Чтение 53–й страницы книги ~Сорок лет Чанчжоэ~

сторону. - Вода опять убывает. Мельчает бассейн.

- Ты прав, - согласился Шаллер и подумал, что если бассейн пересохнет,
жизнь станет менее приятной.

- Так в чем ты уверен? - спросил мальчик.

- Да так, это я о своем.

- Понятно... Знаешь новости?

- Смотря какие.

- У меня в городе нашлась масса сподвижников!

- В чем?

- Люди стали с удовольствием сворачивать курамшеи.

- Причины ясны.

- Почему ясны?

- Потому что если у людей стали расти перья, то они не хотят, чтобы такие
же перья были у кого-то еще!

- Это шутка?

- Совсем нет. Человек существо высшее, и он совсем не рад, что произошел
от обезьяны. И если бы не было религии, то он бы ее обязательно выдумал,
чтобы сочинить другую легенду о своем происхождении. Лишь бы не произойти от
обезьяны. Так и в этом случае с перьями. Может напроситься мысль, что мы
произошли от кур!

Генрих Иванович заулыбался своей сентенции и, пряча улыбку, окунулся в
воду с головой.

- Ты же знаешь, что я убиваю кур по другой причине! - сказал Джером,
когда полковник вынырнул.

- Кстати! - воскликнул Генрих Иванович. - Я совсем забыл тебе сказать!
Сегодня я получил доказательства, что ты действительно сын капитана
Ренатова!

- Да? А ты в этом сомневался?

- Больше того, я знаю, кто твоя мать!

- Да?.. Интересно...

- Твоя мать - вдова капитана Ренатова, Евдокия Андревна Ренатова. Ты
совсем не сирота, твоя мать жива!

- Хотелось бы узнать доказательства.

- К сожалению, пока я не могу тебе их привести. Но будь уверен:
доказательства веские.

- Нет доказательств - нет уверенности! - сказал Джером, на некоторое
время задумался и добавил: - Мать только та, которая воспитывает своего
ребенка!

- Она бы тебя обязательно воспитала, но произошли в жизни такие
обстоятельства, что у нее не было на это возможности!

- Какие такие обстоятельства?

- Я тебе скажу о них, как только смогу.

Джером опять замолчал. Он вспомнил толстую бабу, к которой его когда-то
приводили на опознание и которая жалела его со слезами на глазах, предлагая
усыновить. - Конечно же, она не моя мать, - решил мальчик и успокоился. - На
кой хрен мне нужна мать!"

- У меня есть еще одна новость! - сказал Джером, решив для себя
неожиданную проблему.

- Хорошая или плохая?

- Смотря для кого.

- Для тебя.

- Для меня хорошая.

- Говори.

- Был у меня одноклассник. Бибиков была его фамилия. Очень я его не
любил!..

Так вот, Бибиков лежит сейчас в морге с перерезанным горлом и
выпотрошенный, как рыба перед жаркой. И перья ему выщипали с затылка. Вот
такая новость!..

Как эта новость для тебя? Хорошая или плохая?

Дясером увидел, как лицо Генриха Ивановича побагровело, как сжалось в
пружину могучее тело атлета.

- Скоро и моя очередь.

- Откуда ты это знаешь? В газетах ничего не было!

- Будет... Спальня Бибикова находилась рядом с моею... К тому же я
побывал в морге, конечно, нелегально. Надеюсь, ты меня не выдашь? - спросил
мальчик и, получив в ответ утвердительный кивок, продолжал: - Я нашел
холодильник, в котором он лежит. Он весь такой синий, у него вспорот живот
до самых яиц. Мне даже стало его чуточку жалко. Но когда я представил, что
то же самое вскоре будет со мною, то перестал ему сострадать... Кстати, у
тебя растут перья?

- Что?.. Ах нет, не растут.

- И у меня не растут. А у других почти у всех проклюнулись.

Неожиданно полковник в одно движение выскочил из бассейна, натянул на
мокрое тело мундир и обратился к Джерому:

- Не бойся, с тобою ничего не случится! Я тебе обещаю! Ах ты, Господи,
что творится!

- А я и не боюсь. Чего мне бояться!..

Но Генрих Иванович уже не слышал своего приятеля. Он торопился по очень
важному делу.

Оставшись один, Джером не спешил вылезать из теплой воды. Он с
удовольствием следил за газовыми пузырьками, отрывающимися от его живота и
всплывающими на поверхность.

- Все-таки он боров, - подумал про Генриха Ивановича мальчик. - Как
медлительна его мысль. Ишь, какой он сегодня был самодовольный! Есть
некоторая радость лишать человека уверенности в себе. Это как удар под
дых..." Джером проплыл до середины бассейна, а затем обратно.

- Однако пора посмотреть, что будет дальше, - решил мальчик, точно зная,
куда направился его великовозрастный приятель. - То-то будет развлечение!.."

- Гаврила Васильевич?..

- Кто там?

- Это я... Генрих Иванович, - ласково сказал полковник Шаллер в щель
двери квартиры Теплого. Хотя тело его дрожало от возбуждения и ненависти, он
все же старался придать своему голосу доброжелательность, дабы не спугнуть
слависта.

- А разве вам не передали рукопись? - спросил Гаврила Васильевич. - Я
послал ее с нарочным.

- Передали, передали. Просто я кое-что не сумел разобрать!..

- Странно... Что, почерк не понятен?

Генрих Иванович тихонько выругался.

- Почерк понятен, но смысл ускользает.

Наконец замок на двери щелкнул, и в проем, защищенный цепочкой,
высунулась голова Теплого.

- Вы один? - спросил славист.

- Один, - подтвердил Шаллер и улыбнулся. - Я хотел бы просить вас
ускорить работу. Если нужно, я заплачу двойную ставку.

Упоминание о деньгах лишило Гаврилу Васильевича бдительности. Он поспешно
снял с двери цепочку и посторонился, пропуская полковника в комнату.

- Это крайне сложно - ускорить работу, но я постараюсь сделать...

Теплому не удалось досказать конец фразы. Кулак Генриха Ивановича угодил
ему прямехонько в зубы, превращая их в крошево. Гаврила Васильевич рухнул на
пол срубленным деревом. Голова его каким-то образом оказалась под креслом, а
руки и ноги подрагивали в такт бьющемуся сердцу. Он был далек от своего
сознания.

- Скотина! - шипел Шаллер. - Выродок! Мразь!

В какой-то исступленной радости он наступил Теплому на дергающуюся ногу и
покрутил по ней каблуком сапога. Учитель не реагировал.

- Сучье вымя! - еще раз выругался Генрих Иванович, наконец уразумев, что
Теплый лежит без сознания и не чувствует боли. - Не рассчитал! - огорченно
проговорил он и сел в кресло, под которым лежала голова слависта. - Ничего,
я дождусь, пока ты начнешь соображать снова! Надеюсь, это твой последний
день!

Прошло несколько минут. Теплый не шевелился.

Полковник сидел в полной тишине и прислушивался к ней, улавливая ухом
детские голоса, еле слышимые, доносящиеся как будто из другой жизни.

- Теплый живет в интернате, - подумал он. - Интересно, сколько детей в
интернате?.. Сто? Двести?.." Наконец Шаллеру надоело ждать, пока учитель
обретет сознание. Он схватил его за ногу и выволок из-под кресла. Затем
плеснул пригоршнями из питьевого ведра на развороченное лицо и криво
заулыбался, наблюдая, как к Теплому возвращается сознание.

- Добро пожаловать в ад! - приветствовал он.

Теплый сел, ощупал свое окровавленное лицо и, уставившись на Генриха
Ивановича, шепеляво сказал:

- Все-таки вы грубая скотина, Шаллер!

- Молчать!

- Вы выбили мне зубы!

- Сейчас я вам заново сломаю ребра! А потом руки в нескольких местах!

- Я закричу так, что сбежится вся округа!

- Ну что ж, тогда вас казнят прилюдно!.. И поверьте, казнь будет
изощренной!

Теплый размазал кровь по лицу и сплюнул сукровицей прямо на пол.

- Я не буду скрывать, что вы с самого начала знали, что я убил Супонина!

Интересно, как отнесется к этому общественность?.. Думаю, вам дадут еще
один орден за героизм!.. - Гаврила Васильевич перевел дыхание. Ему трудно
было говорить. - К тому же вы предполагали, что Супонин будет не последней
моей жертвой! Не так ли?

- Гнида!

- Ругайтесь, ругайтесь!

- Недоумок!

- Это я-то недоумок?! - сквозь боль улыбнулся славист. - Господи, да вам
бы хоть чуточку моего ума!.. Поди, вы такого высокого мнения о себе!.. А что