обозначились упругие груди. От воды бассейна по ее лицу бежали блики.
что перед тобой картина, написанная искусным художником", - пришла тут же на ум
цитата из Плавта.
принимая из его рук кувшин.
Странное имя для девочки.
позапрошлом году во время игр. Элий усмехнулся.
взрослыми. Меня бабушка взяла с собой. Я ее упросила. Я сидела почти сразу за
сенаторской ложей. Отличные места.
потом все повскакали с мест. Женщины кричали как сумасшедшие. Несколько
торговцев мороженым побежали вниз, чтобы отдать медику свои ящики с сухим льдом.
Один гладиатор подобрал твои ступни, положил в мешок и запихал этот мешок в ящик
мороженщика.
Колизее в тот момент. А он никогда не спрашивал. Элий отчетливо и ярко вновь
увидел арену, только теперь со стороны, будто смотрел на все глазами Летти.
за ним осталась победа.
выиграл поединок. Он-то падал два раза. А ты - только один. Ты бы победил.
призналась она и - как показалось Элию - покраснела.
тени, и Элий не мог сказать точно, не ошибся ли он.
детей уж точно не пускают.
другую тему, чтобы не длить замешательство. - И значит, уже не ребенок.
год. Впрочем, нынешний Римский закон о браке был весьма либерален в отношении
возраста. В четырнадцать девочка могла вступить в брак с согласия родителей,
если медики не возражают.
серебро медальон из морских раковин, а то бы девчонка засмеяла его, увидев, что
он носит на шее детский амулет.
на простоту наряда, - ее плечи и руки, не тронутые загаром, были ослепительно
белы, а выговор выдавал жительницу столицы.
еще незажившего пореза. Красная ранка еще не сошлась до конца и напоминала жадно
приоткрытый крошечный рот.
стали видны многочисленные швы на боку.
Так "Общество нравственных" поступает с насильниками. Но ты ведь не такой?
шрамах пронюхает Вилда? Она сожрет сенатора живьем.
можно было принять за страх.
пытали?
каменным плитам двора, потом по ступеням, ведущим в дом.
передвигаться. Приезд держится в тайне - сенатор опасается Макрина и его
заказчиков".
обедал в течение последних пяти лет. Обычно трапезу с ним разделял кто-нибудь из
его друзей. Но сегодня он ел в одиночестве. И это его тяготило. Жареная телятина
казалась префекту претория пресной. Вино - кислым. Голоса за дверью - слишком
громкими и слишком наглыми. Кусок не лез в горло - это ему, ветерану Третьей
Северной войны, трибуну специальной когорты "Нереида", который на своем веку
наблюдал такое...
веселились в отдельных комнатках. Лишь двое новобранцев, уронив головы на
массивную дубовую столешницу, прямо в лужу вина, громко храпели. Рядом сидела
конопатая девица, задумчиво мурлыкая солдатскую песенку и разглядывая пустую
кружку. Кто-то из посетителей разбил ей нос, и капли крови, неспешно сбегая по
губе, капали в кружку. Несмотря на внешний лоск, умение эффектно маршировать и
стрелять без промаха, гвардейцы всегда грубы со шлюхами, но девки за это любят
их еще больше.
Икелу необходимо было скрыть эту встречу и от фрументариев тоже.
калеке не покончить с собой от отчаяния? Трое верных преторианцев исполнят
приказ. Элия не станет, Корнелий Икел спасет Империю. Ни у кого больше не
появится соблазна заменить Цезаря. Наследник Империи Александр, и другого не
будет. Соблазн выбора - страшный соблазн, особенно для солдата. Солдат не должен
ничего выбирать. Кроме срока своей службы. А все остальное за него решат другие.
Любому ничтожеству величие Империи придаст ослепительный блеск. Главный долг
солдата, чтобы величие Рима не померкло.
потомки? Новым Юлием Цезарем или презренным Катилиной?"
маленькую комнатку. Гвардейцы выслушали приказ и краткие пояснения молча. Обычно
эта троица никогда не задавала вопросов, чтобы ни приказывал префект претория.
Но сегодня солдаты смотрели хмуро, а один из них, гигант лет тридцати пяти,
сказал: 1
Если честно - гораздо больше, чем все эти седые комары из курии. Но у нас нет
другого выбора. Ради сохранения Империи Элий должен умереть.
понравилось Икелу.
залпом. Бенит сидел на резном стуле - любимом сиденье самого Пизона - и
наигрывал на клавиатуре органа. Еще до усыновления Бенит явился в дом к банкиру
и занял самую лучшую из свободных спален. Теперь он совал нос повсюду,
обустраивал все на свой вкус, успел переспать с тремя служанками из пяти, а
шестую, самую несговорчивую - уволить. Он разбил две драгоценные вазы, залил
какой-то дрянью ковер в таблине, устроил пожар в спальне и подрался с
управляющим. Он был как чума, и Пизон совершенно не знал, как с этим бороться.
Бенит прилип к нему и не отстает. И никогда не отстанет. Никуда от него не
деться.
заскорузлым ногтем драгоценные фрески Аквилейской школы и ругался по поводу
выброшенных на ветер денег. "Одна мазня, туман какой-то, ничего не разобрать, -
бормотал старикан. - Не люблю я эти новшества". На кухне Крул обследовал каждую
кастрюлю, сделал поварам выговор за транжирство, в бельевой - распек служанок за
порванные простыни, умудрился отнять у управляющего чековую книжку, а потом
явился в таблин Пизона и пустился в рассуждения о политике, перемывая косточки
каждому из шестисот сенаторов по очереди. Пизон попытался заикнуться о том,
чтобы Крул убрался куда-нибудь подальше, но Бенит горой встал на защиту деда. И
банкир уступил, сам не зная почему.
может сойти.
называть тебя папашей законно.