Чтение 53–й страницы книги ~Жюльетта~

молчание, Жюльетта, - и ваше благополучие обеспечено. А пока будьте здоровы
и прощайте.
Первым делом я ознакомилась со смертным приговором, который мне
предстояло доставить к месту исполнения. Великий Боже! Каково было мое
изумление, когда я обнаружила написанное черным по белому предписание
главному смотрителю монастырской тюрьмы тайно отравить кого бы думали?
Сент-Эльм, ту самую обворожительную новенькую послушницу, которую я так
обожала во время своего пребывания в Пантемоне. Другая на моем месте,
возможно, порвала бы в клочья смертоносный лист бумаги, но не таков мой
характер. Я слишком далеко зашла в своей жажде злодейства, чтобы колебаться,
да я ни на секунду и не усомнилась в том, что сделаю этот шаг, и вскоре
приехала в Сент Пелажи, где вот уже три месяца томилась за решеткой юная
Сент-Эльм. Я передала приказ в руки старшего надзирателя и попросила
разрешения повидать узницу. Поговорив с ней, я узнала, что министр обещал
устроить ее освобождение в обмен на ее благосклонность и что она делала для
него все, что только может сделать женщина, чтобы ублажить мужчину. Порочный
негодяй не упустил ничего из своего обычного репертуара жуткой похоти и
использовал все части ее тела: и рот, и зад, и влагалище... Злодей буквально
втоптал ее в грязь, и в качестве награды за это чудовищное с ней обращение
она не получила ничего, кроме слабой надежды на скорое освобождение.
- У меня с собой документ, который положит конец твоим страданиям, -
сказала я, целуя ее.
Сент-Эльм рассыпалась в благодарностях и с лихвой возвратила мне мои
ласки. Впервые в жизни я почувствовала, как акт предательства обильно
увлажнил мою куночку... На другой день она умерла.
Воистину, подумалось мне, когда я узнала результат своего злодейского
поступка, в этом состоит мое предназначение. Я рождена для великих дел. И
лишний раз убедилась в этом.
Я с жаром окунулась в подготовку спектакля, в котором должен был
участвовать Сен-Фон через три недели, и организовала свой первый званый ужин
точно в назначенный срок.
Я отыскала и наняла шесть обольстительных помощниц, включая троих юных
монахинь, привезенных из святой обители в местечке Мо, двенадцати,
тринадцати и четырнадцати лет от роду с божественным лицом и телом.
В тот первый вечер министр появился в сопровождении мужчины лет
шестидесяти. Сразу по прибытии он на несколько минут уединился со мной,
осмотрел мои плечи и, кажется, остался недоволен, не обнаружив следов
экзекуции, проведенной во время нашей последней встречи. Он почти не
притронулся ко мне, однако порекомендовал проявить глубочайшее почтение и
беспрекословную покорность к своему спутнику, так как тот был одним из
знатнейших придворных и принцем по крови. Последний вошел в комнату, как
только оттуда вышел Сен-Фон. Предупрежденная моим повелителем, я повернулась
и обнажила свой зад сразу, как только он закрыл за собой дверь. Он
приблизился с лорнетом в руке.
- А ну-ка пукни, - приказал он, - или я укушу тебя.
От неожиданности я не смогла удовлетворить его желание и мгновенно
почувствовала резкую боль в левой ягодице. Его зубы оставили глубокие
вмятины в моем теле. Потом он подошел ко мне спереди, и моим глазам
предстало суровое неприятное лицо.
- Засунь язык мне в рот. Я повиновалась, и он добавил:
- Срыгни или я снова укушу тебя.
Поняв, что не смогу этого сделать, я быстро отпрянула от него. Старый
пакостник пришел в ярость, схватил связку лежащих наготове розог и минут
пятнадцать порол меня потом остановился и снова заглянул мне в лицо.
- Ты же видишь, что даже обычные процедуры, которые мне очень нравятся,
не дают результата, и эта штука у меня между ног так и не проснулась. Спит
мертвым сном. Чтобы поднять ее, мне придется изрядно помучить тебя.
- В том нет необходимости, принц, - ответила я, - поскольку скоро вы
получите в свое распоряжение три восхитительных создания, с которыми можете
делать все, что пожелаете.
- Угу, но и ты очень привлекательна, особенно твоя задница... - он
раздвинул мне ягодицы. - Она очень-очень мне нравится, и мне бы хотелось
забраться туда.
С этими словами он снял свою одежду и аккуратно положил сверху
оправленный в бриллианты брегет, золотую табакерку, кошелек, разбухший от
денег (там оказалось двести луидоров), и два великолепных перстня.
- Давай попробуем еще раз. Займись моим задом: сильнее щипай и кусай
его и одновременно ласкай рукой мой член. - Великолепно! - вскричал он
минуту спустя, ощутив прилив сил в чреслах. - А теперь ложись на диван, а я
поколю твою попку вот этой шпилькой.
Я легла лицом вниз.
- Лежи спокойно, - приказал принц, но когда я испустила громкий вопль и
едва не лишилась чувств при втором уколе, он смешался и, испугавшись, что
своим чрезмерным усердием нанесет оскорбление министру, выскользнул из
комнаты, надеясь, что его уход успокоит меня. Я поспешно схватила его вещи,
вбежала в соседнюю комнату, спрятала их и вскоре возвратилась к Сен-Фону,
который удивленно спросил меня:
- Что-нибудь случилось?
- Ничего, - спокойно ответила я, - но я поспешила забрать вещи его
высочества и нечаянно захлопнула дверь своего будуара, ключ остался внутри,
а вы же знаете эти английские замки... Впрочем, не волнуйтесь: камзол и
панталоны принца здесь, и если он не против, мы отложим нашу беседу.
Я вытащила обоих гостей в сад, где все уже было приготовлено для
приема принц забыл о своих вещах, надел костюм, который я ему подала, и
думал теперь только об удовольствиях, ожидающих его.
В тот вечер погода была безупречна мы расположились в беседке из роз,
окруженной кустами сирени на столе стояло множество свечей мы сидели на
трех тронах, будто парящих в искусственных облаках, откуда исходил аромат
тончайших духов в середине стола высилась гора из ярких цветов, среди
которых стояли чашки и тарелки из яшмы и фарфора и лежали золотые приборы.
Едва мы заняли свои места, как раскрылся потолок беседки и сверху спустилось
огненное облако на нем восседали три фурии, и их змеи спиралями обвивали
три жертвы, которые должны были увенчать наше празднество. Фурии сошли со
своей воздушной колесницы, каждая подвела на цепочке свою жертву ближе к
столу в ожидании. Программа обеда не была предусмотрена заранее, а
разворачивалась по желанию гостей: стоило лишь захотеть чего-то, и фурии
мгновенно подавали нужное блюдо. Было приготовлено более восьмидесяти самых
разных блюд, каждое подавалось на отдельном подносе было десять сортов вин,
которые текли рекой.
- Надеюсь, ваша светлость доволен моей распорядительницей?
- Я в восторге, - ответил старик, и я видела, что голова его шла кругом
от обилия еды и питья, а язык уже начинал заплетаться. - В самом деле,
Сен-Фон, я завидую вам, что у вас есть такая дивная Дюльетта: я никогда не
встречал более роскошного зада.
- Я тоже, - кивнул министр, - но, по-моему, пора оставить эту тему и
заняться телесами наших фурий, которые, если не ошибаюсь, тоже великолепно
сложены.
При этих его словах все три богини - три самые прекрасные девушки,
каких смогли раздобыть мои люди, обшарившие весь Париж, - немедленно
обнажили свою заднюю часть, подставив ее в распоряжение гостей, которые
долго целовали, облизывали и вгрызались в юные тела с огромным удовольствием
и насладились вволю.
- Дорогой мой Сен-Фон, - предложил принц, - а что если эти фурии
устроят нам самим порку?
- Розовыми ветками, - добавил Сен-Фон. Наши гости спустили штаны, и обе
задницы были жестоко выпороты гирляндами цветов и прутьями, изображавшими
змей.
- Очень возбуждающее средство, - заметил Сен-Фон, снова усаживаясь за
стол, и показал нам свой торчащий, как башня, инструмент. - А вы, мой принц,
возбудились хоть немного?
- Еще нет, - ответил несчастный старец удрученным голосом. - Мне нужны
более мощные средства как только начинается разгул, меня опьяняют
жестокости, беспрерывно следующие одна за другой. Я люблю, когда всех
окружающих насилуют и терзают ради моего удовольствия, и я сам люблю терзать
их...
- Так вы бесчеловечны, мой принц?
- Я ненавижу людей.
- Не сомневаюсь в этом, - продолжал Сен-Фон, - потому что в любое время
дня и ночи меня также воспламеняет неодолимое желание или же во мне зреет
черная мысль нанести вред людям, ибо нет на свете созданий, более
отвратительных. Когда человек силен, он очень опасен, и ни один тигр в
джунглях не сравнится с ним в жестокости. А если он слаб, тщедушен,
несчастен? Тогда он просто-напросто низок, ничтожен и отвратителен - и
внутри и снаружи! Сколько раз я краснел от стыда за то, что родился среди
подобных существ. Утешает меня только то, что Природа дала им меньше, чем
мне, и что она каждодневно уничтожает их, поэтому я желаю иметь как можно
больше средств и возможностей способствовать их уничтожению. Я бы, будь моя
воля, стер их всех с лица земли.
- Однако при всем своем превосходстве, - вмешалась я, - вы ведь также
принадлежите к роду человеческому. Хотя нет! Когда человек мало похож на
остальных, на все стадо, когда он повелевает им, он не может быть той же
породы.
- Знаете, - сказал Сен-Фон, - она совершенно права. Мы являемся богами,
и нам должно воздаваться то же, что и им: разве не мы диктуем законы и
высказываем желания, которые выполняются без промедления? Разве не очевидно,
что среди людей, вернее, над людьми, есть порода, которая намного выше всех
прочих, та, которую древние поэты называли божествами?
- Что до меня, я не Геркулес, совсем не Геркулес, - заявил принц, - я
скорее хотел бы быть Плутоном, ибо мне больше всего нравится подвергать
смертным жутким мукам в аду.