товарища на улицу. Мы чуть ли не на руках подняли упирающегося Медвежатника
в кабину.
ужаса разнесет всю кабину.
погребальный мастер, о котором я давно уже не вспоминал.
Кое-как он втиснулся вместе с погонщиками в грузовой отсек за креслами.
Ощутимо завоняло навозом, но Подорожник промолчал.
небом и солнцем. Я слышал частое взволнованное дыхание старика, недоуменное
ворчание Медвежатника.
Лошадей.
предупреждал, что Лучистый - не тот человек, с которым можно договориться. Я
не послушал его, потому что продолжал оценивать людей по своим меркам. Что
ж, теперь буду умнее.
Мой план не сработал, значит, будем действовать по твоему плану.
к хранилищу, девочка. Прибавь скорости...
представлялось в виде тяжелого ломкого вещества. Оно стало просто рабочим
материалом - берешь время, отламываешь кусок и используешь, стараясь не
потерять лишней крошки-секунды. Отработал - ломаешь новый кусок.
расходовать их зря.
самой, где старик-инвалид указал нам путь к омуту. Старика, всего
объеденного крысами, мы нашли в его жилище, обернули тряпками и похоронили у
дороги, поставив вместо памятника пушку, снятую с неисправного истребителя.
хранилище. Взяли также топливо - большие, невероятно тяжелые цилиндры с
синеватой металлической пастой.
Подорожнику потребовалось больше времени, но он был очень упорен. День,
когда Надежда разрешила ему подняться в воздух самостоятельно, без
сопровождения, мы отметили зажаренной коровьей ляжкой и вином, купленным у
крестьян.
Подорожника. Друг Лошадей попробовал повертеть штурвалом один раз - и больше
не брался за это дело. Ему нравилось только наблюдать, как мы взлетаем,
кружим в небе, садимся. Уже тогда стало ясно, насколько трудно будет не
только учить людей держать штурвал, но в первую очередь убеждать их не
бояться техники.
все друг другу под стать - поджарые, загорелые, с обветренными лицами и
колючими взглядами. Они напоминали хищных птиц.
приколачивали, что отвалилось. Затем привозили своих женщин, детей.
Подорожник лишь один раз сказал мне, что всем им он доверяет, и больше я не
возвращался к этому вопросу.
Охранять поля пока не брались - для этого нужны были мало-мальски обученные
пилоты. Но погонщики договорились на заставах, и мы иногда нанимались
доставлять грузы и послания. Мы брали большие деньги за срочность и
безопасность. Надежде достаточно было один раз слетать из конца в конец, и
нам хватало клинков, чтобы жить неделю.
просыпаясь, вновь уходил в круговорот каких-то неотложных дел, из которого
не мог выбраться ни на минуту. Я старался успеть везде - распределить еду
среди людей, договориться с крестьянами, организовать инструктаж по вождению
и стрельбе, заменить топливо в машине - до всего мне было дело. Последнее,
правда, потребовалось лишь однажды. Цилиндры с металлической пастой вмещали
бездну активной энергии, одна заправка была рассчитана, пожалуй, на месяц
полетов. Мы получили действительно хорошую технику.
истребителя, спрятавшись от людских глаз. Просто сижу и бездумно сверлю
глазами небо.
распределить нагрузку между людьми и спокойно создавать на этой дикой земле
островки безопасности, один за другим". Что сделано? Собраны люди, которые
непонятно почему слушаются меня и верят мне. Первые дни их послушание
держалось лишь на авторитете Подорожника. Затем они сами почувствовали вкус
сытой жизни и безопасности. Появилась долгожданная стабильность, но ведь не
для этого мы их собирали!
Остальные пока просто стадо, не умеющее ни за что отвечать.
воздух умеют уже почти все, а стрелять, сбивать аэроиды - никто, кроме
девушки. Даже я пока толком не умею...
крикнуть, что на горизонте появились аэроиды, как Надежда бросала любые
дела, прыгала в свою личную машину, которую никто не смел трогать, и
поднималась в воздух. Она никогда не вступала в бой, лишь отстреливала
ложные мишени, и орды посланников меняли направление своего вечного
молчаливого полета.
знает, куда поставить двух лошадей, которых привели вчера с Речной заставы.
А Глотатель Лягушек хочет спросить, какой дом отдать двум новеньким. А
Ослепляющий Клинок ищет новую цепь для колодца, потому что старая совсем
проржавела.
подвигал его туда-сюда, провел ладонью по панели. Я заметил, с каким
трепетом он это делает, словно прикасается к святыне.
незачем. Лучше вы сами...
остановить.
задрожал, послышался пока еще тихий свист. Старик попытался спрыгнуть на
землю, но я со смехом удержал его, захлопнул прозрачный колпак и дернул
штурвал. Истребитель встал на дыбы, подпрыгнул, но затем выровнялся, и мы
начали подниматься под углом, одновременно разгоняясь.
и опускались, кружа над полями. Мне вдруг захотелось скорости. Просто так,
чтобы стряхнуть оцепенение, сорвать злость за эти тяжелые сумбурные дни.
обостряло эти чувства. Мне хотелось потрясти и его тоже.
подумал, что за заботами я лишь мельком задумывался о том, что теперь мы
можем уйти за их пределы, своими глазами посмотреть, что такое Пылающая
прорва, подтвердить старый миф или опровергнуть его. Но это не сейчас. К
такому делу надо готовиться особо. Да и наверняка это не те горы. До границ
континента, судя по всему, очень далеко.
кресла. Я в пилотаже был еще далеко не виртуоз, поэтому частенько нас
бросало и потряхивало. Но мне все равно было весело.
осмотреться. Меня прошиб холодный пот. Вокруг были аэроиды...
напоминали на этот раз пушистые головки одуванчиков, правда, вместо пушинок