глиняные украшения. Лаура непроизвольно поежилась, стоя в дверном проеме,
пытаясь что-нибудь разглядеть в темноте. Ничего, только какие-то контуры.
Они с Марком заглядывали сквозь стекла этой двери в субботу и видели
стоявший посреди кухни стол с единственным стулом. В субботу все стекла в
двери были целы и сама она заперта.
***
снова начал набирать силу - тонкий, высокий вой, которого Мэри больше не
могла вынести.
ЗАТКНИСЬ, ТЫ, ГОВНО МЕЛКОЕ!
быть, чтобы поверить, будто объявление дал Лорд Джек! Поверить, что ему
нужны она и ребенок после всех этих лет? Поверить, что она ему
небезразлична? Всем на нее наплевать. Всем. Она украла этого ребенка и
разрушила свое прикрытие, пошла на смертельный риск, сунув палку в осиное
гнездо легавых... И все это ради предательской книги Эдварда Фордайса о
Штормовом Фронте.
ему пулю между глаз и выкинуть тело в мусорный бак. Но сейчас здесь был
ребенок, разрывающийся в крике на части. "Барабанщик", - подумала она и едко
улыбнулась.
она встряхнула его сильнее. Плач перешел в визг. - Так ты у меня поплачешь!
горячий воздух. Младенец дрожал, продолжая завывать и сучить ногами. Не
нужен ей этот маленький ублюдок! Не нужен ей Лорд Джек! Никто ей не нужен!
Она заставит Барабанщика перестать плакать, заставит его слушаться, а то,
что останется, бросит свиньям и этой бабе по имени Лаура Клейборн. Потом она
снова уйдет в подполье, глубокое подполье, где ее никто не тронет, и в
последний раз повернется спиной к мечте идиота о любви и надежде.
ткнула его лицом в раскаленную горелку.
***
выдавали.
от дома и слишком далеко зашла".
и стала нашаривать пальцами выключатель. Рука что-то зацепила, оно весело
зазвенело, и Лаура подпрыгнула на целый фут. Чертова глиняная подвеска. Она
наделала шума больше, чем полковой оркестр.
человеком, который стоял у нее за спиной. Ее рот раскрылся для крика. Рука в
черной перчатке метнулась быстрее, чем голова кобры, и зажала ей рот раньше,
чем оттуда вылетел звук.
готовясь услышать крик агонии. Крик раздался.
сдавленный выдох, когда во что-то попала. Рыжеволосая женщина выдирала у нее
Барабанщика, и Мэри не знала ее лица. Женщина повторяла:
ребенка, и Мэри крепко приложила эту рыжую спиной о стену. Это ее ребенок, и
она может с ним делать все, что ей заблагорассудится. Она рискнула жизнью,
чтобы добыть этого ребенка, и никто у нее его не отберет. Женщина опять
стала драться с ней за Барабанщика, позади ярко-красно светилась плита, и
ребенок выл.
повисая на ней. Мэри видела ее белое горло, видела место, куда надо ударить,
чтобы сломать трахею.
повиснув на ней. - Мэри, посмотри на меня! Я Диди! Я Диди Морз!
тяжелоскулое лицо с глубокими морщинами.
красивая.
ребенка, Мэри! Не губи Барабанщика!
силиконовыми вставками и молотом, который сломал ей нос.
Один хирург, который работал на многих, желавших исчезнуть".
Сент-Луиса, который был участником военизированного подполья, сделал эту
работу. Диди Морз, с теми же зелеными глазами и рыжими волосами, но ужасно
изменившаяся. Стоит и просит ее не губить Барабанщика.
не резал бритвой, это был крик невинного существа, которому нужна помощь, и
Мэри, прижав к себе Барабанщика, всхлипнула, осознав, к чему чуть не привела
ее ярость.
дрожащего ребенка. - Я больна, Диди, Господи, как я больна!
Мэри ей чуть не сломала спину, когда швырнула о стену.
Зрелище женщины, готовой сунуть младенца лицом в плиту, - это был ужас, в
который невозможно поверить. Она осторожным движением взяла Мэри под руку. -
Пойдем, сестра.
судорожные всхлипы терзали легкие.
схожу с ума. О Господи! О Боже! Да я ни за что не причинила бы вреда моему
милому Барабанщику!
номере Мэри в "Камео Мотор Лодж". Диди и Мэри приехали туда от Эдварда в
восемь часов и распили бутылочку-другую, разговаривая о прежних днях. Мэри
разложила для Диди раскладной диван, и там она и спала, когда услышала, как
Мэри выходит из спальни и идет на кухню. Мэри потом вернулась за плачущим
ребенком, и едва удалось предотвратить то, что могло случиться.
лице, глаза покраснели и опухли. Мальчик успокаивался и начинал засыпать, и
она пересела на скомканную постель, ее нервы все еще дергались.
люблю?
ребенком на руках.
завиточки волос. - Он мой. Только мой.
***
сточенные до самых корней зубы. "Как в столбняке", - подумала Лаура, когда
рука в перчатке схватила ее лицо. Щека с ухмыляющейся стороны ввалилась,
нижняя челюсть искривлена и выдается, как у барракуды. У него были темные
глаза, и тот, что на поврежденной стороне лица, запал и остекленел. Окопы
шрамов тянулись от угла его рта по ввалившейся щеке. В его горло был вшит
разъем телесного цвета под три штырька.
размахнулась монтировкой с силой отчаяния, и удар пришелся ему вскользь по
левому плечу. Но вышел достаточно сильным: человек отшатнулся, открыл
изуродованный рот и издал шипящий звук боли, как разорванная паровая труба.
себе место, и опять взмахнула монтировкой. Мужчина поднял руку, отбивая
удар, и их предплечья столкнулись так резко, что рука Лауры онемела, но
монтировку не выпустила. Зато ее противник выронил то, что держал в руке.
Маленький фонарик упал на пол и закатился под кухонный стол.
Мужчина был высок и жилист, в черной одежде и в черной шерстяной шапочке.
Лицо его было бледным как луна. Он ударил Лауру о кухонную полку, зазвякала
падающая керамика. Взлетело колено, ударив ее между ног, и боль заставила ее
вскрикнуть, но она сжала зубы и намертво вцепилась в монтировку. Их мотало
по кухне, они налетели на стол и свалили его. Мужчина одной рукой ухватил ее
за подбородок и запрокинул ей голову, пытаясь перехватить шею. Лаура бешено
вцепилась ногтями ему в глотку, процарапывая борозды. Ее пальцы нашли
разъем, и она рванула его.
визгом рвалось дыхание. Лаура бросилась на него с бешеными глазами. Она
занесла монтировку для очередного удара: ее целью было вышибить ему мозги,
Акунин Борис
Сертаков Виталий
Акунин Борис
Круз Андрей
Контровский Владимир
Каменистый Артем