ярки, размыты яркостью, в ореоле яркости... Со вздохом облегчения Петров
определил: крашеные синдромы, не сопряженные с галлюцинациями, нужно
выспаться, немедленно выспаться, тогда все кончится, это не опасно... Толпа
выкинула его на свет дня -- и мир вновь был в надежных цветах разума,
скромные краски мира сдули ореолы, затушевали буйство радужных пятен.
углу, за спиной Оружейный переулок, соображал, куда идти. Кто-то споткнулся
о выроненный портфель, выпрямился, обнял Петрова несильно и бережно. Петров
вглядывался в чужое лицо, понемногу прояснявшееся до знакомости. Игорь
Сидорин, вместе бежали из распределителя МВД. Он шел рядом с Игорем, зубами
пытался уцепиться за нить разговора и не мог. Сидорин привел его к себе.
Подбежала милая ласковая девочка, припала к папиной ноге.
приготовь нам что-нибудь.
потому что он говорил что-то, отвечал на какие-то вопросы. Сейчас обмякнуть
бы, повалиться на пол, заснуть...
попал он в тихую обитель с манящей, кушеткой. Но зачем-то пришел он сюда.
Зачем?
распахнулась, Петров вылетел вон. Выспаться -- и тогда наступит ясность. На
площадь Маяковского он вышел у кукольного театра, воткнулся в толпу у касс
кино; очередной сеанс через полтора часа, не дождешься. Еще вариант --
гостиница "Пекин". Отсюда его корректно вышибли: с московской пропиской -- и
в гостиницу? Никто не догадывался, что ему надо спать, Игорь тоже не понял,
понять трудно, самому Петрову не приходило в голову, что можно взять такси и
в полном уединении выспаться дома. Гнало вперед неосознанное желание
свершить что-то. У Тишинского рынка его окликнули. Какой-то приблатненный
тип, совершенно незнакомый, назвал его правильно по имени и фамилии, ткнул в
руки стакан, заплескал водкой, хохотал, хвастался, припоминал известные
Петрову истории, но узнать его Петров так и не смог. Петров увидел себя в
зеркале парикмахерской, тот самый тип совал мастеру деньги, приказывал
обслужить клиента на славу. В десятках отраженных друг от друга зеркал
Петров выискивал незнакомца, терзаясь догадками, но тот уже ушел...
Взрыхлялась память. Можно ведь отлично выспаться в Филевском парке! Туда --
немедленно. Он шел по Большой Филевской, огибая места, где могла встретиться
милиция.
судорогой, но стена рядом, Петров привалился к ней и оторвался от нее, когда
из подъезда вышла, разговаривая с малышом, женщина. Что-то знакомое в
голосе, какая-то теплота в сухом голосе... Петров припал к стене, хотел
вмяться в нее, врасти, раствориться в ней... Малыш умолк, потому что умолкла
мать.
Нина, и хочу... не извиниться, нет! Слабое, ничтожное слово... Я виноват.
Делай со мной что хочешь. Зови милицию, кричи. Я не сойду с места. Я
виновен. Я забыл о том, что ты такая же, как я, как все мы люди.
Разошлась... Вновь вышла замуж. А это мой сын. -- Она подняла его на руки.
-- А что с тобой? Куда ты идешь?
семь, я чуть пораньше.
глупо, неразумно -- подозревать Нину, но ничего с собой не мог поделать.
Быть запертым в квартире -- это преступно неосторожно, это недопустимо.
Подкосились ноги, тело рухнуло на траву и расползлось по ней. Сон,
наконец-то... Петров лежал и улыбался... Кто-то дернул за ногу, еще раз...
Глаза разлепились, увидели в желтом мареве предмет, очертания его
прояснялись, становились менее зыбкими. Еще усилие -- и Петров узнал
милиционера.
возвращает реальность, и пляшущий мир останавливается, приобретает строгость
и четкость. Мотоцикл с коляской плавно выезжает на улицу, посвистывает
ветер, смазанные скоростью лица вытягиваются в пестрое длинное пятно, и в
нем (или это показалось?) проступили на долю секунды тревожные глаза
Сарычевой... Мотоцикл развернулся у милиции, Петрова поставили перед
дежурным.
выливался запас уже забытых слов... Дежурный, старший лейтенант, понимающе
переглядывался с сержантами, бранный набор высшей кондиции мог принадлежать
только битому человеку. Взлетела табуретка, схваченная рукой Петрова,
сержант выхватил пистолет, но, опережая всех, через барьер перелетел
дежурный, и Петров рухнул на пол... Его связали и отволокли в угол. Он драл
горло, воя по-собачьи, и колотил бы ногами, но, упакованный "ласточкой",
только елозил телом по чисто промытому полу. Затих, замер. Аромат не
приспособленных для жилья помещений, запах мест заключения сразу отрезвил
его. Петров нашел положение, при котором не так стонали стиснутые ремнем
руки, и задремал... Несколько раз (во сне или наяву?) слышал он голос
Сарычевой и пробуждался на мгновение, вновь засыпая с болезненно счастливой
улыбкой... Руки и ноги вдруг распластались по полу. Петров повернулся на
бок, лег на спину, из-под глаз выскользнул кончик развязанного ремня.
Хватаясь за стену, медленно вставал Петров.
поспокойнее. Вы не где-нибудь находитесь, а в милиции.
делать!
камеру.
Прежде всего спать.
образов. Он выспался.
паспорт.
И брось эти шуточки, понял? Стольких людей из-за тебя потревожили...
названия станций и понял, что с той минуты, как нажат был стартер "газика",
он стремился к дому на Кутузовском -- так и называлась следующая остановка.
Теперь, когда цель так близка, он не мог задерживаться нигде и от
"Кутузовской" бежал -- к дому Лены, летел по ступенькам. Палец потянулся к
звонку, но кнопку не тронул... Что-то происходило за дверью: Петрову
казалось, что он слышит дыхание человека за нею. Усмирялось биение сердца,
на лестнице, во всем подъезде обманчивая тишина, и кто-то стоял за дверью,
прислушивался к тишине и к дыханию Петрова. Вновь поднес он палец к звонку,
и, опережая руку, открылась дверь, и Лена бросилась к нему, обнимая и плача.
Взглянуть на нее один раз, только один раз, а потом будь что будет -- это
гнало его с утра, увидеть еще раз ее глаза, лоб, вдохнуть запах свежести --
и можно долгие годы жить без нее, питаясь острыми воспоминаниями последней
встречи. Он гладил вздрагивающую спину, морщил увлажненное слезами лицо свое
и боялся неверным звуком голоса выдать страдание. Она не должна видеть его
слабым, она сама слабая.
звонили пять минут назад. Ты убежал из милиции?
и Фомин...
виноват...
всепрощающему ласковому биению.
Махров Алексей
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Витковский Евгений
Смоленский Вадим
Роллинс Джеймс