потом немножко совестно... Нет, это сперва немножко, а потом уже множко,
сейчас же совсем невмоготу. Видеть этот блистающий булат не хочется! Уже
совсем редко берется за рукоять, что так и просится в руки. Сама норовит
залезть в ладонь!
редкостный. Какой настоящий мужчина не мечтает о таком Мече? Даже Олег
ухватился бы обеими руками, хотя и на свой Жезл не насмотрится, пылинки
сдувает. Ведь Мечом, козе понятно, и Жезл легче добыть, и летающий ковер.
А уж радости попроще: царства, каганства, кучи золота -- только захоти.
как простая дудочка за пазухой. Вот она, возле сердца пригрелась, тихая
как мышка. Почему-то дороже и Меча, и Посоха, и всего-всего на свете...
убивать -- придет черед и полудурков, затем -- придурков, наконец умники
начнут выяснять, кто из них знает меньше. Еще можно изничтожать кривых,
хромых!
размером с хату Боромира. Таргитай опасливо обошел по дуге. В глубине
двигается чудовищный зверь, грызет. Если такой цапнет за ногу, то и
подошву откусит.
Дуб? Он ж во сто крат крепче камня и булата!
К самому мудрому и сильному, самого... немудрого. Хотя, с другой стороны,
Роду все одно. Ему самый сильный -- тля, самый мудрый -- тля, самый
высокий -- тля.
Род сидит на вершине Прадуба и мечет оттедова животворные капли... Гм,
чего это он так.... От этих капель и пошла жизнь на свете. Стала при Роде.
При-Роде. От Рода род-ня, род-ичи, род-ить, род-ина, рож-ать, у-рож-ай,
род-ники... Гм, от Рода -- это одно, а отродье -- совсем другое...
багровый, красный, пурпурный. Как и рдяный, родрый, зардетый... Правда,
молнию старики кличут родией, а она слепяще-белая!
колеса с шестью спицами. Так изображают сам Белый Свет. Теперь же он,
первый из людей, узрит бога богов воочию!
стонами и хрипами. Еле заставил непослушное тело двигаться дальше. К
вершине, как бы далеко ее ни занесло. Неужто это невероятное Дерево все
еще растет?
ногами подрагивала. Из зелени выступили гигантские фигуры. Таргитай
поспешно отступил за лист.
суроволицый гигант с молотом в обеих руках. Грудь его была широка, как
дверь, голова с пивной котел, могучие мускулы играли, как сытые удавы. За
ним так же неторопливо шли еще пятеро: массивные, налитые уверенной силой.
У каждого золотые волосы падали до плечей, а пояс был из железных пластин
размером с киммерийские щиты.
пробежали по человеку.
старшего, не останавливались.
неба?
-- Ни боги... никто...
были... Род там пребывает в раздумьях. Никто не смеет тревожить бога
богов. Однажды, если верить преданиям, древний бог Ящер, самый могучий из
всех богов того времени, осмелился... Знаешь, что с ним сталось?
силой, что Ящер пробил землю на все семь подполов.
ползает на брюхе!
добраться.
тебя вороны, дорога дальше чиста.
могучих братьев, ждала тяжкая работа на земле, о странном существе в
непривычном месте уже забыл.
мудрость залетает выше отваги...
больно непривычно говорит, прямо как волхв, а ведь сила -- уму могила, как
говорил Боромир, у кого сила -- ума не надо, если есть такие мышцы, то
зачем еще и мозги, но тяжелый подъем путал мысли, в голове было жарко, пот
заливал глаза, щипал, и Таргитай перестал думать, пусть волхв думает, у
него от думанья силы прибавляется.
свежей, бежали муравьи. Проскакивали по одному-два, головы и спины
блестели, будто Мрак их любовно чистил подобно своей секире, надолго
скрывались в щелях. Сверху спускались с раздутыми брюшками, шатались от
усталости, но бежали споро, наверх карабкались едва ли быстрее Таргитая.
шестиногие, а лапы с крючками. А что с сяжками, так еще лучше... Держаться
можно.
полумертвая, как он сам, мысль. Без волшебства и чар, вот так сесть и
сказать: вези! Мол, и для тебя, мураш, мир спасаем. Так что помоги нам, а
мы поможем тебе. Я почти родня, тоже пахну кислыми щами: на всякий случай
даже потерся о муравьиную тропку, собрал на себя все шарики муравьиной
кислоты. Вывозился, как свиненок, -- все, чтобы быть своим.
когтями по самой что ни есть отвесной стене. Хорошо быть муравьем, подумал
Таргитай грустно. Не выбирает щели, а когти вон зацепляются так, что и
втроем повисни на нем, не отцепится. А в случае чего, жвалами ухватится,
вон какие! С такими полмира можно пройти, всяк дорогу уступит...
уступлю. Не из страха -- из вежества.
вроде бы не свалился, тихонько убрал и другую.
спину. Но удержался, хотя натруженные ноги тут же протестующе заныли --
цеплялся только ими.
перещупывал обереги или Алатырь-камень, но рука Таргитая сама скользнула
за пазуху. Дудочка, горячая и мокрая от пота, с готовностью юркнула в
ладонь.
пальцы уже поднесли ее ко рту. За последние дни не то что играть, пощупать
некогда -- побьют. До конца света семь, а теперь оказывается, вообще три
дня, а он на дуде? Когда мир рушится, дудки должны молчать. Но как
объяснить умным и сильным, что ежели замолчат дудки, заквакают жабы?
хватку, что муравей несется, как стрела, делает рывки. Сбивался с лада,
иной раз дыхание перехватывало так, что вместо мелодии из дудочки
вырывался кошачий визг, но упорно и счастливо складывал новую песню.
Правда, складывал еще раньше в голове, сейчас же прилаживал, обтесывал,
любовно подгонял, как венцы в срубе.
нависающее над ним небо. Зеленый отсвет падал даже на спину, муравья.
Таргитай сам себе казался зеленым, как лягушка.
спрямили дорогу, их челюсти и когти прорубили в гребнях узкие глубокие
ущелья, а поскольку муравьев так высоко взбиралось совсем мало, то
Таргитаю часто приходилось поднимать ноги. Проносились, почти задевая
боками за стены!
странные существа, иногда различал грозные лица. Однажды за ним увязалась
гигантская бабочка с женским лицом, от нее шел сладкий зовущий запах.
Таргитай от удивления отнял от губ трубочку, бабочка захлопала крыльями
чаще, ушла в сторону и пропала.
бодро понесся, стуча когтями. Впереди зеленели необъятные поля, редкие
Каменистый Артем
Ларссон Стиг
Соломатина Татьяна
Бажанов Олег
Суворов Виктор
Перумов Ник