беда приключилась, он и вовсе слова потерял. У Гани, видишь, жена зимним
делом на пруду рубахи полоскала да и соскользнула под лед. Вытащить ее
вытащили и отводилась, да, видно, застудилась и к весне свечкой стаяла.
Оставила Гане сына да дочку. Как говорится, красных деток на черное житье.
Сынишко не зажился на свете, вскорости за матерью в землю ушел, а
девчоночка ничего, - востроглазенькая да здоровенькая, Таюткой звали. Годов
четырех она от матери осталась, а в своей ровне уже на примете была, - на
всякие игры первая выдумщица. Не раз и доставалось ей за это.
Поссорятся девчонки на игре, разревутся да и бегут к матерям жаловаться:
- Это все Тайка Заря придумала! Матери, известно, своих всегда пожалеют да
приголубят, а Таютке грозят:
- Ах, она, вострошарая! Поймаем вот ее, да вицей! Еще отцу скажем! Узнает
тогда, в котором месте заря с зарей сходится. Узнает!
Таютка, понятно, отца не боялась. Чуяла, поди-ко, что она ему, как
порошинка в глазу, - только об ней и думал. Придет с рудника домой, одна
ему услада - на забавницу свою полюбоваться да послушать, как она лепечет о
том, о другом. А у Таютки повадки не было, чтобы на обиды свои жаловаться,
о веселом больше помнила.
Ганя с покойной женой дружно жил, жениться второй раз ему неохота, а надо.
Без женщины в доме с малым ребенком, конечно, трудно. Иной раз Ганя и
надумает - беспременно женюсь, а как послушает Таютку, так и мысли врозь.
- Вот она у меня какая забавуха растет, а мачеха придет - все веселье
погасит.
Так без жены и маялся. Хлеб стряпать соседям отдавал, и варево, какое
случалось, в тех же печах ставили. Пойдет на работу, непременно соседским
старухам накажет:
- Доглядите вы, сделайте милость, за моей-то. Те, понятно:
- Ладно, ладно. Не беспокойся!
Уйдет на рудник, а они и не подумают. У всякой ведь дела хоть отбавляй. За
своими внучатами доглядеть не успевают, про чужую и подавно не вспомнят.
Хуже всего зимой приходилось. Избушка, видишь, худенькая, теплуху
подтапливать надо. Не малой же девчонке это дело доверить. Старухи вовремя
не заглянут. Таютка и мерзнет до вечера, пока отец с рудника не придет да
печь не натопит. Вот Ганя и придумал:
- Стану брать Таютку с собой. В шахте у нас тепло. И на глазах будет. Хоть
сухой кусок, да вовремя съест.
Так и стал делать. А чтобы от начальства привязки не было, что, дескать,
женскому полу в шахту спускаться нельзя, он стал обряжать Таютку парнишком.
Наденет на нее братнюю одежонку да и ведет с собой. Рудобои, которые по
суседству жили, знали, понятно, что у Гани не парнишко, а девчонка, да
им-то что. Видят - по горькой нужде мужик с собой ребенка в рудник таскает,
жалеют его и Таютку позабавить стараются. Известно, ребенок! Всякому охота,
чтоб ему повеселее было. Берегут ее в шахте, потешают, кто как умеет. То на
порожней тачке подвезут, то камешков узорчатых подкинут. Кто опять ухватит
на руки, подымет выше головы да и наговаривает:
- Ну-ко, снизу погляжу, сколь Натал Гаврилыч руды себе в нос набил. Не пора
ли каелкой выворачивать?
Подшучивали, значит. И прозвище ей дали - Натал Гаврилыч.
Как увидят, сейчас разговор:
- А, Натал Гаврилыч!
- Как житьишком, Натал Гаврилыч?
- Отцу пособлять пришел, Натал Гаврилыч? Дело, друг, дело. Давно пора, а то
где же ему одному управиться.
Не каждый, конечно, раз таскал Ганя Таютку с собой, а все-таки частенько.
Она и сама к тому привыкла, чуть не всех рудобоев, с которыми отцу
приходилось близко стоять, знала.
Вот на этого-то Ганю Ераско и нацелился. С вечера говорит ему ласковенько:
- Ты, Ганя, утре ступай-ко к новым перекладам. Очисти там забой до
надежного потолка!
Ганя и тут отговариваться не стал, а как пошел домой, заподумывал, что с
Таюткой будет, коли гора его не пощадит.
Пришел домой, - у Таютки нос от реву припух, ручонки расцарапаны, под
глазом синяк и платьишко все порвано. Кто-то, видно, пообидел. Про обиду
свою Таютка все-таки сказывать не стала, а только сразу запросилась:
- Возьми меня, тятя, завтра на рудник с собой.
У Гани руки задрожали, а сам подумал:
"Верно, не лучше ли ее с собой взять. Какое ее житье, коли живым не выйду!"
Прибрал он свою девчушку, сходил к соседям за похлебкой, поужинали, и
Таютка сейчас же свернулась на скамеечке, а сама наказывает:
- Тятя, смотри, не забудь меня разбудить! С тобой пойду!
Уснула Таютка, а отцу, конечно, не до этого. До свету просидел, всю свою
жизнь в голове перевел, в конце концов решил:
- Возьму! Коли погибнуть доведется, так вместе. Утром разбудил Таютку,
обрядил ее по обычаю парнишком, поели маленько и пошли на рудник.
Только видит Таютка, что-то не так: знакомые дяденьки как незнакомые стали.
На кого она поглядит, тот и глаза отведет, будто не видит. И Натал
Гаврилычем никто ее не зовет. Как осердились все. Один рудобой заворчал на
Ганю:
- Ты бы, Гаврило, этого не выдумывал - ребенка с собой таскать. Не ровен
час - какой случай выйдет.
Потом парень-одиночка подошел. Сам сбычился, в землю глядит и говорит
тихонько:
- Давай, дядя Гаврило, поменяемся. Ты с Таюткой на мое место ступай, а я на
твое. Тут другие зашумели:
- Чего там! По жеребьевке надо! Давай Поспешая! Пущай жеребьевку делает,
коли такое дело!
Только Поспешая нет и нет. Рассылка от него прибежал: велел, дескать,
спускаться, его не дожидаючись. Хворь приключилась, с постели подняться не
может.
Хотели без Поспешая жеребьевку провести, да один старичок ввязался. Он -
этот старичонко - на доброй славе ходил. Бывальцем считали и всегда по
отчеству звали, только как он низенького росту был, так маленько с шуткой -
Полукарпыч.
Этот Полукарпыч мысли и повернул.
- Постойте-ко, - говорит, - постойте! Что зря горячиться! Может, Ганя умнее
нашего придумал. Хозяйка горы наверняка его с дитей-то помилует. Податная
на это, - будьте покойны! Гляди, еще девчонку к себе в гости сводит.
Помяните мое слово.
Этим разговором Полукарпыч и погасил у людей стыд. Всяк подумал: "На что
лучше, коли без меня обойдется", и стали поскорее расходиться по своим
местам.
Таютка не поняла, конечно, о чем спор был, а про Хозяйку приметила. И то ей
диво, что в шахте все по-другому стало. Раньше, случалось, всегда на людях
была, кругом огоньки мелькали, и людей видно. Кто руду бьет, кто нагребает,
кто на тачках возит. А на этот раз все куда-то разошлись, а они с отцом по
пустому месту вдвоем шагают, да еще Полукарпыч увязался за ними же.