Дарью и Людмилу приз не занимал, ни сначала, ни после. Нужна им корова!
Невидаль - веер! Да и кто будет присуждать призы? Какой у них, у судей,
вкус! Но обе сестры увлеклись Людмилиною мечтою послать в маскарад Сашу в
женском платье, обмануть таким способом весь город и устроить так, чтобы
приз дали ему. И Валерия делала вид, что согласна. Завистливая и слабая, как
дитя, она досадовала - Людмилочкин дружок, не к ней же ведь ходит, но
спорить с двумя старшими сестрами она не решалась. Только сказала с
презрительною усмешечкою:
- Он не посмеет.
- Ну, вот, - решительно сказала Дарья, - мы сделаем так, что никто не
узнает.
И когда сестры рассказали Саше про свою затею и сказала ему Людмилочка:
"Мы тебя нарядим японкою", Саша запрыгал и завизжал от восторга. Там будь
что будет, - и особенно, если никто не узнает, - а только он согласен, - еще
бы не согласен! - ведь это ужасно весело всех одурачить.
Тотчас же решили, что Сашу надо нарядить гейшею. Сестры держали свою
затею в строжайшей тайне, не сказали даже ни Ларисе, ни брату. Костюм для
гейши Людмила смастерила сама по ярлыку от корилопсиса: платье желтого шелка
на красном атласе, длинное и широкое; на платье шитый пестрый узор, крупные
цветы причудливых очертаний. Сами же девицы смастерили веер из тонкой
японской бумаги с рисунками, на бамбуковых палочках, и зонтик из тонкого
розового шелка на бамбуковой же ручке. На ноги - розовые чулки и деревянные
башмачки скамеечками. И маску для гейши раскрасила искусница Людмила:
желтоватое, но милое худенькое лицо с неподвижною, легкою улыбкою,
косо-прорезанные глаза, узкий и маленький рот. Только парик пришлось
выписать из Петербурга, - черный, с гладкими, причесанными волосами.
Чтобы примерить костюм, надо было время, а Саша мог забегать только
урывочками, да и то не каждый день. Но нашлись. Саша убежал ночью, уже когда
Коковкина спала, через окно. Сошло благополучно.
x x x
Собралась и Варвара в маскарад. Купила маску с глупою рожею, а за
костюмом дело не стало, - нарядилась кухаркою. Повесила к поясу уполовник,
на голову вздела черный чепец, руки открыла выше локтя и густо их
нарумянила,- кухарка же прямо от плиты, - и костюм готов. Дадут приз -
хорошо, не дадут - не надобно.
Грушина придумала одеться Дианою. Варвара засмеялась и спросила:
- Что ж, вы и ошейник наденете?
- Зачем мне ошейник? -с удивлением спросила Грушина.
- Да как же, - объяснила Варвара, - собакой Дианкой вырядиться
вздумали.
- Ну вот, придумали!-ответила Грушина со смехом, - вовсе не Дианкой, а
богиней Дианой.
Одевались на маскарад Варвара и Грушина вместе у Грушиной. Наряд у
Грушиной вышел чересчур легок: голые руки и плечи, голая спина, голая грудь,
ноги в легоньких туфельках, без чулок, голые до колен, и легкая одежда из
белого полотна с красною обшивкою, прямо на голое тело, - одежда
коротенькая, но зато широкая, со множеством складок. Варвара сказала,
ухмыляясь:
- Головато.
Грушина отвечала, нахально подмигивая:
- Зато все мужчины так за мной и потянутся.
- А что же складок так много? - спросила Варвара.
- Конфект напихать можно для моих чертенят, - объяснила Грушина.
Все так смело открытое у Грушиной было красиво, - но какие
противоречия. На коже -
блошьи укусы, ухватки грубы, слова нестерпимой пошлости. Снова
поруганная телесная красота.
x x x
Передонов думал, что маскарад затеяли нарочно, чтобы его на чем-нибудь
изловить. А все-таки он пошел туда, - не ряженый, в сюртуке. Чтобы видеть
самому, какие злоумышления затеиваются.
x x x
Мысль о маскараде несколько дней тешила Сашу. Но потом сомнения стали
одолевать его. Как урваться из дому? И особенно теперь, после этих
неприятностей. Беда, если узнают в гимназии, как раз исключат.
Недавно классный наставник, - молодой человек до того либеральный, что
не мог называть кота Ваською, а говорил: кот Василий, - заметил Саше весьма
значительно при вы даче отметок:
- Смотрите, Пыльников, надо делом заниматься.
- Да у меня же нет двоек, - беспечно возразил Саша.
А сердце у него упало, - что еще скажет? Нет, ничего, промолчал, только
посмотрел строго.
В день маскарада Саше казалось, что он и не решится поехать. Страшно.
Вот только одно: готовый наряд у Рутиловых, - нешто ему пропадать? И все
мечты и труды даром? Да ведь Людмилочка заплачет. Нет, надо итти.
Только приобретенная в последние недели привычка скрытничать помогла
Саше не выдать
Коковкиной своего волнения. К счастью, старуха рано ложится спать. И
Саша лег рано, - для отвода глаз разделся, положил верхнюю одежду на стул у
дверей и поставил за дверь сапоги. Оставалось только уйти - самое трудное.
Уж путь намечен был заранее, через окно, как тогда для примерки. Саша надел
светлую летнюю блузу, - она висела на шкапу в его горнице, - домашние легкие
башмаки и осторожно вылез из окна на улицу, улучив минуту, когда нигде
поблизости не было слышно голосов и шагов. Моросил мелкий дождик, было
грязно, холодно, темно. Но Саше все казалось, что его узнают. Он снял
фуражку, башмаки, бросил их обратно в свою горницу, подвернул одежду и
побежал вприпрыжку босиком по скользким от дождя и шатким мосткам. В темноте
лицо плохо видно, особенно у бегущего, и примут, кто встретит, за простого
мальчишку, посланного в лавочку.
x x x
Валерия и Людмила сшили для себя замысловатые, но живописные наряды:
цыганкою нарядилась Людмила, испанкою - Валерия. На Людмиле - яркие красные
лохмотья из шелка и бархата, на Валерии, тоненькой и хрупкой - черный шелк,
кружева, в руке - черный кружевной веер. Дарья себе нового наряда не шила, -
от прошлого года остался костюм турчанки, она его и надела, - решительно
сказала:
- Не стоит выдумывать!
Когда прибежал Саша, все три девицы принялись его обряжать. Больше
всего беспокоил Сашу парик.
- А ну как свалится! - опасливо повторял он.
Наконец, укрепили парик лентами, связанными под подбородком.
XXIX
Маскарад был устроен в общественном собрании, - каменное, в два жилья,
здание казарменного вида, окрашенное в ярко-красный цвет, на базарной
площади. Устраивал маскарад Громов-Чистопольский, антрепренер и актер
здешнего городского театра.
На подъезде, обтянутом коленкоровым навесом, горели шкалики. Толпа на
улице встречала приезжающих и приходящих на маскарад критическими
замечаниями, по большей части неодобрительными, тем более, что на улице, под
верхнею одеждою гостей, костюмы были почти не видны, и толпа судила
преимущественно по наитию. Городовые на улице охраняли порядок с достаточным
усердием, а в зале были в качестве гостей исправник и становой пристав.
Каждый посетитель при входе получал два билетика: один - розовый, для
лучшего женского наряда, другой - зеленый, для мужского наряда. Надо было их
отдать достойным. Иные осведомлялись:
- А себе можно взять?
Вначале кассир в недоумении спрашивал:
- Зачем себе?
- А если, по-моему, мой костюм - самый хороший, - отвечал посетитель.
Потом кассир уже не удивлялся таким вопросам, а говорил с
саркастическою улыбкою (насмешливый был молодой человек) :
- Сделайте ваше одолжение. Хоть оба себе оставьте.
В залах было грязновато, и уже с самого начала толпа казалась в
значительной части пьяною. В тесных покоях с закоптелыми стенами и потолками
горели кривые люстры; они казались громадными, тяжелыми, отнимающими много
воздуха. Полинялые занавесы у дверей имели такой вид, что противно было
задеть их. То здесь, то там собирались толпы, слышались восклицания и смех,
- это ходили за наряженными в привлекавшие общее внимание костюмы.
Нотариус Гудаевский изображал дикого американца: в волосах петушьи
перья, маска медно-красная с зелеными нелепыми разводами, кожаная куртка,
клетчатый плед через плечо и кожаные высокие сапоги с зелеными кисточками.
Он махал руками, прыгал и ходил гимнастическим шагом, вынося далеко вперед
сильно согнутое голое колено. Жена его нарядилась колосом. На ней было
пестрое платье из зеленых и желтых лоскутьев; во все стороны торчали
натыканные повсюду колосья. Они всех задевали и кололи. Ее дергали и
ощипывали. Она злобно ругалась:
-- Царапаться буду! - визжала она.
Кругом хохотали. Кто-то спрашивал:
- Откуда она столько колосьев набрала?
- С лета запасла, - отвечали ему, - каждый день в поле воровать ходила.