Чтение 53–й страницы книги ~Злым ветром~

такие умные вел, что ой-ой-ой.

- И дома у вас бывал, - не то спрашиваю, не то подсказываю я.

- Разве гниль-то сразу увидишь? - продолжает с негодованием Бурлаков. -
Пуд соли с таким подлецом сперва съесть надо. Тем более... - Но тут он
спохватывается и поспешно добавляет: - По чести говоря, помнится, однажды
был он у меня дома, напросился.

- А в Одессе у него семья? - спрашиваю я, делая вид, что не замечаю его
оговорки.

- Какая там семья, - расплывается в улыбке Бурлаков. - Так, знаете...
одна любовь. С ней и в Москву прикатил. Ох и девка... Для супруги, я скажу,
слишком хороша.

Толстая физиономия его приобретает мечтательное выражение, и он сладко
чмокает губами.

- Звали-то ее как? - с неслужебной, а чисто мужской заинтересованностью
спрашиваю я, подыгрывая Бурлакову.

- Галина Остаповна... - все так же мечтательно отвечает он.

Вот это открытие! Ради одного его стоило навестить Бурлакова.

- Ну а может быть, и жена? Красота, это, знаете, еще ничего не
означает, - все тем же тоном продолжаю я обсуждать эту животрепещущую тему.

- Что вы! Какая там жена... - отмахивался Бурлаков, весь еще во власти
приятных воспоминаний. - Жене разве такие подарки делают, какие он делал?

- Какие же? - с любопытством спрашиваю я.

- Ну, к примеру, золотое кольцо с камнями, каждое по два карата, не
меньше. Старинной работы. Камушки, как ягодки, на стебельке висят.
Неслыханной красоты кольцо, уверяю вас.

- Ух ты... - восхищенно вздыхаю я.

- А внутри, значит, надпись изобразил, - увлеченно продолжает Бурлаков.
- Как сейчас помню: "Галочке от М.3. на всю жизнь".

Второй факт, который стоит не меньше первого!

- Ну вот видите? - говорю я. - "...на всю жизнь". Выходит, все-таки
жена она ему.

Бурлаков с откровенной иронией смотрит на меня.

- Эх, молодой человек, что вы понимаете? - вздыхает он. - Да если
хотите знать, он эту Галочку уже бросил, говорят. Вот вам и "на всю жизнь".

Но я чувствую, что он доволен, и не только сладкими воспоминаниями о
красивой Галине Остаповне, но и тем, что так ловко увел разговор в сторону
от опасной темы всяких там злоупотреблений и махинаций в тихую заводь
любовных утех. И я пока его иллюзии не разрушаю. Кстати, факт его
собственного знакомства с Галиной Кочергой нам тоже может пригодиться. Об
этом он, конечно, не догадывается.

- А вы-то память о себе ей тоже небось оставили? - лукаво спрашиваю я.
- Не утерпели? Тем более если не жена.

- Куда мне, старику!.. - машет рукой Бурлаков.

Он закуривает новую сигарету и блаженно откидывается на спинку кресла.

Но тут вдруг до него, видимо, доходит, что он, пожалуй, уж слишком
расписал свои связи с Зурихом, и неожиданно резко заявляет:

- Да и с какой, собственно, стати мне ей чего-то дарить? Люди, в
общем-то, посторонние, незнакомые даже.

Глазки его наливаются холодом и теперь смотрят на меня отчужденно и
даже подозрительно. Я понимаю, что лирическая часть разговора окончена, и
пожимаю плечами.

- Вообще-то верно, - соглашаюсь я и уже деловым тоном спрашиваю: - Не
помните, где Зурих тогда работал?

- А черт его знает, где этот прохвост работал. Разве все упомнишь?

- Недавно с ним в Москве большая неприятность случилась, - говорю я.

- Это какая же? - настороженно интересуется Бурлаков.

- В гостинице его обокрали.

- Вот те раз! - не очень искусно демонстрирует удивление Бурлаков. -
Скажи на милость.

Ему, конечно, все это давно известно, возможно, даже не только от Веры
Михайловны.

Я чувствую, что больше ничего от Бурлакова не узнаю. Он уже отгородился
от меня и, возможно, даже казнит себя сейчас за болтливость.

Глава VII

СЕСТРЕНОК НЕ ВЫБИРАЮТ

Поздний вечер. Я все еще сижу у Кузьмича. Он по привычке утюжит ладонью
свою седую макушку и, хмурясь, говорит:

- Что значит "исчез"? Что это еще за чепуха такая?

Он сердит и встревожен. Я это прекрасно вижу. И я встревожен не меньше
его, даже больше. И сердит тоже.

- Все-таки что-то случилось, - говорю я.

- Панику порют. Ну не ночевал в гостинице, не дал о себе знать. Что из
того? В нашей работе всякое может быть.

- Вот именно, - многозначительно подтверждаю я.

- А, брось, - машет рукой Кузьмич. - Что это за настроение у тебя,
скажи на милость?

- Я вам говорил, Федор Кузьмич, не надо было посылать его одного. Не у
меня настроение, а у него.

- Да что за черт! - взрывается Кузьмич. - С барышнями какими-то
кисейными работаю! Настроение, видите ли, у них! Нервные стали, - он берет
себя в руки и сухо говорит: - Ладно, хватит. Чтоб я больше об этом не
слышал.

- Разрешите мне поехать в Пунеж, Федор Кузьмич, - как можно спокойнее
говорю я.

- Не разрешаю. Ты поедешь в Одессу. Найдется Откаленко, не бойся. А
если он глупости наделал... Да нет! Что мы его, первый день знаем?

Кузьмич вытаскивает из ящика стола сигарету, закуривает и машет рукой,
разгоняя дым.

Я вижу, с каким трудом он успокаивается. У него тоже шалят нервы. Но и
я взвинчен. Я целый день почему-то в таком состоянии, словно предчувствовал,
что что-то случится.

- Давай займемся делом, - говорит Кузьмич. - Значит, Одесса. Какие
факты привели нас к ней?

- Пожалуйста, - нехотя отвечаю я. - Значит, так. Если начать в
хронологическом порядке. Зурих звонил туда Галине Кочерге и говорил с ней
дольше, чем с другими. Потом она уехала якобы к больной матери. Денисов
установил: мать больна не была, просто жила месяц у старшей дочери и сейчас
вместе с Галиной вернулась в Одессу, - незаметно для самого себя я увлекаюсь
и говорю уже с некоторой даже горячностью: - Дальше. Зурих пытался подарить
Варе Глотовой браслет, купленный в комиссионном магазине в Одессе, возможно,
в том самом, где работает Галина Кочерга. Он же дал Николову для связи ее
адрес, а не чей-нибудь другой. Отсюда можно сделать вывод, что, во всяком
случае, деловые отношения у них сохраняются.

- Так, так... - одобрительно кивает Кузьмич.

- Потом. В Одессу срочно летал Клячко. Цель пока неясна. Там же, в
Одессе, вероятно, жил и работал Зурих. По крайней мере, там он получил
командировку в Москву и, конечно же, туда угнал вагон дефицитного керамзита.
Ну что еще? Кочерга замечена в спекуляции кофточками, которые обнаружены у
Зуриха. Наконец, Зурих был в близких отношениях с этой девицей и в Москве
подарил ей дорогое кольцо с надписью. Вот, пожалуй, и все... Да! Возможно,
что в Одессу Зурих направил какого-то головореза, который звонил Пирожкову.
Вот и все факты по Одессе.

- Немало... немало... - задумчиво произносит Кузьмич и мнет в
пепельнице недокуренную сигарету. - Очень даже немало... Сам, надеюсь,
видишь. Итак, надо ехать, - он решительно прихлопывает ладонями по столу. -
Непременно надо ехать. Очень все там серьезно.

- Конечно, Федор Кузьмич.

- Вот и поедешь. С Денисовым.

- Нет, Федор Кузьмич, - твердо говорю я. - С Денисовым я бы не хотел
ехать.

- Это еще почему?

Кузьмич сердито и удивленно смотрит на меня.

- Именно потому, что там все очень серьезно.

- Что-то я тебя не понимаю, милый мой. Что ж, по-твоему, Денисов плохой
работник?

- Не в этом дело. Просто психологическая несовместимость. И потом... я
не люблю равнодушных.

С Кузьмичом я привык быть всегда откровенен. Я ему очень верю, нашему
Кузьмичу. И он это знает.

- Та-ак... - задумчиво произносит Кузьмич. - Интересно. Однако и одному
тебе будет трудно.

- Там есть отличные ребята.

- Это конечно. И все же требуется рядом человек... Узел-то запутанный.
Эта самая Галина и ее окружение... Гм... И человек должен быть умный,
опытный и... какой-то другой, чтобы посмотреть на все по-другому, заметить,
чего ты можешь не заметить...

Кузьмич размышляет вслух, навалившись грудью на стол, и, прищурившись,
смотрит куда-то в пространство:

- А что, если... Гм... если послать с тобой женщину?..

- Женщину?! - изумленно переспрашиваю я. - Это еще зачем?

Кузьмич усмехается.

- Красивую молодую женщину. Нашего работника, конечно.

- Мужчина надежней!

- Гм... видно, что ты с женщинами не работал, - очень серьезно говорит
Кузьмич. - А они, милый мой, могут быть неоценимыми работниками. У них свои
качества, которых у нас нет. Не замечал? Например, особая интуиция и особая
наблюдательность. С ними иной раз скорее будут откровенны и легче вступят в