приятные чувства во время этого обеда. Но уж мистер Миглз наслаждался
присутствием молодого Полипа в полной мере. Как склянка золотой воды в
сказке, разлившись, превратилась в целый фонтан золота, так и ему казалось,
что с появлением этого крошечного Полипчика, над столом словно простерлась
тень всего генеалогического древа Полипов. И в этой тени как бы потускнели
неоценимые душевные качества самого мистера Миглза. Исчезла его искренность,
его непринужденность, он будто гнался за чем-то совсем ему чужим и ненужным;
он перестал быть самим собой. Какое редкое, исключительное явление! Не
правда ли, случай мистера Миглза - единственный в своем роде?
молодой Полип уехал в кабриолете, вяло попыхивая сигарой, а противный Гоуэн
ушел пешком вместе со своей противной собакой. Весь день Бэби старалась быть
особенно приветливой с Кленнэмом; но Кленнэм с самого завтрака держался
несколько замкнуто - верней, держался бы, будь он и правда влюблен в Бэби.
камином, как в дверь постучали и вошел Дойс со свечой в руке, спросить, в
котором часу и как он намерен возвращаться завтра в Лондон? Когда этот
вопрос был выяснен, Кленнэм невзначай упомянул о Гоуэне - этот Гоуэн не
давал бы ему покоя, будь он его соперником.
в другой руке, мидтер Дойс не трогался с места, как будто был уверен, что
разговор на этом не кончится.
приходом мистера Гоуэна, - заметил Кленнэм.
медленно заговорил снова:
отвлечь ее мысли от мистера Гоуэна. Ему кажется, что она не совсем
равнодушна к этому молодому человеку, а на его взгляд (как и на мой, да и
вы, верно, с этим согласитесь) такой брак едва ли принес бы ей счастье.
Кленнэма.
этого, но не добился. С тех пор как они вернулись из путешествия, он с
позволения нашего друга является в гости по воскресеньям, но и только.
Обманывать отца и мать Минни не станет. Вы путешествовали вместе с ними и не
могли не видеть, какими тесными узами, нерасторжимыми даже в смерти, связаны
члены этой семьи. Ничего более того, что все мы видим, между мисс Минни и
мистером Гоуэном нет, я в этом не сомневаюсь.
вопль отчаяния, то стон боли, и стремящегося хоть немного подбодрить и
утешить того, у кого этот стон или вопль вырвался. Должно быть, это было
просто очередное чудачество с его стороны; не мог же он услышать что-либо
подобное без того, чтобы и Кленнэм это услышал.
шумел в кустарнике, в оголенных ветвях деревьев. Дождь лил упорно, уныло.
Ночь будто плакала.
проявил ранее упомянутую слабость, если бы мало-помалу убедил себя поставить
на эту карту все свои думы, все свои надежды, все богатство своей глубокой и
нерастраченной души - а потом увидел, что карта бита, тяжко пришлось бы ему
в эту ночь. А так...
ГЛАВА XVIII - Поклонник Крошки Доррит
второго дня рождения, не имея ни одного поклонника. Даже в унылой тюрьме
Маршалси вечно юный Стрелок порой натягивал тетиву своего старенького лука,
и неоперенная стрела вонзалась в сердце того или иного пансионера.
Это был наделенный чувствительным сердцем сын одного тюремного сторожа. Отец
мечтал со временем передать незапятнанный тюремный ключ сыну и потому с
самого нежного возраста приучал последнего к обязанностям своей профессии и
к честолюбивой надежде, что эта профессия сделается наследственной в семье.
А пока что будущий преемник отцовского звания помогал матери, которая
держала на углу Хорсмонгер-лейн (не все сторожа жили при тюрьме) небольшую
табачную лавочку, пользовавшуюся широкой популярностью среди обитателей
Маршалси.
детском креслице у очага караульни, Юный Джон (Чивери по фамилии), который
был годом старше, подолгу не сводил с нее восторженного взгляда. Когда они
вместе играли на дворе, его любимая игра состояла в том, что он запирал ее в
воображаемую тюрьму, а потом выпускал на волю за настоящий поцелуй. Когда он
настолько подрос, что мог дотянуться до замочной скважины тюремных ворот, он
не раз оставлял отцовский обед или ужин стынуть на ветру в то время, как сам
до рези в глазу любовался на свою возлюбленную при помощи этого нехитрого
оптического прибора.
(о счастье!) не думать о своих пищеварительных органах, влечение Юного Джона
порой несколько ослабевало; но с годами оно окрепло и превратилось в
неугасимый пламень. В девятнадцать лет, по случаю дня рождения Крошки
Доррит, он вывел мелом на стене напротив ее дверей: "Привет тебе, волшебное
созданье!" В двадцать три он научился робко преподносить по воскресеньям
сигары Отцу Маршалси, бывшему в то же время отцом царицы его сердца.
реденькие белесые волосы разлетались во все стороны. Один глаз (быть может,
тот, что глядел в замочную скважину) имел наклонность слезиться и казался
больше другого, как будто постоянно был вытаращен от удивления. Силою
характера Юный Джон не отличался. Но у него была большая душа - возвышенная,
открытая, преданная.
самонадеянным, но все же в размышлениях об интересующем его предмете он
взвешивал все положительные и отрицательные стороны. И при всем своем
смирении ему удалось усмотреть здесь кое-какую закономерность, позволявшую
верить в счастливое будущее. В самом деле: скажем, все сложится к лучшему, и
они поженятся. Она - дитя тюрьмы, он - тюремный сторож. Разве не подходит
одно к другому? Теперь дальше: скажем, он получит помещение при тюрьме. И
тогда она будет жить бесплатно в той самой комнате, которую столько лет
нанимала за деньги. Разве нет в этом заслуженной справедливости? Из окна
комнаты, если привстать на цыпочки, можно увидеть, что делается на улице; а
если увить окно душистым горошком да еще повесить клетку с канарейкой,
получится просто райский приют. Разве не заманчивая перспектива? И потом
жизнь в тюрьме имеет даже свою прелесть: по крайней мере принадлежишь только
друг другу. Вдали от человечества, оставшегося по ту сторону тюремной стены
(не считая той его части, что заперта по эту); лишь понаслышке зная о его
горестях и тревогах от пилигримов, идущих на богомолье в Храм
Неплательщиков; деля свое время между райским приютом наверху и караульней
внизу - так будут они скользить по реке времени в идиллической безмятежности
семейного счастья. И со слезами умиления Юный Джон завершал свои мечты
картиной надгробного камня на соседнем кладбище, у самой тюремной стены, со
следующей трогательной надписью на нем:
хотя бы потому, что были случаи, когда, взволнованный этими переживаниями,
он проявлял излишнюю раздражительность в обращении с покупателями, чем
наносил ущерб торговле. Но оба родителя в свою очередь пришли к убеждению,
что вопрос может быть разрешен благополучным образом. Миссис Чивери, женщина
мудрая, просила мужа помнить о том, что брак с мисс Доррит, в некотором роде
потомственной гражданкой Маршалси, пользующейся у пансионеров большим