Нет, ты пойми меня, Сеня. Только ты не сердись. Я знаю... это очень плохо.
пока спрятать.
еще более загадочными.
справедливости. А вы меня тогда не хотели слушать... Я думала отдать потом
Артему Ивановичу и чтобы снова назначили соревнования. Только я тогда
торопилась очень, пока темно было... когда свет потух... Вот и уронила через
окно, за дамбу. Там было совсем неглубоко. А за день вода прибавилась, и я
никак не могла после достать. А она все прибывает и прибывает. Я просто не
знаю, что делать. Я уже вчера ночью пробовала, так и не достала... Ты,
наверное, меня очень презираешь? Да, Сеня?
не сразу сумел спросить:
лице мешались с дождем. Она вся содрогалась от плача.
раз... и папин кубок им... А ты же меня сам обманул. И этот ваш противный
Пьерка. Я его с той минуты просто ненавижу...
любой подвиг. И он сказал нарочно с некоторой грубостью:
глубина порядочная.- Сеня вспомнил, как в этом же месте его вытаскивал из воды
Пьер.- Тут вполне даже с головкой будет. Держи меня за гимнастерку. Только
крепко держи.
воде. - Держи как следует. Удержишь?
не попадалось. Кочерга сразу сделалась очень холодной. От нее озноб пошел по
всему телу. Потом что-то слабо звякнуло. Сеня ощутил неподатливую тяжесть на
конце кочерги, корябавшей дно. Он стал осторожно вести кочергой то, что
зацепил, по откосу дамбы, наполовину скрытому водой... И вот при первом же
отблеске молнии, от которого опять нехотя, с промедлением дрогнуло небо над
водохранилищем, он увидел выползающую из воды чашу. Блеснула под ней
серебряная фигурка гладиатора.
водя пальцем, он счищал с него тину.
какой-то со дна. А так ему ведь ничего не сделается. Он же не ржавеет.
дождя, вбежали в подъезд.
подвал, а утром я его, как дежурный, будто бы найду и никому не скажу, что это
ты?
не могу...
который породили эта необыкновенная ночь с громом, молнией, бурей, ливнем,
удивительной находкой, и то, что они были сейчас вдвоем, только вдвоем и снова
говорили, как когда-то.
за эти дни и взглядом даже не удостоила. Как ни мучился Сеня, но не мог же он
заговорить с ней сам первый.
достать и сама отдать. Ведь мы последние дни тут. А потом вс" будут сносить. Я
хотела, чтобы Артем Иванович приехал. Думала, ему. А он все не едет... Ты мне
так помог, Сеня, спасибо тебе! Я ведь знаю, это тогда ты с письменными тоже
из-за меня... Сеня молчал. Необыкновенное, никогда еще не испытанное волнение
словно схватило его за горло и не отпускало. Он стоял, прижимая к себе мокрый,
заляпанный илом, опутанный какими-то осклизлыми травами кубок. С кубка капало.
Капало с самого Сени. Он молчал, опустив голову.
относиться.
вышине, и небо ласково проворковало. И Сеня успел заметить, с какой неистовой
тревогой смотрят на него глаза Ксаны. Но и сейчас, когда стало опять совсем
темно, он знал, что она смотрит на него. У других людей все было внутри - и
радость, и боль, и печаль. А у Ксаны все было открыто. Она сама была вся и
печалью, и радостью, и лаской - это всегда ужасало Сеню своей открытой
беззащитностью. Ему казалось, что всякая пустяковая обида бьет Ксану по самому
больному, по самому живому.
как относился!
так отношусь.
ветра и ливня: "Отношусь... Относилась... Буду относиться... Он относится...
Мы будем относиться..." Словно кто-то спрягал на уроке грамматики глагол.
же было его бросить здесь, под лестницей. И не тащить же его в спальню, чтобы
перебул-гачять всю школу. Они решили спуститься .в подвал, заброшенный,
полузакрытый, куда уже давно никто не ходил, и пока оставить там до утра
кубок. Было очень темно, а фонарик у Сени совсем уже иссякал. И в темноте сам
он ушибся, нарядно стукнувшись лбом о кирпичный косяк. А Ксана где-то
расцарапала руку. Но она даже не вскрикнула, а он только вытер тихонько в
темноте кровь со лба и слизал потом ее с руки. Кто это выдумал, что так уж
больно, если тяпнешься лбом о кирпич? Кто сказал, что в темноте страшно? И кто
это вообще считает, будто ночью надо всем обязательно спать? Все это выдумали
те, кто никогда не слышал, как им говорят: "Мы будем теперь всегда дружить с
тобой. Ты мне главнее всего на свете. Я к тебе знаешь как отношусь"...
нишу, которую нащупал слабеющий луч фонарика. Потом Сеня помог Ксане подняться
по трухлявым скользким ступеням лесенки, проводил ее в коридор второго этажа,
куда выходил дортуар девочек. Ох, в каком он дивном настроении был сейчас!
Только теперь он почувствовал, что надо все-таки пойти переодеться. Он весь
вымок на дожде. Рубашка под гимнастеркой прилипала к телу, и за шиворот с
мокрой головы стекали ледяные струйки. Но когда Сеня, простившись с Ксаной,
спустился вниз и оказался уже в своем коридоре, он услышал, как осторожненько,
еле различимо скрипнула дверь их дортуара.
остановило его. Он замер, прислушиваясь.
оставить это дело?
ргешит...
Перепугался! Тебе такой случаи выходит. В газете напечатают, дурак. Ты скажи
лучше - спички есть? Давай сюда фонарь. Видишь, у меня все припасено. Сеня
напряженно вслушивался. Он никак не мог понять, о чем ведут разговор приятели.
Потом, неслышно ступая, не зажигая фонарика, он пошел за Пьером и Рем-кой,
осторожно шагавшими к лестнице.
уже дома с забинтованным лбом. Ранение оказалось неопасным, только удар
оглушил. Больше поразило Незабудного лицо Галины Петровны, сразу постаревшей
на много лет, с резко проступившими морщинами, с беспокойными желвачками у как
бы затвердевшего подбородка.
что Тулубеям сейчас не до него. Пожелал Богдану Анисимовичу скорее
поправиться, узнал, что в районе напали на след человека, нанесшего удар
Тулубею, попрощался с Галиной Петровной и пошел к себе.
Иванович удивился, когда дежурный по общежитию, отдавая ему ключ от комнаты,
сказал, что кто-то его дожидается. И действительно, в коридоре со стула под
фикусом у окна встал навстречу Артему Ивановичу какой-то незнакомый человек со
шляпой и небольшим чемоданом в руках.
Впрочем, сомневаться не приходится и без паспорта. Добрый вечер. Разрешите? Я
к вам. Извините за позднее время... Если интересуетесь документами,
пожалуйста.- Он полез рукой за отворот пиджака - вынул красную книжечку.- Я из
Советского Комитета ветеранов войны.
Херберт Фрэнк
Курылев Олег
Панов Вадим
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Грабб Джеф