Хорошая песня -- редкость. Дар богов!
можно такое не петь? Хорошая песня сразу разносится по всему свету!
знает еще пару новых. Не пожалеете! Только будите осторожно: бьется
спросонья чем непопадя.
Таргитай клевал носом, конь под ним тоже спал на ходу. Свеженькими были
только Лиска да ее пугливый конь -- дрожали от утреннего холода. Олег
всякий раз отставал, хотя Мрак велел ехать впереди. В чертово место едут,
туда первым надо пускать своего, а волхв родня всякой нечисти. Лиска
держалась вблизи Олега, но не заговаривала, а как стрелы метала лютые
взгляды на Мрака и дудошника -- разговаривают громко, мешают благочестивым
раздумьям волхва.
головами проносились пчелы. Гудели тяжко, с натугой -- шли уже с медом,
сопя и меся воздух истрепанными крыльями. Таргитай пробовал дудеть, не
получалось. Кивнул Олегу на широкую спину Мрака:
волхвам, еда мешает мыслить.
оборотня раздулись. Пригнулся, всматривался в следы, внюхивался. Глаза
возбужденно блестели: древний волхв, которого звали просто Стариком,
недавно ходил здесь.
дубов виднелась хижина едва ли больше собачьей конуры. В глазах Мрака
сразу вспыхнуло сомнение. Слабоват волхв, лучше сотворить не может. Олег
ни рыба ни мясо, а землю трясет, маги постарше дворцы одним шевелением
бровей строят!
шкуре, грязный, взлохмаченный, с длинными, серыми от грязи седыми
волосами. Коричневое лицо иссохло от зноя и стужи, но худое тело было
жилистым, крепким.
глядел на приблизившихся всадников, хотя явно услышал цокот копыт. Мрак в
затруднении оглянулся на Олега. Тот соскочил, поклонился:
на ногу, но раз уж могучий волхв не прибил сразу, то говорить вроде бы
можно.
крепки духом, но мы зрим на тебя и сами возвышаемся духом!
счастья, зато Лиска поспешно отъехала, чтобы стать с подветренной стороны.
путешественников съежились под пронизывающим взглядом. Таргитай ощутил
холод и боль в сердце. Неожиданно глаза Старика расширились, он всмотрелся
пристальнее, наконец откинул голову, помолчал, сказал густым сильным
голосом:
зришь редкостных дурней, да еще пыльным мешком из-за угла прибитых. До сих
пор пыль с ушей нам сбивают. Догонят -- и сбивают. Тычемся по миру, как
слепые кутята, вот и к тебе притопали: авось поможешь недоумкам. Нам бы
тропку к Мировому Дереву отыскать! Ты сам в лесу живешь, каждого ежика
знаешь, а для нас все здешние деревья -- мировые. Наш Таргитай, к примеру,
и куст деревом назовет, только бы далеко не ходить... А волхв... сам
посмотри, что тебе еще сказать?
ноги на ногу, мял в руках мешок с травами. Под мохнатыми бровями Старика
блеснули лиловые искорки. Перевел взгляд на Таргитая -- брови вовсе
полезли на лоб. Поглядел на Лиску -- нижняя челюсть пошла вниз. Мрак
горестно вздохнул: Старик есть старик. Да еще с деревьями жил! У девки ни
кожи, ни мяса -- взяться не за что, а он глаз оторвать не может.
назвал свою конуру жилищем: ни домом, ни хатой, ни даже шалашом не назвать
сплетение живых веток. Корнями уходят в землю, по листьям грузно ползают
жуки, скачут кузнечики, а крупные как лягушки шмели остервенело роются в
цветах.
рама потемнела, ее исклевали крохотные оспины. Мрак удивленно покосился на
Старика. Мороз пошел по спине: в темной поверхности отразилась звездная
ночь. От Зеркала несло холодом, словно из окна, отворенного в зимнюю ночь.
солнечный луч упал на гостя. Мрак вытягивал шею, но Зеркало стояло так,
что он видел все ту же звездную ночь. Старик что-то зрел, обеими руками
слегка шевелил раму, долго двигал головой, как сова, что высматривает
добычу. Внезапно его лицо дрогнуло. Он отвел взгляд.
совсем мало осталось, герой с секирой. Даже в сравнении с твоими
спутниками.
заметно посерело.
на его место.
безмерное удивление.
пора уже сейчас старый уничтожить, а новый сотворить...
сзади нетерпеливо пихнул Олег.
Мраке и Таргитае, заставило снова прильнуть к Зеркалу.
задержи дыхание...
столько магии... Но жизнь твоя безрадостна, волхв. Тебя гложет страшный
голод, неведомый твоим спутникам. Этот голод утолить невозможно, даже если
приникнешь к этому столу яств и локтями отодвинешь всех... И сколько бы ни
жрякал, голод лишь разгорится. А сожрешь много!
едва не сшибла Олега с ног, оказалась на его месте.
шею к Зеркалу, долго всматривался. Покряхтел, придвинулся вместе с лавкой,
снова вытянул шею. Глаза медленно выпучивались, жилы на лбу вздулись.
красный как вареный рак. Наконец с шумом выдохнул, откинулся обессиленно.
Голос был мертвый от изнеможения:
на свете. Старого или молодого, женщины или парня...
дрожащих ногах: -- Вон отседова!.. Вы испортили мое чудо-Зеркало! Сто лет
ни сучка, ни задоринки...
не решались нарушить благочестивое молчание. Наконец Старик вскинул
голову, взгляд был ясный, а голос твердый:
здешнем Лесу ты заблудишься, как пить дать! Тут и деревья как кусты
мелкие, и зайцы не крупнее жаб -- как не потеряться? Только тебе, мил
человек, какая корысть вести нас?
Акунин Борис
Посняков Андрей
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Громыко Ольга