удивительное, так хорошо защищенное убежище! Я могу провести здесь хоть
всю жизнь, если мне будет угодно.
обычно делал дневной обход, когда у Мейтленд был свободный день. Последнее
время я не очень старательно выполнял эту обязанность - возможно, потому,
что не отдавал себя целиком работе в больнице. Нет, так нельзя, нечестно
это по отношению к доктору Гудоллу, да и несовместимо с принципами, на
которых зиждется все в "Истершоузе". Попрекнув себя, я решил, что
необходимо исправиться. Я еще многое могу сделать до конца дня.
ней все шесть галерей. Я не торопился и выполнял свои обязанности не
кое-как, а старательно, заботливо. Тишина, царившая в галереях,
подействовала на меня почему-то успокоительно, и я подолгу беседовал с
некоторыми больными, а с Герцогиней даже выпил чашку чая в ее апартаментах
- высокой комнате с выцветшими зелеными портьерами, ковром из медвежьей
шкуры и бронзовой люстрой. На ней было сиреневое бархатное платье с
множеством драгоценностей, а на шее висело несколько ожерелий из еще
свежих семечек дыни. Сначала она пытливо смотрела на меня своими
глазками-бусинками, но я очень старался ей угодить, и постепенно она
оттаяла, а когда я начал прощаться, кокетливо протянула мне свою желтую,
как пергамент, руку.
повернулся к сестре Шэдд.
несмотря на свои странности, улавливает отклонения от нормы у окружающих
ее больных?
держалась в стороне и молчала. А сейчас почему-то неодобрительно и
осуждающе посмотрела на меня.
Даже самые старые пытаются придумать что-то новенькое в своем туалете: тут
добавят ленточку, там - оборочку, лишь бы перещеголять остальных. Их
наряды бывают часто нелепы, но стоит кому-то появиться в платье, какого
нет у других, все тотчас же перенимают фасон. Ну и конечно, поскольку у
Герцогини обширный гардероб, она чувствует себя здесь царицей.
рот, потом с недовольным видом поджала губы.
я. - Есть среди них, например, пассивные девственницы, которые краснеют
при одном виде мужчин... а с другой стороны, есть и такие весьма
романтические натуры, которые лукаво поглядывают во время прогулки на
приглянувшегося им мужчину... А одержимые, которые то призывают
обольстителя, то жалуются, что они забеременели от вспышки молнии, от
громового раската, от электрических волн, от солнечных или лунных лучей
или даже от пригрезившегося им доктора Гудолла!
Мне надо идти. - И уже повернувшись, мрачная как туча, она бросила через
плечо: - Вы, право, меня удивляете, почему бы вам не пойти к себе и не
прилечь?
бесполезно. Ее уход обидел меня, однако я упорно не желал расстраиваться.
Почувствовав прилив бодрости, я отправился в аптеку.
пополнить его. Отмеряя кристаллы хлоралгидрата и растворяя их в синих
стеклянных бутылках, я внезапно обнаружил, что напеваю любимую фразу
Полфри из "Кармен", которую написал этот бедный, несчастный Бизе. Очень
приятная и благозвучная ария. Если бы голова у меня не была такая тяжелая,
точно по ней били молотками, я бы чувствовал себя прилично.
пронзительного звонка. Но я был совершенно спокоен, когда поднял трубку.
поговорить с вами.
фамилия?
есть мотоцикл. Что ему нужно от меня в такое неурочное время?
веселый и возбужденный, - он так и сыпал словами, без передышки:
сознание. Она разговаривала с нами. Здорово, правда?
привратницкую. Я хочу повидать вас.
человека, отягощенного множеством дел, - но я никак сейчас не могу.
Алло... Алло...
и со спокойной улыбкой повесил трубку. Правда, я очень люблю Люка, но у
меня просто нет времени на всякие пустяки. Конечно, очень приятно, что
мисс Лоу стало лучше, и, несомненно, это большая радость для ее родных.
Такая спокойная девушка, глаза у нее карие, а волосы каштановые. Мне
вспомнилась одна песенка: "Дженни - шатенка, с кудряшками, как пух..."
Прелестный мотив - надо будет напеть его Полфри. Я смутно припоминал ее:
она ведь занималась у меня в семинаре, умная, но уж слишком назойливая.
Конечно, никакого зла я ей не желаю, ни малейших неприятностей на свете.
что страха нет в моей душе..." Я пополнил запас лекарств, прибрал в аптеке
и снова, словно сквозь туман, попытался разглядеть время на часах.
несмотря на боль в голове, это показалось мне приятной и вполне
естественной обязанностью.
за подносом на длинные столы, где среди звона тарелок, грохота
отодвигаемых стульев и гула голосов все приступили к еде.
возвышение, стал прохаживаться по столовой, с благосклонным интересом
наблюдая за происходящим. Пар от кушаний и запахи еды подействовали на
меня одуряюще; сразу сказалось недосыпание - мысли стали путаться, все
окрасилось в более теплые, сочные тона: передо мной была картина пиршества
в феодальном замке, где сидели аристократы и простолюдины, непрерывно
сновали слуги, - казалось, ожило полотно Брейгеля во всей яркости красок,
со всем своеобразием человеческих лиц, пышностью, движением и суетой...
комнату. У входа в галерею "Балаклава" сидел ночной дежурный и готовил
себе на ужин какао.
университетским крестом. На лице моем застыла улыбка - она словно
отпечаталась там и была каской, за которой я скрывал хаос, царивший у меня
в голове. Тяжелые молоты с удвоенной силой застучали в висках, я весь
покрылся потом и тут во внезапном проблеске сознания понял, что заболел.
Но момент просветления прошел, и я снова помчался вперед, думая лишь о
том, что надо скорее садиться за работу; улыбаясь еще тире все той же
застывшей улыбкой, я вошел в вестибюль и вскрыл конверт.
Ашера, возглавляющего это превосходное заведение. Милое письмо, да, в
самом деле - очень приятное. Добрый профессор сожалел, весьма сожалел, что
при сложившихся обстоятельствах я не могу рассчитывать на новое
назначение. Если бы, конечно, результаты моей работы были опубликованы
раньше... Эта задержка оказалась трагической, огорчению его нет предела, и
чувства его вполне понятны. На обороте стоял постскриптум. Ах да, обед,
конечно, тоже отменяется. К сожалению, когда он приглашал на понедельник,
то совсем забыл, что у него этот день занят. Тысяча извинений.
Когда-нибудь в другой раз. Да, конечно, договоренность остается в силе.
Возвращайтесь за свой стол в лабораторию. Работайте у меня, только будьте
не так строптивы, преисполнитесь духа сотрудничества и подчиняйтесь
начальству. Очень щедрое предложение. Но благодарю покорно - нет.
Деметрия и горки в стиле "буль", я тщательно разорвал письмо на четыре
части. Мне вдруг захотелось громко закричать. Но губы не шевельнулись,
точно они были склеены, а боль в голове вдруг стала невыносимой, она
нарастала, усиливалась, отдаваясь гулом и грохотом, - казалось, кто-то
рубил дрова тупым топором у меня на затылке. И, несмотря на это, я вдруг
понял, увидел своим мутным, неверным взором, что мне надо делать. Нечто
очень важное и существенное. Скорей, скорей... Только не
останавливаться... нельзя терять ни минуты.
темно, поднялся ветер, раскачивавший деревья и кусты, наполняя воздух
странным шепотом. Слетевший с дерева лист коснулся моей щеки, точно чьи-то
призрачные пальцы, - это подхлестнуло меня и заставило, спотыкаясь,
пуститься бегом.