Чтение 53–й страницы книги ~Белеет парус одинокий~

Возле самого кладбища к рыбакам стали присоединяться мастеровые и
железнодорожники Чумки, Сахалинчика, Одессы-Товарной, Молдаванки, Ближних и
Дальних Мельниц. Кладбищенский городовой с тревожным удивлением смотрел на
громадную толпу, валившую в ворота.

Кладбище, как и город, имело главную улицу, соборную площадь, центр,
бульвар, предместья. Сама смерть казалась бессильной перед властью
богатства. Даже умерев, человек продолжал оставаться богатым или бедным.

Толпа молча прошла по главной улице тенистого города мертвецов, мимо
мраморных, гранитных, лабрадоровых фамильных склепов - этих маленьких
роскошных вилл, за чугунными оградами которых в черной зелени кипарисов и
мирт стояли, опустив крылья, каменные высокомерные ангелы.

Здесь каждым участком земли, купленным за баснословные деньги, по
наследству владели династии богачей.

Толпа миновала центр и свернула на менее богатую улицу, где уже не было
особняков и мавзолеев. За железными оградами лежали мраморные плиты,
окруженные кустами сирени и желтой акации. Дожди смыли позолоту с выбитых
имен, и маленькие кладбищенские улитки покрывали серые от времени мраморные
доски.

Затем пошли деревянные ограды и дерновые холмики.

Потом - скучные роты голых солдатских могил с крестами, одинаковыми, как
винтовки, взятые на караул.

Но даже и этот район кладбища оказался слишком богатым для дедушки.
Дедушку зарыли на узкой лужайке, усеянной лиловыми скорлупками пасхальных
крашенок, у самой стены, за которой уже двигались фуражки конной полиции.
Люди тесным кольцом окружили могилу, куда медленно опускалась на полотенцах
легкая лодка нищего гроба.

Всюду Петя видел потупленные лица и большие черные руки, мявшие картузы и
фуражки.

Тишина была такой полной и угрюмой, а небо - таким душным, что мальчику
казалось: раздайся хоть один только резкий звук, и в природе произойдет
что-то страшное - смерч, ураган, землетрясение...

Но все вокруг было угнетающе тихо.

Мотя, так же как и Петя, подавленная этой тишиной, одной рукой держалась
за гимназический пояс мальчика, а другой - за юбку матери, неподвижно глядя,
как над могилой вырастает желтый глиняный холм.

Наконец в толпе произошло легкое, почти бесшумное движение. Один за
другим, не торопясь и не толкаясь, люди подходили к свежей могиле,
крестились, кланялись в пояс и подавали руку скачала Мотиной маме, потом
Гаврику.

Гаврик же, дав Пете держать миску, аккуратно и хозяйственно насупившись,
выбирал новенькой деревянной ложкой колево - каждому понемногу, чтобы всем
досталось, и клал его в протянутые ковшиком руки и в шапки. Люди с бережным
уважением, стараясь не уронить ни зернышка, высыпали колево в рот и
отходили, уступая место следующим.

Это было все, что могла предложить дедушкина семья друзьям и знакомым,
разделявшим ее горе.

Некоторым из подходивших за колевом рыбакам Гаврик говорил с поклоном:

- Кланялся вам Терентий, просил не забывать: завтра часов в двенадцать
маевка на своих шаландах против Аркадии.

- Приедем.

Наконец в опустошенной миске осталось всего четыре лиловых мармеладки.

Тогда Гаврик с достоинством поклонился тем, кому не хватило, сказал:
"Извиняйте", - и распределил четыре лакомых кусочка между Женечкой, Мотей и
Петей, не забыв, однако, и себя. Давая Пете мармеладку, он сказал:

- Ничего. Она хорошая. Братьев Крахмальниковых. Скушай за упокой души.
Поедешь завтра с нами на маевку?

- Поеду, - сказал Петя и поклонился могиле в пояс, так же точно, как это
делали все другие.

Толпа не спеша разошлась. Кладбище опустело. Где-то далеко, за стеной,
послышался одинокий голос, затянувший песню. Ее подхватили хором:

Прощай же, товарищ, ты честно прошел

Свой доблестный путь благородный!

Но тотчас раздался полицейский свисток. Песня прекратилась. Петя услышал
шум множества ног, бегущих за стеной. И все стихло.

Несколько капель дождя окропило могилу. Но дождик лишь подразнил -
перестал, не успев начаться. Стало еще более душно, сумрачно.

Мотя с мамой, Гаврик и Петя в последний раз перекрестились и пошли домой.
Петя простился с друзьями у Куликова поля.

- Так не забудь, - сказал Гаврик многозначительно.

- Говоришь! - Петя с достоинством кивнул головой.

Затем он, как бы невзначай, подошел к Моте. Унизительно краснея от того,
что приходится обращаться с вопросом к девчонке, он быстро шепнул:

- Слышь, Мотька, что такое маевка?

Мотя сделала строгое, даже несколько постное лицо и ответила:

- Рабочая пасха.

44 МАЕВКА

Теплый дождик шел всю ночь. Он начался в апреле и кончился в мае. В
девятом часу утра ветер унес последние капли.

Море курилось парным туманом, сливаясь с еще не расчищенным небом.
Горизонт отсутствовал. Купальни как бы висели в молочном воздухе. Лишь
извилистые и глянцевитые отражения свай покачивались на волне цвета
бутылочного стекла.

Гаврик и Петя гребли, с наслаждением опуская весла в воду, теплую даже на
вид.

Сначала наваливались - кто кого перегребет. Но Пете трудно было тягаться
с Гавриком. Маленький рыбак без особого труда одолевал гимназистика, и лодка
все время крутилась.

- А ну, хлопцы, не валяйте дурака! - покрикивал Терентий, сидевший на
корме, играя своей железной палочкой. - Шаланду перекинете!

Мальчики перестали тягаться, но сейчас же придумали новую игру - кто
меньше брызнет.

До сих пор брызгали довольно мало. Но едва только начали стараться,
брызги, как нарочно, так и полетели из-под весел. Тогда мальчики стали
толкать друг друга плечами и локтями.

- Уйди, босявка! - кричал Петя, заливаясь хохотом.

- От босявки слышу! - бормотал Гаврик, поджав губы, и вдруг нечаянно
пустил из-под весла такой фонтан, что Терентий едва успел спастись, сев на
дне.

Оба мальчика задохнулись от смеха, у Пети изо рта пошли даже пузыри.

- Что ж ты брызгаешься, чертяка?

- А ты не каркай под руку!

Терентий хотел было не на шутку рассердиться, но тут и его самого
разобрало неудержимое, мальчишеское веселье. Он сделал зверское лицо,
схватился руками за оба борта и стал изо всех сил качать шаланду.

Мальчики повалились друг на друга, стукнулись головами, заорали благим
матом. Потом принялись бешено колотить веслами по воде, окатывая Терентия с
двух сторон целыми снопами брызг.

Терентий не остался в долгу: он проворно сунулся к воде, отворотил
зажмуренное лицо и, молниеносно работая ладонями, стал обливать мальчиков.
Через минуту все трос оказались мокрыми с ног до головы. Тогда они, хохоча и
отдуваясь, повалились на банки и в изнеможении застонали.

Ветерок уносил туман. Из воды в глаза ударило солнце, словно под лодку
вдруг подставили зеркало.

Берег проявлялся из мути, как переводная картинка.

Яркий майский день заиграл всеми своими голубыми, сиреневыми и зелеными
красками.

- Ну, побаловались, и будет, - строго сказал Терентий, вытирая рукавом
мокрый лоб с белым атласным шрамом. - Пошли дальше.

Мальчики стали серьезны и налегли на весла.

Петя старательно сопел, высунув язык. Правду сказать, он немного уже
устал. Но он ни за что не сознался бы в этом перед Гавриком.

Кроме того, мальчика сильно беспокоил вопрос: маевка это уже или еще не
маевка? Однако ему не хотелось спрашивать, чтобы опять не оказаться в
дураках, как тогда с Ближними Мельницами.

Мотя сказала, что маевка - это рабочая пасха. Но вот они уже добрых
полчаса плывут вдоль берега, а до сих пор что-то не видать ни кулича, ни
окорока, ни крашеных яиц. Впрочем, может быть, это так и полагается. Ведь
пасха-то не просто пасха, а рабочая.

Вес же в конце концов мальчик не выдержал.

- Послушайте, - сказал он Терентию, - это уже самая маевка или еще нет?

- Еще не маевка.

- А когда она будет? Скоро?

Сказав это, Петя тотчас приготовил преувеличенно веселую, льстивую
улыбку.

На основании долголетнего опыта разговоров со взрослыми он знал, что
сейчас ему ответят: "Как начнется, так и будет". - "А когда начнется?" -
"Как будет, так и начнется".

Но, к Петиному удивлению, Терентий ответил ему совершенно как взрослому:

- Сначала подъедем до Малого Фонтана - заберем одного человека, а там и
маевку будем начинать.

Действительно, на Малом Фонтане в шаланду прыгнул франтоватый господин с
тросточкой и веревочной кошелкой. Он со всего маху сел рядом с Терентием,
воровато оглянулся на берег и сказал:

- Навались. Поехали.