называли Ступенями Милости, ибо в евангелии сказано: левая рука дающего не
должна знать, что делает правая. В правой кесарь держал меч, в левой - шар
державы, увенчанный крестом распятого.
крутым ступенькам. Вот верхние достигли площадки перед медной дверью.
Префект прижал к отверстию глазницы левое ухо. Правое слышало хуже после
удара камнем по шлему в битве с персами.
просят верноподданные.
кто-то, - да смилуется Единственно Великий и да успокоит свою столицу... -
Проситель, употребляя общепринятые формулы, называл себя и всех подданных
червями и прахом, ничтожеством и грязью. Но префект уловил кощунственную
угрозу в словах Манассиоса - он узнал его голос. Успокоит столицу? Значит,
коль базилевс не пощадит висельников, столица не успокоится?
повторяет Манассиоса слово в слово. Ба, все затасканные уверения и
самоунижения не стоят ржавого обола, их твердят все уже более двух
столетий, с тех пор, как Константин установил этикет Палатия и формулы
прошений. В сущности, Ориген дерзко грозит, как и Манассиос.
способных хранить молчание лишь считанные мгновения.
песка. Как долго... Милость или отказ? В обоих случаях Юстиниан может
нарочно накалить волнение толпы. Нарастающий конус песка предвещал нечто
значительное.
что Глашатай поднял руку, призывая внимание.
горечью переживал свою неудачу. К чему, глупец, он лез с советом! Тупица,
он не сумел угадать волю Божественнейшего. Если судьба позволит, больше
никогда он не скажет ни слова...
Милости узки и круты. Да угодно будет богу, чтобы один из мятежников упал!
Смех толпы превратит трагедию в балаган. Что стоит богу совершить такую
малость?
показывал подданным руку с четырьмя поджатыми пальцами и с большим,
опущенным вниз. Знак немилости, пришедший еще из языческих времен
италийского Рима. Базилевс не прощает.
рев, единый, низкий и пронзительный одновременно. На арену водопадом
потекли головы в плеске рук, дубин, ножей.
стамески, семью - колуна для дров и каждого - куска железа на деревянной
ручке для хлеба, мяса, овощей. Невозможно было запретить ношение палок и
дубин. Подобное оружие и мелькало над толпами разъярившихся зрителей.
курсоресы с их жезлами, изящно обвитыми лентами, - на самом деле копьями.
Служители ипподрома не успели убраться с арены. Стесненные толпой, лошади
поднимались на дыбы. Под людьми тонул Хребет - длинное сооружение внутри
арены, украшенное статуями и символическими изображениями. Одиннадцать
мириадов мятежников. Что уж тут отмечать имена...
креслом базилевса опустела, наверное, сейчас Божественный был уже в церкви
святого Стефана. Но место префекта города - здесь.
ударами дубин. "Глупцы, - подумал Евдемоний, - здесь едва справился бы и
железный лоб тарана". Видя, что двери не поддаются, мятежники попытались
устроить на площадке живую лестницу. Охрана Евдемония показала безумцам
мечи. Может быть, угроза и не подействовала, если бы толпа осталась, но
ипподром пустел. Следуя укоренившейся традиции, подданные, поссорившись с
владыкой, спешили уйти с ипподрома.
из защитников кафизмы. Камни ударялись об венчающий карниз, дробили мрамор
и сами рассыпались острыми осколками.
каждому доведется случай поиграть с пращой против Священной кафизмы, где
появляется Священное тело.
"Узнали моих людей", - подумал Евдемоний. Он устал, кружилась голова, его
подташнивало. И зачем он дал Единственному бессмысленный совет, как он
осмелился не угадать волю Любимейшего! Чтобы не упасть, Евдемоний оперся
на обвод кафизмы. Внутри левого бока странная боль, которой он не знал до
этого часа, терзала сердце. Префекту хотелось заплакать, чтобы, подобно
женщине, облегчить горе.
песок был усеян клочьями одежды, потерянными шапками. Валялись трупы
раздавленных лошадей. Лежали и люди, одни похожие издали на кучу тряпья,
другие - странно плоские, вдавленные в песок. Мало их, мало. Префекту
хотелось иметь огненный меч архангела, чтобы уничтожить сразу всех
подданных, которые осмелились нарушить верность Обожаемому.
подобно песчанику, слепленному из мельчайших частиц, состоит из маленьких
людей, которые за время краткой земной жизни обязаны верноподданническим
поведением обеспечить себе возможное благополучие в жизни вечной. И там,
на небесах, та же иерархия: маленькие души маленьких людей образуют хоры,
славящие высших. Евдемоний верил в добро: верноподданный желает мирно жить
на своем клочке земли либо заниматься своим ремеслом, желает быть сытым
сегодня, и только. Если маленький человек восстает - виновно наущение
злых. Дьявол искони мешал богу.
прадеду базилевсом Феодосием. Обветшавшее и тесное здание. Во внутреннем
дворике-атриуме, в скудости облупленного портика, статуя Аполлона с
благочестиво прилепленными крылышками изображала серафима, амуры,
подправленные штукатуркой, - ангелов, переделанный Морфей - апостола. В
центре дворика зелено-ржавый тритон разевал бесполезную пасть над обросшей
мохом пустой чашей бассейна.
него свою глухую ограду. По обеим сторонам улицы были возведены
многоэтажные дома-ульи, где сдавались в аренду комнатки, вытянутые вдоль
длинных и узких щелей-коридоров. Для экономии места этажи доходных домов
соединялись наружными лестницами. Иной раз хилые перила поддавались под
напором пьяного или неловкого жильца. Улица называлась Шерстяной, или,
попросту, Шерсть, по массе обитавших здесь ткачей.
как вши в войлоке. Тут префект и его контуберналии-сотрудники встречались
с ищейками. Притон шпионов имел несколько выходов и скрытых лазеек. Сидя
здесь, Евдемоний, по истасканному в дальнейшем выражению, уподоблял себя
пауку в сети.
Многие ремесленники прекратили работу. Юстиниана, Феодору, сановников
позорили и проклинали на каждом перекрестке. Замечали рабов, открыто
бривших себе головы у уличных брадобреев. Раб, избавленный от клочьев,
оставленных на его голове господином, делался похожим на свободного. А!
Непокорность рабов заставит призадуматься бунтующих хозяев...
прасинов. Согласие врагов грозило настоящей опасностью. Люди решительного
вида открыто вынуждали кузнецов, работавших на рынках, ковать наконечники
пик, ножи и даже мечи.
Разделенные ревностью к милости базилевса, сановники не были друзьями. Но
Евдемоний доверял уму Носорога и его преданности Юстиниану.
неистово исповедовал схизму, привлекая слушателей смелостью разоблачений
базилиссы. А ведь некогда случился день, когда лишь счастливая судьба
спасла самого Евдемония от близости со знаменитой своим искусством
гетерой. Базилисса мстительно уничтожала сколько-нибудь заметных людей,
попользовавшихся "дружбой" с дочерью ипподромного подметалы Акакия. Былые
любовники изобличались пытками в чем угодно: в замыслах на жизнь
базилевса, в заговорах, в сношениях с врагами империи, в содомском грехе,
за который закон карал изувечиванием.
Префект рассылал городских вестовщиков-глашатаев объявлять приказы. Всем
подданным следовало разойтись по домам и заняться своим делом. Застигнутые
на улице рабы будут подвергнуты бичеванию и переданы хозяевам, которые
заплатят пеню. Верноподданные приглашались оказывать содействие Власти.
Префект предупреждал о готовности войска расправиться со смутьянами,