обернулся к Пашке. - А вот ты со спортом получше знаком.
своего человека... Профессиональный спорт - каторга. Пашешь по несколько
часов в день, на полную выкладку, так, что сухожилия трещат, и с каждым днем
все больше и больше нагрузок - иначе какой смысл... А потом отработал свое,
начал сдавать позиции, тебя за борт. У штангистов к сорока годам от почек
ничего не остается, у боксеров в мозгах затемнения, у борцов все связки
растянуты, все переломано, перекручено. Иногда от такой боли по ночам
просыпаюсь, что, кажется, лучше умереть и не жить. А мне ведь только
тридцать исполнилось. - Он задумался, потер будто бы внезапно разболевшееся
плечо. - Однажды на российском первенстве меня с мата унесли. Не так упал.
Бывает... Думал, травма обычная, каких у каждого десятки. А врачи
поколдовали и сказали - бороться, конечно, можешь, но на первенстве Европы
тебе делать нечего... Выпал из обоймы. Куда идти?.. Профессии нет, денег
мало. Кое-что нафарцевал на загранпоездках, машина, квартира кооперативная -
вот и все.
уголовникам. К блатным. Уркаган и спортсмен - друзья-товарищи. Чего
удивляетесь? Вы же ничего тут в глуши вашей не знаете. В Москве уже давно
счеты крутые. Худо спортсмену, тяжело, кто поможет, кто деньги даст?
Встретит тебя твой брат - бывший спортсмен из высшей лиги, чье лицо с
обложек журналов когда-то не сходило, и предложит благотворительные
деньжата. Можешь отработать, а можешь и нет. Если отработать решишь, да еще
поболе подзашибить - пожалуйста, дел полно, где твоя сила нужна.
найдут. У нас с ними взаимовыгодное сотрудничество. А чего? Вон банды сейчас
одна за другой создаются. Во многих уже и не блатные заправляют, а наши,
спортсмены... Вон Квадрашвили, борец наш, высоко взобрался, его даже на
воровских сходняках слушают, хоть и сидел всего один раз, да и то по
позорной статье - за изнасилование...
мире спорта.
валютчиков у "Березок" выбивает...
заливать, и они от меня нос начали воротить - мол, какая на тебя надежда в
трудную минуту? Иногда давали различные разовые поручения.
свете. Хорошо, что я к тем парням, к которым меня сватали, не попал.
привел. Его к тому времени из команды поперли. С треском.
недозволенных приемов, которыми он бы не пользовался. И умел ведь. Все с рук
сходило.
обязательно вляпаешься в историю. Ему все равно кого бить - мужчин, женщин.
Лишь бы показать себя, свой нрав бешеный... С ним только я и общался.
Остальные не могли. Он на своих как на чужих пер, на меня тоже сперва
пытался, но я его на место быстро поставил. Меня он боится.
по горло в землю закопали в лесу. В Саратов ездили, там на григоряновского
поставщика местная шпана наехала, мы их отваживали, с нами еще двое абреков
Нуретдинова были.
мало ли еще чего было... А полгода назад Новоселову вожжа под хвост
попала...
построения и показало, какими же дураками мы были. Хотя, честно сказать,
такую раскладку представить было очень трудно.
времена. Созданная им структура начинала трещать по швам. Вассалы начали
требовать свободы. Новоселов начал подыскивать новых деловых партнеров и
крутить с ними за спиной шефа какие-то дела, с которых армянин не получал ни
копейки. Лупаков же решил вообще послать и Новоселова, и Григоряна куда
подальше. Будучи человеком серьезным и скрытным, он держал свои намерения в
тайне. А в один прекрасный день просто поставил своих компаньонов перед
фактом. "До свиданья, друг мой, до свиданья". Для Григоряна это был удар
больше по гордости, самолюбию и вере в людей. В принципе найти, кто будет
поставлять фурнитуру, он мог без труда. Новоселова разрыв ударил по карману.
У него были какие-то независимые от Григоряна расчеты с Лупаковым.
Посидев-порядив, пощелкав на счетах, он пришел к неутешительному выводу -
Лупаков остался должен семьдесят тысяч рублей.
включил и упущенную выгоду от сорванной партнером сделки. Этот счет и был
выставлен к оплате.
бы выплатить ее без особого труда. Тем более по всем правилам он был виноват
и обязан платить. Можно еще было поторговаться, скостить десятка два
тысчонок или, в конце концов, пойти на мировую и возобновить деловые
контакты. Но у Лупакова при упоминании о семидесяти тысячах в мозгу
замкнуло. Новоселов не понял, что человека, экономящего на кефире и
рядящегося в старое тряпье, уговорить расстаться с такой суммой будет не то
что трудно, а почти невозможно... Когда Лупаков ответил нецензурно и
окончательно на очередную просьбу о возвращении долга, Новоселов послал к
нему московских вышибал. Те отправили должника на больничную койку, чтобы
тот в спокойной обстановке, окруженный заботливым медперсоналом, поразмышлял
над своим поведением. Прописанное лекарство от жадности не помогло. Лупаков
только укрепился в мысли не отдавать долг... Но вместе с тем он понял, что
на рожон не попрешь. Рано или поздно можешь безвременно оставить этот мир. И
у него возник план.
состоянии здоровья, Лупаков заявил, что готов отдать только десять тысяч,
поскольку больше у него сроду не было.
о монашеском образе жизни должника.
помахал руками, закричав:
двадцать, а тридцать.
позвонили его гонцы и сказали, что все в порядке, он, не подозревая о
подвохе, обрадовался и пригласил гостей на дачу... С деньгами... Когда нож
вошел в его тело, он только успел вымолвить: "Как же..." Что он хотел
спросить, спортсмены так и не узнали.
встречаться со мной и продолжал буянить. И напросился-таки. Кинулся на
выводного, разбил ему лицо, за что заслуженно и жестоко был избит
подоспевшими коллегами пострадавшего. У работников этих заведений есть
практика работы с любыми бугаями. При умелом использовании резинового
изделия номер 74, по народному - "демократизатора", а если проще, резиновой
дубинки, и обширном опыте его использования в камере можно вздуть кого
угодно, хоть Мухамеда Али.
по надзору за ИТУ, но вскоре понял, что лучше ему не будет. Получил я его на
допрос с багрово-синей от побоев физиономией, все еще наглого, но
относительно смирного. Тратить драгоценное время я не стал. Допросил в
качестве обвиняемого, записал, что он не признается, а потом устроил очную
ставку со Строкиным.
признаваться.
время работать с заказчиком, который продолжал пребывать на больничной
койке...
спортсменов, если сам непричастен? - задумчиво произнес я.