ничего.
белостокском дворе, где была его младшая дочка, состоявшая при гетманше,
отрекся от нее и лишил ее наследства. И когда впоследствии брак с
Паклевским поправил дело в глазах света, подкоморий уговорил старика не
изменять своего решения, изображая ему замужество Беаты как акт, позорящий
честь семьи и т.п.
соединенные с некоторым страхом к нему у людей - любви же никто к нему не
чувствовал. Во всех делах, за какое бы он ни взялся, он никогда не
позволял провести себя и победить, всегда умел поставить на своем. Он умел
говорить с пафосом, пространно, долго, ошеломляя слушателей множеством
аргументов, сравнений и образов, в которые он облекал свою мысль, как дитя
куклу, когда, заворачивая в тряпки хотя бы самую маленькую, устраивают из
нее огромный чурбан. Он умел говорить целыми часами - все равно о чем - и
это не стоило ему ни малейшего труда. Но в случае надобности он умел
молчать, как никто, и тогда его лицо оставалось непроницаемым. При этом он
был очень приятным собеседником, любил бывать в обществе, не прочь был и
выпить, и поесть, не предъявляя больших требований к тому, что подавали, а
при случае, несмотря на свой рост и толщину, пускался даже танцевать;
говорили также, что in extremis, если это нужно было для его дела, он
приставал с нежностями к старым бабам.
этого было то, что неприятель тотчас же робел, а подкоморий умел этим
воспользоваться и от всякого безнадежного дела извлекал выгоду, по крайней
мере, для себя.
хоть и не утратил своих способностей, но делал из них иное употребление.
Важное положение подкомория, которое он занимал в своем округе, и
значительное состояние, требовавшее его внимания, не позволяли ему
заниматься чужими делами и брать их на свою ответственность; он был только
советчиком, ментором, посредником и протектором: ездил, хлопотал и
устраивал, и хотя это делалось в виде приятельской услуги, но ходили
слухи, что за все надо было платить ему тем или иным способом - деньгами
или натурой.
и во всем переняла его точку зрения.
привязанная только к своим детям. В общем ничем не выдававшаяся и даже по
наружности не походившая на свою сестру, несмотря на свое единомыслие с
мужем, она постоянно ссорилась с ним; тем не менее оба стремились к одной
и той же цели: накоплению богатства и приобретению влияния среди людей.
завещания, хотя они несколько раз поспорили с воеводичем. Ни он, ни Тереза
не допускали мысли, чтобы отец мог изменить свое решение.
припомнить им это, но они не обращали никакого внимания на его слова. И,
конечно, все это не имело бы никаких последствий, если бы подкоморий не
оскорбил каноника-секретаря, а отец Елисей не прислал вовремя грозного
письма, привлекающего к суду Божьему за обиду, нанесенную собственному
ребенку.
Кунасевичам, поддержал впечатление, произведенное письмом отца Елисея, и
не давал ему ослабнуть. В конце концов, Кежгайла потребовал вернуть ему
первое завещание и исключил из него отречение от дочери, предоставляя ей
равную часть наследства вместе с сестрой.
Кунасевичей, подкоморий бросился сначала в Божишек, надеясь завладеть
завещанием и уничтожить его; когда же это оказалось невозможным, и раздел
наследства представлялся неизбежным, он, посоветовавшись с женой, решил
ехать в Борок, и там, в расчете на бедность Паклевских, войти с ними в
выгодное для себя соглашение. Издали ему казалось вполне возможным обойти
вдову и ее сына и воспользоваться их деревенской наивностью. И он, и его
жена, не имевшие понятия о том, в каком положении находятся егермейстерша
и ее сын, думали найти их в большой нужде и одиночестве, готовыми с
благодарностью принять всякую милость. Кунасевич рассчитывал на свою
опытность и на деньги, которые он вез с собой.
подкомория помещались еще слуга и мальчик для услуг, одетые в старомодные
венгерские костюмы, подкатили к крыльцу, Теодор уже приготовился к встрече
гостя, цель посещения которого была ему ясна. Но вдова, присутствовавшая
при докладе старого шляхтича о том, кто едет, увидя, что сын собирается
выйти на крыльцо, сделала ему рукой знак, чтобы он остался.
остался в своей комнате.
навстречу гостю вышла старая жена сторожа.
подкоморий, охая, стал высаживаться из саней при помощи мальчика и слуги.
Затем они ввели его в сени, где Кунасевич должен был разоблачиться и снять
с себя шубу, меховые сапоги и шарфы, которыми он был укутан. Никто из
хозяев не появлялся. Тогда он спросил бабу: куда же ему пройти? И она
указала ему на дверь гостиной.
увидел на пороге соседней комнаты женщину в черном платке с серьезным и
даже суровым лицом, которая произвела на него неприятное впечатление.
из набожности, сколько из желания угодить егермейстерше, о набожности
которой он услышал по дороге сюда.
почтение уважаемой егермейстерше и представить ей в своей особе близко с
ней связанного и покорного слугу - Петра Кунасевича, мужа Терезы, в
девичестве панны Кежгайло.
Debitam reverentiam, хотя и поздно. А если и поздно, то не мы в этом
виноваты, а покойник, который под угрозой своей немилости запретил нам
видеться с вами. Если бы не это...
был опустить глаза.
давно известно, - сказала егермейстерша, - но все это напрасно. Слова не
нужны там, где жизнь говорит за себя. В продолжение стольких лет вы ни
разу не вспоминали о нас и не желали нас знать; теперь же, когда покойный
отец простил меня, вы хотите примириться с нами, чтобы нас обидеть.
Слишком поздно, пан подкоморий!
минуту стоял, не находя слов для ответа; но удивление не лишило старого
плута присутствия духа.
меры: поэтому я не принимаю близко к сердцу тех резких выражений, которыми
вы меня встретили. Вы, сударыня, несправедливы: покойник взял с нас
клятву, что мы не будем иметь отношений с вами; и хоть сердце наше
раздиралось, мы должны были подчиняться ему!
кто не знал нас в несчастье, того мы не хотим знать при изменившихся
условиях.
- вы можете признавать или не признавать нас как родных, но у нас есть с
вами общие дела; следовательно, нам придется быть знакомыми. Это одно, а
второе: у нас тоже есть своя честь; если нас оскорбляют, мы умеем
отплатить за это. Следует и с этим считаться.
можем и не встречаться.
ему нечего больше здесь делать. Подкоморий стал пунцовым.
принимают зятя!
верю во внезапную любовь.
Я приехал с самыми лучшими намерениями - помочь вам все устроить, а вы,
сударыня, не желаете даже выслушать меня.
неопытностью, бедностью и беззащитностью, как вы всю жизнь проделывали это
с другими.
нижайшее почтение!
не хватало воздуха; язык не повиновался ему.