если вы секундант, а не враг мой, Маврикий Николаевич (он ткнул пистолетом
в сторону Николая Всеволодовича), - что такие уступки только усиление
обиды! Он не находит возможным от меня обидеться!.. Он позора не находит
уйти от меня с барьера! За кого же он принимает меня после этого, в ваших
глазах... а вы еще мой секундант! Вы только меня раздражаете, чтоб я не
попал. - Он топнул опять ногой, слюня брызгала с его губ.
- Переговоры кончены. Прошу слушать команду! всей силы вскричал Кириллов. -
Раз! Два! Три!
Со словом три противники направились друг на друга, Гаганов тотчас же
поднял пистолет и на пятом или шестом шаге выстрелил. На секунду
приостановился и, уверившись, что дал промах, быстро подошел к барьеру.
Подошел и Николай Всеволодович, поднял пистолет, но как-то очень высоко и
выстрелил совсем почти не целясь. Затем вынул платок и замотал в него
мизинец правой руки. Тут только увидели, что Артемий Павлович не совсем
промахнулся, но пуля его только скользнула по пальцу, по суставной мякоти,
не тронув кости; вышла ничтожная царапина. Кириллов тотчас же заявил, что
дуэль, если противники не удовлетворены, продолжается.
- Я заявляю, - прохрипел Гаганов (у него пересохло горло), опять обращаясь
к Маврикию Николаевичу, - что этот человек (он ткнул опять в сторону
Ставрогина) выстрелил нарочно на воздух... умышленно... Это опять обида! Он
хочет сделать дуэль невозможною!
- Я имею право стрелять как хочу, лишь бы происходило по правилам, - твердо
заявил Николай Всеволодович.
- Нет, не имеет! Растолкуйте ему, растолкуйте! - кричал Гаганов.
- Я совершенно присоединяюсь к мнению Николая Всеволодовича, - возгласил
Кириллов.
- Для чего он щадит меня? - бесновался Гаганов не слушая. - Я презираю его
пощаду... Я плюю... Я...
- Даю слово, что я вовсе не хотел вас оскорблять, - с нетерпением,
проговорил Николай Всеволодович, - я выстрелил вверх потому, что не хочу
более никого убивать, вас ли, другого ли, лично до вас не касается. Правда,
себя я не считаю обиженным, и мне жаль, что вас это сердит. Но не позволю
никому вмешиваться в мое право.
- Если он так боится крови, то спросите, зачем меня вызывал? - вопил
Гаганов, вс¬ обращаясь к Маврикию Николаевичу.
- Как же вас было не вызвать? - ввязался Кириллов, - вы ничего не хотели
слушать, как же от вас отвязаться!
- Замечу только одно, - произнес Маврикий Николаевич, с усилием и со
страданием обсуждавший дело: - если противник заранее объявляет, что
стрелять будет вверх, то поединок действительно продолжаться не может... по
причинам деликатным и... ясным...
- Я вовсе не объявлял, что каждый раз буду вверх стрелять! - вскричал
Ставрогин, уже совсем теряя терпение. - Вы вовсе не знаете, что у меня на
уме и как я опять сейчас выстрелю... я ничем не стесняю дуэли.
- Коли так, встреча может продолжаться, - обратился Маврикий Николаевич к
Гаганову.
- Господа, займите ваши места! - скомандовал Кириллов.
Опять сошлись, опять промах у Гаганова и опять выстрел вверх у Ставрогина.
Про эти выстрелы вверх можно было бы и поспорить: Николай Всеволодович мог
прямо утверждать, что он стреляет как следует, если бы сам не сознался в
умышленном промахе. Он наводил пистолет не прямо в небо или в дерево, а
вс¬-таки как бы метил в противника, хотя впрочем брал на аршин поверх его
шляпы. В этот второй раз прицел был даже еще ниже, еще правдоподобнее; но
уже Гаганова нельзя было разуверить.
- Опять! - проскрежетал он зубами; - вс¬ равно! Я вызван и пользуюсь
правом. Я хочу стрелять в третий раз... во что бы ни стало.
- Имеете полное право, - отрубил Кириллов. Маврикий Николаевич не сказал
ничего. Расставили в третий раз, скомандовали; в этот раз Гаганов дошел до
самого барьера, и с барьера, с двенадцати шагов, стал прицеливаться. Руки
его слишком дрожали для правильного выстрела. Ставрогин стоял с пистолетом,
опущенным вниз, и неподвижно ожидал его выстрела.
- Слишком долго, слишком долго прицел! - стремительно прокричал Кириллов; -
стреляйте! стре-ляй-те! - Но выстрел раздался, и на этот раз белая пуховая
шляпа слетела с Николая Всеволодовича. Выстрел был довольно меток, тулья
шляпы была пробита очень низко; четверть вершка ниже, и вс¬ бы было
кончено. Кириллов подхватил и подал шляпу Николаю Всеволодовичу.
- Стреляйте, не держите противника! - прокричал в чрезвычайном волнении
Маврикий Николаевич, видя, что Ставрогин как бы забыл о выстреле,
рассматривая с Кирилловым шляпу. Ставрогин вздрогнул, поглядел на Гаганова,
отвернулся и уже безо всякой на этот раз деликатности выстрелил в сторону,
в рощу. Дуэль кончилась. Гаганов стоял как придавленный. Маврикий
Николаевич подошел к нему и стал что-то говорить, но тот как будто не
понимал. Кириллов уходя снял шляпу и кивнул Маврикию Николаевичу головой;
но Ставрогин забыл прежнюю вежливость; сделав выстрел в рощу, он даже и не
повернулся к барьеру, сунул свой пистолет Кириллову и поспешно направился к
лошадям. Лицо его выражало злобу, он молчал. Молчал и Кириллов. Сели на
лошадей и поскакали в галоп.
III.
- Что вы молчите? - нетерпеливо окликнул он Кириллова уже неподалеку от
дому.
- Что вам надо? - ответил тот, чуть не съерзнув с лошади, вскочившей на
дыбы.
Ставрогин сдержал себя.
- Я не хотел обидеть этого... дурака, а обидел опять, - проговорил он тихо.
- Да, вы обидели опять, - отрубил Кириллов; - и притом он не дурак.
- Я сделал однако вс¬, что мог.
- Нет.
- Что же надо было сделать?
- Не вызывать.
- Еще снести битье по лицу?
- Да, снести и битье.
- Я начинаю ничего не понимать! - злобно проговорил Ставрогин, - почему все
ждут от меня чего-то, чего от других не ждут? К чему мне переносить то,
чего никто не переносит, и напрашиваться на бремена, которых никто не может
снести?
- Я думал, вы сами ищете бремени.
- Я ищу бремени?
- Да.
- Вы... это видели?
- Да.
- Это так заметно?
- Да.
Помолчали с минуту. Ставрогин имел очень озабоченный вид, был почти
поражен.
- Я потому не стрелял, что не хотел убивать, и больше ничего не было,
уверяю вас, - сказал он торопливо и тревожно, как бы оправдываясь.
- Не надо было обижать.