раза в году меняет. Но в этом-то безразличие и сказывается. Пресыщенность.
Листики обдирает... А у него, может, только и есть что листики. Оно, может,
всю дорогу только тем и занято было, что их пересчитывало. Денежку свою
зелененькую золотую... И - рраз...
вечнозеленые тоже есть. Лавр, допустим. Хвоя. И так далее.
Разойдемся. Выпад, контрвыпад, дистанция... Дальше что? Устанем. Дальше что?
Ты выиграешь - я проиграю. Или наоборот. Какая разница? Кто этот поединок
увидит? Даже если я тебя убью - или наоборот. Хотя мы договорились. До
первой крови. Но - кто это увидит? Кто это добро смотреть станет? Тем более
в прямой трансляции. Даже претор не будет. Претор это в записи посмотрит и,
если смертоубийства нет, еще, неровен час, запись сотрет. В конце рабочего
дня. Не потому, что пленки жалко или бобины тоже смазывать надо: потому что
сюжета нет.
Мало ли - можно почерк преступника установить. Даже если преступление и не
совершено. Все равно - почерк. Возможного преступника. Чтоб раскрыть
возможное преступление. Что есть формула реальности... Так что сюжет есть,
Публий. Сюжет всегда возникает независимо от автора. Больше того -
независимо от действующих лиц. От актера. От публики. Потому что подлинная
аудитория - не они. Не партер и галерка. Они тоже действующие лица. Верней,
бездействующие. У нас один зритель - Время. Так что - пофехтуем.
дождешься. Даже если выиграешь. Тем более если проиграешь. Гарде.
выпад]) - мелодрама. ([Отступая под натиском Публия.]) Побег - мелодрама,
самоубийство - тоже. Время, Публий, большой стилист... ([Наступает.])
движение - взад-вперед по сцене. Наподобие маятника. Все, что тона не
повышает... Это и есть искусство... Все, что не жизни подражает, а тик-так
делает... Все, что монотонно... и петухом не кричит... Чем монотонней, тем
больше на правду похоже.
движения мечом]). И во время оного. И после. И после-после-после-после... До
первой крови. До второй. До-последней-капли-крови... Вот - почему - люди -
воюют... Уфф... Мы ж договаривались: до первой...
что - еще не статуя. Не из мрамора. Что - не классик. Поскольку есть колено.
Вполне - в своем роде - классическое. Не хуже, чем у "Бдения Алкивиада".
Хотя видел только копию. Или - "Дискобола". Тоже копия. И там не колено
главное... Все равно - классическое. Таким коленом наместники местных
царьков давят. На мокром полу мраморной купальни. На своей загородной вилле.
Вечер лилового цвета... Светильники в нишах трепещут, масло плавится. Пальмы
кронами перешептываются, как ожившие иероглифы. И царек, сучара, на мокром
полу извивается, воздух ртом ловит. Не-е, хорошее колено. Римское. Что бы
там Туллий ни наговаривал на пленку... Пусть сочится... пусть. И даже еще
расковыряю. ([Берет меч и, морщась, надрезает кожу: после этого выдавливает
пальцами из надреза кровь. За этим занятием - надрезыванием и выдавливанием
- и застает его выходящий из душа Туллий. Некоторое время он наблюдает за
Публием, потом делает шаг к нему.])
твою! Дикарь! Где вата?
бросается назад.]) Вспомнил свои азиатские штучки. Сколько волка ни корми...
([Наклоняется к Публию, чтоб перевязать колено.]) Люди на Канопус
высаживаются, а тут...
на лбу нарисуем. И споем что-нибудь лишенное текста. Так, да? ([Снова
наклоняется к Публию.]) Дай ногу, не дури!
покое. Не трогай. Пусть сочится...
оставшееся, что я действительно жив. А ты ее остановить хочешь. На кого ты
работаешь?
что ты не робот. С камерой встроенной. Вживленной органически. Может, даже
помимо твоей воли. Еще при Тиберии эксперименты начали. Я читал. На
зайчиках. Тем более - вернулся. Тогда и вживили... Пускай сочится. По
крайней мере, хоть буду знать, что сам - не робот. А то сомневаться начал...
может, все - все - тебя включая - на пленку записано. И мне показывают.
Стереоскопически. Включая запахи. Как сад и лебеди. Или берег моря. Потому и
декорация одна и та же: бюджет ограниченный. Или - классицизм. Три единства
блюдут. И почему бы и нет? Если между классицизмом и натурализмом выбирать,
я бы и сам классицизм выбрал. И почему отказывать компьютеру в снобизме?
Снобизм тоже форма отчаянья, в конце концов, классицизм в него
запрограммирован. Не с потолка взялся. И говоря о потолке, Туллий, смотрю я
на него и не знаю: я ли на него смотрю - или он на меня смотрит...
это и ежу ясно. Что он на меня... но если да, если он осуществляет за мной
наблюдение - то он мне больше внимания уделяет, чем я ему. И кто тогда здесь
одушевленный объект? Конечно, если ты не робот, то тогда внимание его
распыляется... Нет, пусть сочится... Он этого еще не видел. Что-то
новенькое...
потолке забздел..! Трещина-то не записана. Только возможность катастрофы
отличает реальность от фикции.
перевяжи. ([Отходит к окну: начинает, глядя в окно, говорить, но потом
спохватывается и поворачивается сначала лицом, потом - спиной к публике.
Когда он стоит спиной, он как бы подпирает воображаемую стену, которой
служит рампа.]) Люди, Публий... люди делятся на тех, для которых важно -
где, и на тех, для которых важно - когда... Есть еще, конечно, третья
группа. Для которых важно - как. Но это - как правило - молоденькие, и они
не в счет.
обусловливает их количество. Так сказать, ограничивает выбор. И их только
две.
хрен ли мудрить: раз пожизненно - то где еще? Как не в этих четырех...
тьфу... в этом... как его?..
На миру и смерть красна... Это самая большая порнография и есть - это
показывать. Это - и еще роды. Потому что это всегда не ты. Даже когда свои
собственные роды потом смотришь. В записи. Все равно - не ты.
..."Порнография". Всякий неодушевленный предмет, вызывающий эрекцию..." Вот
что говорит по этому поводу Тиберий.
Тиберий се. Прямо как христиане со своим как его... неважно, только тридцать
три года ему и было... Что он знал?.. А если тебе под сорок - тогда как? или
под пятьдесят?.. На этом и погорели... Тиберий... Неодушевленный предмет...
Эрекция... Самая большая эрекция - это когда не ты умираешь...
отказывать ближнему в удовольствии. Пускай записывают. Или транслируют.
Может, последнюю фразу удачно скажу... В конце концов, Туллий, я против
всего этого ([делает широкий жест рукой]) Пи-Эр-квадрата не возражаю.
Клаустрофобия, конечно, разыгрывается, как подумаешь, что именно здесь... И
сбежать хочется не столько отсюда как места жизни, как отсюда как места
смерти... То есть, я, Туллий, не против смерти - не пойми меня превратно. И
я не против Башни и не за свободу... Свобода, может, и не лучше Башни, кто
знает... я не помню... Но свобода есть вариация на тему смерти. На тему
места, где это случится. Иными словами, на тему гроба... А то здесь гроб уже
- вот он. Неизвестно только - когда. Где - это ясно. Ясность меня, Туллий,
как раз и пугает. Других - неизвестность. А меня - ясность.
малость со скрытыми камерами. Так это только со свободой сходство
усиливает... К тому же, кто знает, может, ты и прав, может, и вправду нам
все это просто показывают. И скорей всего - в записи. Вполне возможно, что
все это суть условность. Будь это реальностью, не вызывало б столько эмоций.
Черепнин Владимир
Русанов Владислав
Влодавец Леонид
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Шилова Юлия