите, о вы, учащие довольствоваться малым и
гордиться честностью, в шахты, на фабрики, на заводы, в кишащие всякой
скверной бездны невежества, в глубочайшие бездны человеческого унижения и
скажите: может ли чье-либо здоровье процвести в воздухе настолько затхлом,
что он гасит яркое пламя души, едва оно возгорится?! О вы, фарисеи
христианской науки девятнадцатого столетия, вы громко взываете к
человеческой природе, - позаботьтесь же сначала, чтобы она стала
человеческой! Берегитесь, как бы она не превратилась в звериную природу,
пока вы дремали и целые поколения были погружены в непробудный сон!
пришел ни один. Его деньги - даже добавочная сумма, которую он собрал,
продав лишнее платье (очень небольшая, ибо платье покупают задорого, а
продают задешево), - быстро таяли. Но что же он мог сделать? По временам это
его так мучило, что он выбегал из дома, даже если только что вернулся туда,
и снова шел в какое-нибудь место, где уже побывал двадцать раз без успеха.
По годам он давно уже не годился в юнги, по совершенному отсутствию опыта
его нельзя было принять в простые матросы. Кроме того, его платье и манеры,
к несчастью, не позволяли предложить ему такую должность; и все же он
домогался ее, ибо если в его расчеты и входило высадиться в Америке
совершенно без денег, то у него теперь не хватило бы даже на проезд и на
самое скудное питание в пути.
усомнился и, напротив, вполне был уверен, что совершит великие подвиги в
Новом Свете, стоит только ему туда попасть. Чем более плачевными становились
его обстоятельства и чем дальше ускользала возможность уехать в Америку, тем
Зыков Виталий
Володихин Дмитрий
Конан-Дойль Артур
Ильин Андрей
Лондон Джек
Шилова Юлия