нухов.
тин.
выговорил он.
преуспели. Уважаю ваш неуспех и восхищаюсь им. Я понимаю, как вы пишете.
Это сразу видно. В том, что вы пишете, есть одно свойство, которое зак-
рывает путь в журналы. Есть мужество, а этот товар журналам не требует-
ся. Им нужны нюни и слюни, и, видит бог, им это поставляют, только не
вы.
дом бьющую в глаза бедность Мартина, оглядел сильно потрепанный галстук
и замахрившийся воротничок, лоснящиеся рукава пиджака, бахрому на одной
манжете, перевел взгляд на впалые щеки Мартина. - Наоборот, поделки гну-
шаются вас, так гнушаются, что и не надейтесь стать с ними вровень. Пос-
лушайте, приятель, я мог бы оскорбить вас, мог бы предложить вам поесть.
вующе засмеялся.
словно готовый тотчас отправиться в ресторан.
ден, подражая Spieler [6], местной знаменитости - глотателю змей.
черед смерив бесцеремонным взглядом Бриссендена, изглоданного болезнью и
тощего.
меялся искренне, от всей души. - Признаюсь, вы заставили меня свалять
дурака, Бриссенден. Я голоден, вы это поняли, удивляться тут нечему, и
нет в этом для меня ничего позорного. Вот видите, издеваюсь над услов-
ностями и убогой прописной моралью, но являетесь вы, бросаете меткое,
справедливое замечание - и вот я уже раб тех же убогих прописей.
я усвоил их и они наложили отпечаток на все, что я усвоил после. У вся-
кого своя слабость, у меня - эта.
вой остатками от своих двух долларов, но Бриссенден сдвинул брови, и
официант положил деньги на стол.
рой тяжестью легла рука Брис-сендена.
еще один гость. Но на этот раз она не растерялась и усадила Бриссендена
среди великолепия своей благопристойной гостиной.
ем и указывая на единственный в его комнате стул, а сам сел на кровать.
- Но откуда вы узнали, где я живу?
вытянул из кармана пальто тоненькую книжку и кинул ее на стол. - Вот
книжка одного поэта. Прочтите и оставьте себе. - И когда Мартин стал бы-
ло возражать, перебил его- - Куда мне книги? Сегодня утром опять шла
кровь горлом. Виски у вас есть? Нету, конечно. Минутку.
обернулся, закрывая калитку, и Мартин, который смотрел ему вслед, с вне-
запной острой болью заметил, какая у него впалая грудь, как ссутулились
некогда широкие плечи. Потом достал два стакана и принялся читать книгу,
это оказался последний сборник стихов Генри Вогена Марло.
вец продает только американское виски. Но бутылку я взял.
предложил Мартин. - Интересно, сколько получает Марло за такую вот книж-
ку? - продолжал он, взяв ее в руки.
повезло, если ему удалось покрыть все расходы или если нашел издателя,
который рискнул его напечатать.
как он удручен.
жалуйста. Взять хоть Брюса, и Вирджинию Спринг, и Седжуика. У этих дела
идут недурно. Но поэзия... знаете, чем зарабатывает на жизнь Марло?..
преподает в школе для дефективных в Пенсильвании, это не служба, а сущий
ад, хуже не придумаешь. Я бы с ним не поменялся, будь даже у него впере-
ди пятьдесят лет жизни. А вот то, что он пишет, сверкает среди современ-
ного рифмованного хлама, как оранжевый рубин в куче моркови. А что о нем
болтали рецензенты! Будь она проклята, вся эта бездарная мелкота!
сать не умеет, - подхватил Мартин. - Ведь вот о Стивенсоне и его твор-
честве сколько чепухи написано, просто ужас!
эту породу... с удовольствием клевали его за "Письмо в защиту отца
Дамьена", разбирали по косточкам, взвешивали...
Прекрасное, Доброе и наконец похлопывают его по плечу и говорят: "Хоро-
ший пес, Фидо". Тьфу! "Жалкое галочье племя", как сказал о них в свой
смертный час Ричард Рилф.
носится над миром, точно огненный метеор, - горячо подхватил Мартин. -
Однажды я написал о них памфлет, об этих критиках, вернее, о рецензен-
тах.
"Звездной пыли", и Бриссенден погрузился в чтение - он посмеивался, по-
тирал руки и совсем забыл про пунш.
мов, а им весь свет застит золото, - сказал он, дочитав до конца. - Пер-
вая же редакция, разумеется, выхватила памфлет у вас из рук?
и хохотал бы долго, но отчаянно закашлялся.
- Покажите что-нибудь.
их заверну, и вы возьмете их домой.
другой день пришел опять и первые его слова были:
что и сам он поэт. Стихи Бриссендена ошеломили Мартина, и его поразило,
что тот даже не пытался их напечатать.
ся предложить их редакциям. - Любите красоту ради нее самой, - сказал
он, - и к черту журналы. Мой совет вам, Мартин Иден, - вернитесь к ко-
раблям и к морю. На что вам город и эта мерзкая человеческая свалка? Вы
каждый день зря убиваете время, торгуете красотой на потребу журналишкам
и сами себя губите. Как это вы мне недавно цитировали? А, вот "Человек,
последняя из эфемерид". Так на что вам, последнему из эфемерид, слава?
Если она придет к вам, она вас отравит. Верьте мне, вы слишком настоя-
щий, слишком искренний, слишком мыслящий, не вам довольствоваться этой
манной кашкой! Надеюсь, вы никогда не продадите журналам ни строчки.
Служить надо только красоте. Служите красоте, и будь проклята толпа! Ус-
пех! Что такое успех, черт возьми? Вот ваш стивенсоновский сонет, кото-
рый превосходит "Привидение" Хенли, вот "Стихи о любви", морские стихи -
это и есть успех. Радость не в том, что твоя работа пользуется успехом,
радость - когда работаешь. И не заговаривайте мне зубы. Я-то знаю. И вы
знаете. Красота ранит. Это непреходящая боль, неисцелимая рана, разящее
пламя. Чего ради вы торгуетесь с журналами? Пусть все завершится красо-
той. Чего ради из красоты чеканить монеты? Да у вас это и не получится,
зря я волнуюсь. Если читать журналы, в них и за тысячу лет не найдется
ничего, что сравнялось бы с одной-единственной строкой Китса. Бог с ней;
со славой и с золотом, полите завтра на корабль и возвращайтесь в море.
вселенной нет места любви, а в моей красота - служанка любви.
Володихин Дмитрий
Земляной Андрей
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Ильин Андрей
Херберт Фрэнк