маю, что ваши политические соображения совершенно здравы. Я понимаю, что
на плечах вашей светлости лежит тяжелое бремя долга, понимаю, что ваша
совесть связана присягой, которую вы дали, вступая на свой высокий пост.
Но я простой смертный, я даже не дорос до того, чтобы называться мужчи-
ной, и свой долг я понимаю просто. Я могу думать только о двух вещах: о
несчастном, которому незаслуженно угрожает скорая и позорная смерть, и о
криках и рыданиях его жены, которые до сих пор звучат у меня в ушах. Я
не способен видеть дальше этого, милорд. Так уж я создан. Если стране
суждено погибнуть, значит, она погибнет. И если я слеп, то молю бога
просветить меня, пока не поздно.
себе.
вать в тюрьме?
ваше слово можно положиться. Дайте мне честное слово, что вы будете дер-
жать в тайне не только то, о чем мы говорили сегодня вечером, но и все,
что касается эпинского дела, и я отпущу вас на волю.
вам будет угодно назначить, - ответил я. - Не думайте, что это хитрость;
ведь если бы я дал слово без этой оговорки, то ваша цель, милорд, была
бы достигнута.
мне в понедельник утром, в восемь часов, а до этого обещайте молчать.
чать, пока богу будет угодно продлевать ваши дни.
настолько туп, чтобы не понять смысла не высказанных вами угроз.
рошо выспаться. Мне, к сожалению, это вряд ли удастся.
лось наконец осуществить свое давнее желание - послушать знаменитых
эдинбургских проповедников, о которых я знал по рассказам мистера Кемп-
белла. Но увы! С тем же успехом я мог бы слушать в Эссендине почтенного
мистера Кемпбелла. Сумбурные мысли, беспрестанно вертевшиеся вокруг раз-
говора с Престонгрэнджем, не давали мне сосредоточиться, и я не столько
слушал поучения проповедников, сколько разглядывал переполненные народом
церкви; мне казалось, что все это похоже на театр или (соответственно
моему тогдашнему настроению) на судебное заседание. Это ощущение особен-
но преследовало меня в Западной церкви с ее трехъярусными галереями, ку-
да я пошел в тщетной надежде встретить мисс Драммонд.
остался очень доволен. Затем я пошел к Генеральному прокурору и снова
увидел у его дверей красные мундиры солдат, ярким пятном выделявшиеся на
фоне мрачных домов. Я огляделся, ища глазами юную леди и ее слуг, но их
здесь не было. Однако, когда меня провели в кабинетик или приемную, где
я провел томительные часы ожидания в субботу, я тотчас заметил в углу
высокую фигуру Джемса Мора. Его, казалось, терзала мучительная тревога,
руки и ноги его судорожно подергивались, а глаза беспрерывно бегали по
стенам небольшой комнатки; я вспомнил о его отчаянном положении и по-
чувствовал к нему жалость. Должно быть, отчасти эта жалость, отчасти
сильный интерес, который вызывала во мне его дочь, побудили меня поздо-
роваться с ним.
ятнее, чем мой.
вас, очевидно, примут первым.
водя руками. - Так не всегда бывало, сэр, но времена меняются. Все обс-
тояло иначе, юный джентльмен, когда шпага была в чести, а солдатская
доблесть ценилась высоко.
ня вдруг разозлило.
го должен уметь молчать, а главная его доблесть - никогда не жаловаться.
сам я не вправе его называть. Что ж, оно достаточно известно: я никогда
не прятался от своих врагов и называл себя открыто; неудивительно, если
и меня самого и мое имя знают многие, о ком я никогда не слыхал.
если вам угодно, чтобы я назвал себя, то мое имя - Бэлфур.
дей. Помню, в сорок пятом году у меня в батальоне был молодой лекарь,
ваш однофамилец.
знал об этом лекаре.
те с вашим родственником, то позвольте пожать вашу руку.
родичем слышали свист пуль!
жен вам признаться, что я его никогда и в глаза не видал.
наверное, тоже сражались? Я не припомню вашего лица, хотя оно не из тех,
что забываются.
кую школу, - сказал я.
нять, что значит для меня наша встреча. В мой горький час в доме моего
врага встретить человека одной крови с моим соратником - это придает мне
мужества, мистер Бэлфур, как звуки горских волынок. Сэр, многие из нас
оглядываются на прошлое с грустью, а некоторые даже со слезами. В своем
краю я жил, как король; я любил свою шпагу, свои горы, веру своих друзей
и родичей, и мне этого было достаточно. А теперь я сижу в зловонной
тюрьме, и поверите ли, мистер Бэлфур, - продолжал он, беря меня под руку
и вместе со мной шагая по комнате, - поверите ли, сэр, что я лишен само-
го необходимого? По злобному навету врагов все мое имущество конфискова-
но. Как вам известно, сэр, меня бросили в темницу по ложному обвинению в
преступлении, в котором я так же неповинен, как и вы. Они не осмеливают-
ся устроить надо мной суд, а тем временем держат меня в узилище раздето-
го и разутого. Как жаль; что я не встретил здесь вашего родича или его
брата из Бэйта. Я знаю, и тот и другой с радостью пришли бы мне на по-
мощь; в то время, как вы - человек сравнительно чужой...
сетования и мои краткие, сердитые ответы. Временами я испытывал большое
искушение заткнуть Джемсу Мору рот, бросив ему несколько мелких Монеток,
но то ли от стыда, то ли из гордости, ради себя самого или ради Катрио-
ны, потому ли, что я считал его недостойным такой дочери, или потому,
что меня отталкивала явная и вульгарная фальшивость, которая чувствова-
лась в этом человеке, но у меня не поднялась на это рука. И вот я слушал
лесть и нравоучения, шагал рядом с ним взад и вперед по маленькой ком-
натке - три шага и поворот обратно - и своими отрывистыми ответами уже
успел если не обескуражить, то раздосадовать этого попрошайку, как вдруг
на пороге появился Престонгрэндж и нетерпеливо позвал меня в свой
большой кабинет.
ночестве, я хочу представить вас своей прекрасной троице - моим дочерям,
о которых вы, быть может, уже наслышаны, так как, по-моему, они куда бо-
лее известны, чем их папенька. Сюда, прошу вас.
вышивкой сидела сухопарая старая леди, а у окна стояли три, как мне по-
казалось, самые красивые девушки во всей Шотландии.
вил Престонгрэндж. - Дэвид, это моя сестра, мисс Грант, которая так доб-
ра, что взяла на себя управление моим хозяйством и будет очень рада вам
услужить. А это, - он повернулся к юным леди, - это мои три прекрасные
дщери. Скажите честно, мистер Дэви, которую из них вы находите лучше?
Держу пари, что у него не хватит духу ответить честно, как Алан Рамсэй!
против этой выходки, которая и у меня (я знал, что за стихи он имел в
виду) вызвала краску смущения на лице. Мне казалось, что подобные намеки
недопустимы в устах отца, и я был изумлен, что девушки, негодуя или ра-
зыгрывая негодование, все же заливались смехом.
Каргалов Вадим
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Семенова Мария
Лондон Джек