Чтение 53–й страницы книги ~Бои местного значения~

- Тебя зовут-то как, красавица? А то разговор у нас пошел
наперекосяк сразу. Мы ж тебе не звери, работа у нас такая. Белено
проверить, мы и проверим. Давай все списки, все паспорта на стол,
посмотрим, потом и чайку можно попить, если угостишь, и чего покрепче
тоже. Есть где закуски взять?

- Любовь Михайловна меня зовут. Давно я тут работаю. С самого
тридцатого года. И никогда ко мне от власти претензий не было. Разве ж я
порядка не знаю?

- Раз знаешь, давай начинать...

Перебирая стопки затрепанных паспортов, командировочных
удостоверений, исполненных то на хорошей белой бумаге с типографским
текстом, а то и на тетрадных листах в клеточку, написанных фиолетовыми и
черными чернилами от руки, сверяя все это с карточками поселения,
Шестаков старательно балагурил, выяснял обстановку в городе с
продуктами, промтоварами, осведомлялся о мелких подробностях здешней
жизни, и все это происходило так легко и естественно (в рамках, по
Станиславскому, "предлагаемых обстоятельств"), что и самому Шестакову
делалось весело.

Стоявший рядом Власьев, не слишком понимая собственную роль, только
крутил головой и усмехался время от времени, вот, мол, дает старый
товарищ.

А Шестаков, будто всю жизнь этим занимался, стремительно
пролистывал паспорта, примечая подходящие по месту прописки, с
пригодными для переделки фамилиями и фотографиями, которые в случае
нужды можно использовать без переклейки.

Наконец закончил.

- Ну что, Любовь Михайловна. Пока вроде все в порядке. Однако...
Женщина насторожилась. - Сегодня никого тревожить не будем...

- Да их еще и нету никого, - вставила дежурная. Кто на заводах, кто
в райкоме, а другие в ресторане, глядишь, ужинают...

- Я о том же. А вот утром, часиков в восемь, возможно, устроим
"перекличку". Так что вы документики в несгораемый шкафчик заприте,
сегодня всех постояльцев пускайте, невзирая на время, а вот утречком
прошу прощения. Пока я не сличу каждого, чтоб ни один не вышел за дверь.
Договорились?

Дежурная кивнула, начиная проникаться серьезностью намерений
столичного товарища.

- Вот и ладушки. А теперь скажите, любезнейшая, где мы с товарищем
сможем до утра головы преклонить?

- Ой, - всплеснула руками женщина. - Нету свободных номеров, хоть
что делайте, ни одного нету. Разве кого переселить, по двое на одну
койку, или раскладушки поставить?

- Любовь Михайловна, Любовь Михайловна... укоризненно сказал
Шестаков. - Если вы сейчас скажете, что и личный номер директора
Яблокова занят...

То, о чем говорил нарком, было здешним номером люкс. Как-то раз ему
самому пришлось в нем ночевать. Только дежурную он не помнил, да и не
вглядывался - тогда. Не почину было.

Две комнаты на втором этаже, отличающиеся от прочих только коврами
на полу и на стенах, кроватями с никелированными шарами и хорошо
натянутой панцирной сеткой, а также индивидуальным умывальником и чем-то
вроде параши (приспособленный под это дело двадцатилитровый термос
нержавеющей стали с герметической крышкой) в узенькой прихожей. Чтобы
высокопоставленным гостям не бегать по нужде зимней ночью в деревянную
будку в дальний угол двора.

- Так без директора разве я могу?

Директор завода им. Орджоникидзе был здесь царь и бог. Имя его
произносили с придыханием. До поры, впрочем...

- Можешь, Люба, можешь. А нет - звони... Шестаков подвинул ей
телефон. - Звони, объясни все, а не поймет, мне трубочку передашь...

Отчего-то такой вариант показался дежурной еще хуже.

- Ладно, что мы будем Иван Самойловича беспокоить... Поселю...
Только если что - скажете, что сами распорядились...

- Это уж как водится. Распорядились...

Дважды повернув изнутри ключ в двери, бросив пальто на крючок
вешалки, Шестаков вновь испытал момент расслабления. Будто бы опять,
укрывшись всего лишь за двумя сантиметрами дерева, он отстранился от
угрожающего мира вокруг. Вроде бы и наивно, но, с другой стороны -
психологически это что-то такое значило.

Спускаться для ужина в столовую на первом этаже, громко именуемую
рестораном, никому из них не захотелось.

Перекусили наскоро в номере чем было, улеглись на кроватях поверх
одеял, включив настольную лампу под глухим бакелитовым колпаком,
закурили.

- Обсудим предстоящее, Григорий Петрович? - спросил Власьев.

- Наполеон говаривал, что каждое дело хорошо соображено, если
имеется план действий хотя бы на его первую треть, остальное же следует
предоставить превратностям судьбы. Главное я увидел. Подходящие для нас
документы отложил в отдельное место. Железный шкаф, гордо именуемый
сейфом, открыть не составит труда, если даже вдруг не удастся раздобыть
ключ.

Там же я заметил кое-какие деньги, мелочь, конечно, исходя из наших
потребностей, но взять их надо. В целях подкрепления версии ограбления.
Койка дежурной - за занавеской, там она после полуночи наверняка будет
спать.

Еще я обнаружил самовар. В случае чего - лишнее оправдание, если
бодрствует. Чайку, мол, захотелось...

- Нормально все обдумано. Грамотно. Прямо удивительно, Григорий
Петрович, что вы в наркомы пошли, а не по другой линии. Ничуть не хуже
получилось бы...

- Талантливый человек, как известно, редко бывает талантлив в
чем-то одном, - с усмешкой произнес Шестаков, отчетливо сознавая, что
опять говорит не свои слова.

Ну не знал он раньше такого количества афоризмов, без усилий
соскакивающих с языка при каждом удобном случае. И, чтобы не углубляться
в эту непонятную, а оттого и неприятную для него область, сказал
Власьеву:

- Давайте-ка сейчас соснем пару часиков, поскольку утомился я
сегодня, а когда "умолкнет шумный день и на немые стогны града
полупрозрачная наляжет ночи тень...", тогда и выйдем мы с вами на тропу
войны...

Отвернулся к стене, не ожидая ответных слов товарища, накрыл голову
рукой и действительно заснул сразу же, не успев даже ощутить прелести
погружения в предсонные грезы.

Власьев еще раз удивленно хмыкнули выключил лампу.

Словно бы от внутреннего толчка, без всякого будильника, Шестаков
вскинулся в два ночи. Сел на кровати, мгновенно перейдя в стадию
бодрствования, хорошо отдохнувший и по-прежнему не испытывающий никаких
сомнений.

Осторожно пошевелил шпингалеты оконных рам, разрывая промазанные
клейстером полоски газет, почти без шума открыл выходящее во двор окно
номера.

Подышал морозным воздухом и только потом разбудил напарника.

По темному коридору второго этажа, мимо дверей, из-за которых
доносился многоголосый храп не сдерживаемых никакими внутренними
установками людей, они спустились в вестибюль. Власьев соответственно
плану был полностью одет и держался позади наркома, который с двумя
стаканами в руке, в расстегнутой гимнастерке без ремня шел спокойно, как
человек, имеющий простую и понятную цель.

Любовь Михайловна и в самом деле спала при свете маленького
ночничка. Шестаков еще раз прислушался. Мало ли что - вдруг как раз
сейчас одному из постояльцев приспичит выйти по нужде в расположенную
далеко в глубине двора дощатую уборную.

Однако ночную тишину не нарушал ни один посторонний звук, кроме
осторожного похрапывания дежурной.

Шестаков сделал Власьеву предостерегающий жест. Вначале они
планировали провести операцию по-другому, в расчете посильнее запутать
будущее следствие.

Власьев должен был черным ходом выбраться во двор, потом постучать
в дверь с улицы и, когда дежурная откроет, оглушить ее и связать. После
чего спокойно делать свое дело.

Но сейчас нарком (или направляющая его неведомая сила) увидел
гораздо более простой и эффективный вариант. Зачем усложнять?

Какое им, в конце концов, дело, начнется следствие или нет, падет
подозрение на внезапно появившегося Московского чекиста или заподозрят
кого-то из местных грабителей?

Они-то будут уже далеко, в очередной раз сменив личину... Шестаков,
так же, как раньше у себя дома, подчиняясь не расчету, сделать который
был просто не способен, а странному инстинкту, несильно, но резко
хлестнул дежурную расслабленной кистью пониже правого уха.

Заведомо зная, что вреда ей не причинит. Она потеряет сознание на
полчаса, минут на сорок в крайнем случае. И не догадается, очнувшись, ни
о чем. Просто заснула, а теперь проснулась. Шея, возможно, будет
побаливать, так это часто бывает, если заснуть в неудобном положении.

Сейф вдобавок хотя и был заперт, но ключ торчал в замке, что еще
больше облегчало задачу.

Он сбросил в портфель заранее отобранные два десятка паспортов, по
преимуществу мужских, но и несколько женских для Зои, вместе с
командировочными удостоверениями, быстро пролистал книгу регистрации
приезжих.