Викторовне, находит конверт, надписывает и запечатывает. Потом берет еще
один лист почтовой бумаги и пишет крупными буквами: "Мама! Я все узнала
насчет Славика. Жить с вами я не могу. Пожалуйста, не надо меня разыскивать,
я все равно не вернусь. Вероника".
Потом, уже одетая, в овчинковой куртке, брюках и сапожках, она еще раз
возвращается в столовую, чтобы положить ключи от квартиры поверх записки. На
лестничной площадке она секунду медлит, сердце у нее колотится, во рту сухо
и горько, ей вдруг с пугающей несомненностью становится ясно, что в
некоторых случаях смерть - это действительно самый простой выход. Сильным
рывком на себя Ника намертво захлопывает тяжелую дверь и с чемоданом в руке
идет к лифту.
остается полтора часа. Чемодан получился тяжелым, Ника сдает его в камеру
хранения, выходит на площадь, смотрит в последний раз на ночную Москву.
Дождь перестал, сильно похолодало, и, если присмотреться, на небе можно
различить мелкие озябшие звезды. Нику начинает трясти. В буфете
Ленинградского вокзала она, чтобы согреться, выпивает стакан кофе, не
отрываясь смотрит на проходящих к перронам пассажиров. Не нужно было сюда
идти, она понимает это, но все-таки идет следом за всеми. "Стрела" стоит у
шестой платформы, отражения тележек носильщиков плывут, изламываясь, в
вишневом лаке вагонов, какие-то беспечные люди курят за зеркальными
стеклами. Завтра в половине девятого они будут в Ленинграде.
боли, судорожно стиснув в кармане куртки кошелек с жетоном камеры хранения и
билетом до Новоуральска. На сигнальном табло горят цифры, последняя меняется
каждую минуту - 23.44, 23.45, 23.46, 23.47... Еще несколько минут, и
экспресс тронется, всю ночь он будет лететь с ураганным грохотом по самой
прямой в мире дороге, чтобы в половине девятого утра бесшумно подплыть к
ленинградскому перрону. А там, чтобы попасть на Таврическую, нужно просто
сесть в троллейбус, пятый или седьмой, и по Суворовскому проспекту доехать
до улицы Салтыкова-Щедрина, которую каждый уважающий себя ленинградец
называет только Кирочной. О, как она знает этот коротенький маршрут, на
память, наизусть, всем сердцем, как она благодарна Мамаю за его шутливый
прощальный подарок - потрепанную схему "Как проехать по Ленинграду"...
трогается и уже плывет вдоль перрона. Проплывает щеголеватая проводница в
открытой двери, литые гербы и буквы, зеркальные стекла мелькают все быстрее
и быстрее, они уже летят, сливаясь в сверкающую полосу, потом все это
великолепие вдруг обрывается - вспышка красных фонарей - и перрон пуст.
лихорадочно роется в кошельке - слава богу, кажется мелочи хватит...
Дрожащими пальцами, закусив губу, она сует монеты в щель, набирает цифры по
инструкции, слишком много цифр, не может быть, чтобы это действительно
соединилось, это просто чудо какое-то было бы... И чудо происходит - в
трубке слышатся далекие гудки, долго никто не подходит, потом старушечий
голос спрашивает: "Вам кого?"
я очень вас прошу...
звонит в такое время; впрочем, он-то не спит, конечно, лишь бы был дома... И
чудо продолжается!
беспокоился - что с тобой, почему ты молчишь, что вообще случилось? Ника!
Откуда ты звонишь?
как это тебе удалось, - послушай, ты с родителями или тебя встречать? И
каким поездом?
тебе потом все объясню, я не могу сейчас. Я еду не в Ленинград, ты
понимаешь, я вообще уезжаю из Москвы, насовсем, я тебе напишу потом...
Что случилось?
понимаешь, я уезжаю отсюда, насовсем, я обещаю потом тебе написать...
У тебя есть карандаш? Я продиктую адрес своих друзей, поезжай немедленно к
ним, - ты слышишь? - а утром я приеду, тут есть, кажется, какой-то поезд
около часа - я сейчас прямо на вокзал, время еще есть, утром буду в
Москве...
ведь ничего не знаешь...
когда дуло у виска. Она долго стоит на площади, без мыслей, без чувств,
совершенно пустая и легкая, потом возвращается на Ярославский вокзал,
забирает чемодан из камеры, идет на перрон. Вот и поезд "Москва -
Владивосток", зеленый, бесконечно длинный. В тускло освещенном вагоне она
растерянно задерживается в дверях - здесь почему-то нет ни купе, ни
коридора, просто полки и отовсюду торчат ноги. Душно, отвратительный спертый
воздух, за боковым столиком трое, раздевшись до маек, шумно пьют водку.
Сзади Нике наподдают чемоданом, она подхватывает свой и торопливо
пробирается вперед, уклоняясь по возможности от торчащих на уровне лица
чужих ног. Разыскав свое место, она вскарабкивается наверх и сидит там,
съежившись, испуганная, совершенно оглушенная. Как здесь раздеваются, если
нет перегородок? Видимо, никак; придется спать в одежде, но эта невыносимая
духота, и вообще...
и многолюдно и, кажется, тоже пьют. Судя по всему, она попала в какой-то
особый вагон для пьющих, но теперь уж ничего не поделаешь... Она с трудом
стаскивает куртку, сапожки, начинает кое-как умащиваться на узкой и жесткой
полке - и вдруг чуть не слетает вниз от резкого рывка.
ж, нагостевались в Белокаменной, пора и за дело браться...
* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *
ГЛАВА 1
черным дерматином, с поблескивающей на ней хромированной табличкой
"И.А.Ратманов", продолжала молчать. Шепотом выругавшись, Игнатьев кинулся
звонить в соседнюю квартиру.
звучал спокойно. - Не знаете ли, есть кто-нибудь дома у ваших соседей?
халате и бигуди пожала плечами, - Сами они в отъезде, но Ника должна быть
дома... если не вышла куда-нибудь!
уже удивленно. - А что, собственно, случилось?
знаете, в какой школе Ника учится?
как-то, что девочке приходится далеко ездить - кажется, на Ордынку куда-то,
да-да, совершенно верно, она обычно возвращается тридцать третьим
троллейбусом, с Октябрьской площади...
день в Феодосии, когда они попали под ливень, Ника рассказывала ему о своей
школе - это тот же район, где они жили раньше, в Замоскворечье, такой
настоящий уголок старой Москвы... Да, и вот еще что: недалеко от их школы,
говорила Ника, есть действующая церковь - совсем близко, через несколько
домов, - а рядом с церковью что-то вроде маленького сквера... Это уже
примета, подумал он, на Ордынке, надо полагать, не так уж много действующих
церквей!
воскресное мероприятие? В его время - когда он учился - по выходным иногда
устраивались утренники. Впрочем, нет, едва ли, обычно это бывало в связи с
тем или другим праздником... Но все равно, попытка не пытка.
действующая церковь?
Вообще-то есть, точно, я одну бабку туда возил. Желтая такая церквуха,
круглая.
одностороннее движение.
служба, и остальные приметы совпадали - рядом был крошечный разгороженный