Чтение 53–й страницы книги ~Норвежский лес~

- Да нет, просто не играл давно. Два года и пять месяцев кий в руки не
брал.
- Так точно помнишь?
- Друг мой умер ночью того дня, когда мы с ним в биллиард играли, вот и
помню.
- И ты поэтому после того бросил в биллиард играть?
- Да нет. Таких особых намерений не было, - ответил я, подумав. - Просто
повода не случалось в биллиард играть. Вот и все.
- А как твой друг умер?
- Авария.
Она забила несколько шаров подряд. Глаза ее были очень серьезными, когда
она решала, куда направить шар, и удары по шарам она наносила точно
выверенными усилиями. Я глядел, как она откидывает назад аккуратно
уложенные волосы, поблескивая золотыми сережками, ставит ноги в туфлях,
похожих на бальную обувь, в нужную позицию и бьет по шару, поставив
стройные красивые пальцы на сукно стола, и эта обшарпанная биллиардная
казалась мне частью какого-то аристократического клуба.
Мы впервые были с ней вдвоем одни, и это был замечательный опыт для меня.
Находясь с ней вместе, я почувствовал, будто моя жизнь поднялась на
ступеньку верх. Когда закончилась третья партия - и третью партию она,
конечно же, тоже выиграла - рана на моей руке слегка разболелась, и мы
решили остановиться.
- Извини. Не надо было заставлять тебя играть... - сказала Хацуми с
неподдельным беспокойством.
- Да ничего страшного. Рана-то пустяковая. Да и здорово было, - сказал я.
Когда мы уходили, хозяйка биллиардной, сухощавая женщина средних лет,
сказала:
- Да у вас талант, девушка.
- Спасибо, - сказала Хацуми, улыбаясь. Затем она расплатилась.
- Больно? - спросила у меня Хацуми, когда мы вышли.
- Да не особенно, - сказал я.
- А если рана открылась?
- Да все нормально будет.
- Да нет, пошли-ка ко мне. Я посмотрю твою рану. Все рано повязку сменить
надо, - сказала Хацуми. - У меня дома и бинты есть, и лекарства. Да и
отсюда недалеко.
Я сказал, что не стоит, так как все не настолько серьезно, чтобы так
переживать, но она упорно твердила, что надо посмотреть, не открылась ли
рана.
- Или тебе неприятно со мной находиться? Может, тебе не терпится домой
вернуться? - шутливо спросила Хацуми.
- Вот уж нет, - сказал я.
- Тогда не упрямься и пошли ко мне, тут пешком два шага.
До дома Хацуми на Эбису от Сибуя было пятнадцать минут пешего ходу.
Квартира ее была не сказать чтобы шикарная, но довольно приличная, и там
были и маленькое лобби, и лифт. Хацуми усадила меня за стол на кухне и
сходила переодеться в комнату сбоку. Теперь на ней были толстовка с
надписью "Prinston University" и джинсы, а симпатично поблескивавших до
этого сережек видно не было.
Она принесла откуда-то аптечку, разбинтовала на столе мою руку, убедилась,
что рана не разошлась, продезинфицировала рану и снова наложила чистые
бинты. Делала она все довольно искусно.
Где ты стольким вещам научилась? - спросил я.
- Я когда-то в добровольной организации этим занималась. Там всему
научилась, медпомощь и все такое, - сказала Хацуми.
Закончив перевязку, она принесла из холодильника две банки пива. Она
выпила полбанки, я полторы. Затем Хацуми показала мне фотографию
младшекурсниц из одного с ней клуба. Там действительно было несколько
симпатичных девушек.
- Если захочешь подругу завести, скажи. Познакомлю мигом.
- Так и сделаю.
- Ты меня за сводню, наверное, считаешь, скажи честно?
- Есть немного, - честно ответил я и засмеялся. Хацуми тоже засмеялась.
Смеяться ей очень шло.
- Что ты обо всем думаешь? Про нас с Нагасавой.
- В каком смысле, что я думаю?
- Как мне быть дальше?
- А что толку от моих слов? - сказал я, потягивая пиво, охлажденное ровно
настолько, чтобы приятно было пить.
- Ничего страшного. Скажи, что ты думаешь.
- Я бы на твоем месте с ним расстался. А потом нашел бы кого-нибудь,
мыслящего более душевно, и зажил бы с ним счастливо. Как бы ни стараться
видеть в нем только хорошие стороны, встречаясь с ним, счастья достигнуть
невозможно. Он живет не для того, чтобы стать счастливым или сделать
счастливым кого-то. Когда с ним находишься вместе, с ума начинаешь
сходить. На мой взгляд то, что ты с ним встречаешься уже три года, это
само по себе чудо. Мне он, конечно, тоже по-своему нравится. Он интересный
человек, и я считаю, что есть в нем и прекрасные стороны. У него есть
способности и сила, за которыми таким, как я, и не угнаться никогда. И
все-таки то, как он мыслит и как он живет, это ненормально. Когда я с ним
говорю, у меня иногда такое чувство становится, будто я все время на одном
месте кручусь и барахтаюсь. Хоть он и живет точно так же, как я, но он все
равно поднимается все вверх и вверх, а я так и барахтаюсь на месте. И от
этого ужасная пустота ощущается. Короче, сама система совсем другая. Ты
понимаешь?
- Я понимаю, - сказала Хацуми и достала из холодильника еще пива.
- К тому же, когда он поступит в МИД, и обучение внутри страны у него
закончится, что если ему тогда надолго за границу придется уехать? Что ты
тогда будешь делать? До конца будешь ждать? Он ведь, по-моему, ни на ком
жениться не хочет.
- Я тоже знаю.
- Больше мне тогда сказать нечего.
- Угу, - кивнула Хацуми.
Я медленно наполнил стакан пивом и стал пить.
- Я с тобой когда в биллиард играл, вдруг подумал, - сказал я. - У меня ни
братьев, ни сестер ведь не было, я единственным ребенком рос, но никогда
мне ни одиноко не было, ни брата или сестру никогда иметь не хотелось.
Казалось, что и одному неплохо. Но когда мы только что в биллиард играли,
вдруг подумал, вот хорошо бы у меня такая сестра была, как ты. Чтобы и
умная была, и красивая, чтобы ей платье цвета "midnight blue" хорошо шло и
сережки золотые, и чтобы в биллиард играть умела.
Радостно улыбаясь, Хацуми посмотрела мне в лицо.
- По крайней мере из того, что я за этот год от других слышала, от твоих
слов мне радостней всего. Честно.
- Поэтому мне тоже хочется, чтобы ты была счастлива, - сказал я, чувствуя,
что краснею. - Но вот ведь странно. С кем угодно, кажется, ты могла бы
быть счастлива, но почему ты так привязана к такому, как Нагасава?
- Это, наверное, та ситуация, когда никакого выхода нет. Сама с этим
ничего поделать не могу. Как сказал бы Нагасава: "Сама виновата, я тут ни
при чем".
- Да уж, он бы так и сказал, - согласился я.
- Понимаешь, Ватанабэ... Я не такая уж умная. Я наивная и упрямая женщина.
Ни системы, ни кто виноват, меня не касается. Мне достаточно выйти замуж,
каждую ночь спать в объятиях хорошего человека и родить от него ребенка.
Вот и все. Вот и все, чего я хочу.
- А то, чего он добивается, это совсем другое.
- Но люди ведь меняются, разве нет? - сказала Хацуми.
- В смысле, когда в общество выходят, с жизненными трудностями
сталкиваются, страдают, взрослеют?
- Ну да. Кто знает, может быть, вдали от меня его чувства ко мне изменятся?
- Так можно об обычных людях рассуждать, - сказал я. - С обычным
человеком, может быть, так бы оно и было. Но он ведь другой. У него такие
сильные убеждения, каких мы себе представить не можем, и он их изо дня в
день все усиливает. Если где-то ему достается, он от этого старается стать
еще сильнее. Чем кому-то спину показать, он скорее слизняка готов
проглотить. Чего ты вообще можешь ожидать от такого человека?
- И все-таки, Ватанабэ, сейчас мне ничего не остается, кроме как ждать, -
сказала Хацуми, подперев подбородок двуми руками, поставив локти на стол.
- Ты настолько любишь Нагасаву?
- Люблю, - не колеблясь ответила она.
- Э-хе, - вздохнул я. Затем допил пиво. - Когда настолько кого-то любишь,
что можешь так уверенно об этом сказать, это здорово.
- Я просто наивная и упрямая женщина, - опять сказала Хацуми. - Еще пиво
будешь?
- Да нет, хватит уже. Пора идти потихоньку. Спасибо тебе и за повязку, и
за пиво.
Я встал и обулся в прихожей. В это время зазвонил телефон. Хацуми
посмотрела на меня, потом на телефон, потом опять на меня. Сказав: "Пока",
я открыл дверь и вышел. Когда дверь тихонько закрывалась, мне в глаза
бросился облик Хацуми, поднимающей трубку телефона. Это был последний раз,
когда я ее видел.
Когда я вернулся в общежитие, было пол-двенадцатого. Я направился прямиком
в комнату Нагасавы и постучал. Я постучал раз десять, пока до меня наконец
дошло, что сегодня суббота.
На ночь с субботы на воскресенье Нагасава каждую неделю получал разрешение
не ночевать в общежитии под предлогом того, что идет спать к родственникам.
Я вернулся в комнату, развязал галстук, снял куртку и брюки и повесил их
на вешалку, переоделся в пижаму и почистил зубы. Затем я вспомнил, что
завтра же снова воскресенье. Чувство было такое, словно воскресенье
наступало с интервалом дня в три. А еще через два воскресенья мне