обходить будут! А наши парни станут девок умыкать отовсюду, вот
и взвеселится наша земля, расцветет, пойдет песнями!
Оголодал, пока летели.
сказал просительно:
коров, а ты уж ему сам. Мы ж их только в небе видели, да
кобзари о них думы рассказывают. А вот так близко... У нас и
так ноги трясутся.
дело, чтобы на Змее ездили, как на лошади! Скажи кому, засмеют.
И кобзари петь не станут, не поверят. Так что мы коровенок
подгоним к этому месту, а дальше у нас храбрых не отыщется,
прости. Не витязи мы, халупники.
Глава 28
злость, глядя на спелых девок, что приводили ему как телок на
случку к племенному бычку. Пугливые, покорные, они одинаково
покорно раздевались, смотрели влажными добрыми глазами, теплые
и сочные, вскрикивали, закусывали губы, улыбались сквозь слезы,
а он с тоской смотрел на полоску рассвета, к счастью, не зима,
ночи короче воробьиного носа... хотя сейчас уже так не кажется.
ему плечи, спину, гоняли кровь по тяжелым группам мышц, в
комнате пахло кисло-сладким, из соседней комнаты потек
возбуждающий запах мяса. От усталости, даже не мышечной, а черт
знает какой, что все вот так наперекосяк, что куда бы ни пошел,
обязательно получает по ушам, всплыла трусливенькая мысль...
жены. По крайней мере, может отобрать себе лучших, а что
поплоше -- оставить другим парням. Правда, на всех не хватит,
но можно организовать пару походов на соседей. Другим добыть,
да и свое стадо пополнить свежатиной...
сперва на руках, потом воздеть себя на ноги. Другой Олег, тоже
сильный, удерживал, говорил убеждающе, что против рожна не
попрешь, сила солому ломит, один в поле не воин, плетью обуха
не перешибешь, но он шагнул в сени, пинком распахнул дверь.
раздулась, спеша захватить, пока есть что хватать, ребра
затрещали, но в голове сразу прояснилось. Уже не убеждая себя,
что он выше того, кто мыслит тем, что ниже пояса, он сбежал по
ступенькам по двор.
широким частоколом. Ноздри уловили запах свежей крови. Под
подошвами хрустнули кости. Голенища до колен промокли, не
столько от росы, сколько от капель крови, повисшей на уцелевших
стеблях.
пару коров, а чуть ли не десяток, если судить по вздутому брюху
чудовища. На Олега взглянул недовольный глаз, размером с
тарелку, снова затянулся пленкой, Олег попинал, стараясь бить
по ноздрям, единственному месту без плотных чешуек.
Рассерженный Олег обеими руками отодвинул зеленую пятерню с
перепонками между тремя пальцами, пнул каблуком в мягкий нос и
сказал зло:
съежился, как ворона под дождем, крылья Змея хлопали мерно,
неспешно, от сытости разогнаться не мог, да Олег и не торопил,
мысли текли такие же серые и вялые, как неопрятные облака.
Такое всюду, везде не поспеешь. А то, что гасил пожар здесь,
отодвинуло от гашения всех пожаров разом по крайней мере еще на
день. И это сто тысяч пожаров, что вспыхнули за ночь, тысячи и
тысячи убитых, искалеченных, ограбленных и уведенных в полон на
потеху и надругание -- тоже на его совести.
заблистали искры. Умнее не стал, а может, и стал, подумал же,
что не только он во всем виноват, может быть, виноваты еще и
те, кто убивает, поджигает, грабит, насилует?
рукой подать, вон они рядом, но этот сарай вот-вот рухнет...
Под ногами плиты трутся, скрипят, словно перемалывают жерновами
мелкие камешки. Сцепив зубы, Олег направил чудовище вниз,
пробил тонкий слой облаков, широкая проплешина между массивами
леса начала разрастаться, земля черная, а когда Змей пошел по
косой вниз, Олег рассмотрел торчащие черные пики обгорелых
стволов.
а Змей, которому дали свободу выбора, понесся как ящерица,
виляя не только хвостом, но и всем телом, проскользнул между
острыми пеньками, бухнулся в тучу пепла, побежал, почти
ослепленный тучей золы.
оземь, слез по чешуйкам, чувствуя, что теперь до конца жизни не
отмоется от въевшегося пепла и запаха гари.
Обгорелые стволы еще хранили багровые угли, готовые разгореться
при сильном ветре. Ноздри Олега уловили запах паленой плоти.
Потянул носом снова, посмотрел по сторонам. Запах шел от
огромной серой туши, что совсем недавно была изумрудно-зеленой,
вымытой небесными дождями.
укором, всхрапнул и закрыл морду лапой.
прижечь -- не одно бревно спалить...
непривычное, убрал лапу и смотрел вытаращенным глазом на
странную зубатую птицу, что неловко растопырила широкие
кожистые крылья с острыми когтями, пыталась ухватить мешок
зубами, потом просунула голову в лямку, подпрыгнула,
разбежалась, снова подпрыгнула, крылья лупили по-воробьиному
часто, наконец оторвалась от земли и пошла в сторону леса,
медленно набирая высоту.
Земля такая теплая, нежная, стоит поспать, переварить сытный
обед, поваляться в пепле, чтобы повывести блох и прочую
гадость.
груди. Олег взмахивал крыльями без торопливости, осматривался,
наконец додумался резко пойти вниз, встречный ветер закинул
ремень выше, так лететь проще, и он растопырил крылья, уловив
теплые потоки снизу, то ли от недавнего пожара, то ли где-то
наверх прорвался подземный жар.
выпрямиться в горы, то в бессилии опадали, как всходящее тесто,
что теряет воздух. На виднокрае из холмистой зелени начали
подниматься настоящие горы. Уже не зеленые, заросшие лесом, а
круче, выше, лес уже не карабкался вверх, только кусты, а затем
и те остановились, пропустив мхи и лишайники.
Из-за них поселяне начинают рассказывать о битвах горных
великанов. Сами скалы красиво и грозно блистали красными
жилками в граните, оранжевыми пятнами, черными уступами.
повторял заклятие возжигания простого огня, не забыть бы,
перебирал по слову разговор с Минакиш и ее красавицей сестрой,
вспоминал все случаи из жизни, только бы голова работала
напряженно, только бы не пропустить вперед тот жуткий леденящий
страх высоты...