Чтение 53–й страницы книги ~След лисицы~

чем-то уже поймал Сердюка.

Тот покорно вздохнул.

- Убег из лагеря - это раз. Безделку всякую спер на вокзале - это
два. Ну, и сопротивление власти оказал. Я, граждане следователи, и не
отпираюсь.

- Это хорошо, что не отпираешься, - строго одобрил Свиридов. -
Значит, положение свое понимаешь.

Сердюк опять вздохнул.

- Конечным делом, понимаю.

"Уже сообразил, что про кражу у Починского мы знаем", - подумал
Цветков. И спросил:

- Как познакомились с Туликиным Павлом Ивановичем? Как на дачу к нему
попали?

- Да ведь как попал... - неуверенно, словно теряясь, ответил Сердюк.
- Снял, можно сказать. Чистый случай. Где ни на есть, а ночевать надо
было. Чистый случай, ей-богу.

Он смущенно тер корявые, загрубелые руки и, не поднимал глаз, потом
униженно попросил:

- Закурить разрешите?

- Курите, - придвинул ему пачку папирос Цветков и снова спросил: - А
Косова давно знаете?

Сердюк жадно затянулся, поднял глаза к потолку и, мучительно наморщив
большой, с глубокими залысинами лоб, извиняющимся тоном ответил:

- Чтой-то не припомню такого. Вот если бы взглянуть, тогда да.

- Взглянете, - пообещал Цветков и снова спросил: - Раньше в торговле
работали?

Сердюк охотно кивнул головой, словно радуясь, что может, наконец,
ответить на что-то утвердительно.

- Именно. Продавцом... - и он назвал далекий город.

- При вас там кража была? Ювелирные изделия и прочее.

Сердюк снова охотно кивнул.

- Припоминаю. Когой-то попутало. Люди говорили, даже суд был. Всем
крепко дали.

- Не всем, - усмехнулся Цветков. - До главного тогда не добрались.

- Ишь ты!..

Допрос некоторое время продолжался в том же духе: Сердюк охотно, даже
подобострастно рассказывал то, что и так было известно, и осторожно
обходил скользкие места. Цветков задавал вопросы деловито, спокойно и так
же спокойно, почти равнодушно выслушивал ответы. Свиридов пытался было
прикрикнуть на Сердюка, но тот каждый раз делал вид, что теряется и не
знает, что отвечать от испуга.

- Ладно, Сердюк, - сказал, наконец, Цветков. - У нас еще разговоров
будет много. Все переберем, все вспомним. Раз уж нам встретиться довелось.

Сердюк поспешно согласился.

- Чувствую, гражданин следователь. Очень даже. И потому размышлять
начинаю.

- Во-во. Лучше поздно, чем никогда, - согласился Цветков. -
Размышляйте. А пока скажите, зачем вчера на дачу к вам девушка приезжала?

На лице Сердюка отразилось такое удивление, что Цветков с сомнением
подумал: "Горина не выходила из машины, так что он может и не знать, что
она приезжала. Но тогда..."

- Убейте, не знаю, - горячо ответил Сердюк, прижимая руки к груди. -
Чтоб мне свободы не видать!

- А что вы мне там, на даче, насчет портсигара сказали, помните?

- Это да, помню, - Сердюк сокрушенно вздохнул. - По злости сорвалось.
Никакого я портсигара видеть не видел.

- А ведь мы его у Туликина отберем, учтите.

- Ваше право. Чего ж...

"Ох, придется с ним повозиться, - подумал молчавший все это время
Виталий. - Пока признается, все нервы по одному вытянет".

- И деньги, которые на даче нашли, тоже, конечно, не ваши? - спросил
Цветков.

- Ясное дело. Да господи!.. Да откуда такие-то деньги у меня?..

Цветков вздохнул.

- Да, Сердюк. Размышлять вам есть о чем. Валяйте, пока не поздно. Мой
вам совет.

- Именно! Очень вы точно сказали: пока не поздно, - горячо
откликнулся Сердюк. - Кто его знает, может, чего и вспомню.

- Ну, вот и подождем. С вами нам спешить некуда. Это вы, надеюсь, и
сами понимаете.

Когда Сердюка увели, Свиридов, засопев, сказал:

- Ну, терпение же у тебя, Кузьмич, адское, прямо скажу! И еще на "вы"
с ним! Эх, я б его в другое время... Но ты молодец! Об этом еще разговор
будет особый.

Цветков хмуро сказал:

- Я вот тогда со справкой так и не успел.

- И не надо! - поспешно откликнулся Свиридов. - Отпала необходимость.
Я, брат, человек прямой. И тебе скажу: поспешили с постановкой твоего
вопроса. Неправильно это! Где хочешь скажу: неправильно! Какое дело ты
поднял, шутка? Нет, Кузьмич, такими людьми, как ты, не бросаются! - Он
говорил громко, все больше распаляясь. - Их поддерживать надо! В интересах
общего дела! Прошу понять меня правильно! Я за дело болею, а не за
самолюбие, какое оно ни есть. Сколько ты за это время, пока по этому
вашему, как его... ну, ну... следу лисьему шел, сколько, говорю, дел
поднял, сколько преступников разоблачил, а? Вот то-то, товарищи.

Свиридов, увлекшись и поминутно промокая платком мокрый от пота лоб,
говорил с таким пафосом, что Цветков спросил:

- Репетируешь?

- Чего?.. - не понял Свиридов.

- К собранию, говорю, готовишься?

- А-а... Ты, Кузьмич, напрасно так-то. Я ведь с открытой душой к
тебе. Не таясь. Вон прямо при нем все говорю, - Свиридов кивнул на
Виталия. - Потому что тоже член коллектива.

Виталий молчал, еле сдерживая негодование. Он даже не ожидал от себя
такой выдержки. Оказывается, он научился рассуждать и взвешивать прежде,
чем что-то сказать, даже в своем, служебном кругу, среди товарищей. И на
этот раз Виталий рассудил, что вступать в спор со Свиридовым сейчас
бесполезно, даже невыгодно. Пусть он выговорится, пусть все скажет. В
данном случае сильнее тот, кто молчит и слушает. Но все время молчать он,
Виталий, не будет!..

Вскоре Свиридов ушел. Когда за ним захлопнулась дверь, Виталий
сказал:

- Хамелеон, вот он кто.

- Это почему же хамелеон? - поинтересовался Цветков.

- Видит, что наша взяла, и перекрашивается.

- А может, искренне осознал ошибку?

- Да вы что, Федор Кузьмич, серьезно?

- Очень даже. Попробуй доказать, что он только снаружи
перекрашивается! Он же на всех собраниях, во всех кабинетах начнет
кричать, что он наш друг-товарищ, что он ошибался, а теперь осознал. Да
мало ли еще что! Попробуй, говорю, доказать.

- И попробую!

Цветков досадливо махнул рукой.

- Дел много, понимаешь? Всем некогда. А он ловкач. И кое-кому
приятен. Вот так и держится.

- Федор Кузьмич, - строго сказал Виталий. - Я по совести сюда пришел,
я увидел, какие тут должны быть чистые руки и душа тоже. И я вам говорю:
до Свиридова доберусь! Увидите!

- Одну речь выслушал, теперь другую, - Цветков улыбнулся. - А
работать кто будет? - Он взглянул на часы. - Давай, милый, быстренько в
музей, потолкуй с Гориной, - и, хитро посмотрев в просветлевшее лицо
Виталия, добавил: - Официальное дело у тебя к ней, ясно? А насчет совести
еще поговорим. Она у меня, милый, тоже есть, не думай. И добираться будем
до этого типа вместе.

Первый человек, которого Виталий встретил, зайдя в музей, была
Антонина Степановна. Она показалась ему исхудавшей, усталой, на
одутловатом лице под глазами резко проступили синеватые мешочки, уголки
рта скорбно опустились. "За дочку, наверное, переживает", - подумал
Виталий. Ему стало жаль Антонину Степановну. Но что мог он ей сказать, чем
утешить? Ее Люду, эту вконец испорченную девчонку, которую на всем свете
любит только одна она, Антонина Степановна, будут судить как воровку. И
она вполне заслужила это. Только мать может не замечать... Нет, был ведь
еще и Васька. Он тоже ее любил и тоже не замечал...

Когда Виталий вошел в тесную прихожую квартиры-музея, Антонина
Степановна выходила из гардероба с кружкой дымящегося чаю. Она неловко
кивнула Виталию и отвела глаза.

Светлана сидела за маленьким столиком у окна. Увидев входящего
Виталия, она обрадованно всплеснула руками.

- Это вы?!

- Я. Вас это удивляет?

- Ужасно удивляет! Знаете, почему? - она, улыбаясь, загадочно
посмотрела на Виталия и вдруг спохватилась: - Да вы садитесь!

Виталий сел и, в свою очередь, спросил:

- Почему же вы удивляетесь?

- А потому! Я только что ломала себе голову, как вас разыскать.
Честное слово!

- Вы... меня разыскать?

Видно, у него был очень смущенный и обрадованный вид, потому что