Чтение 53–й страницы книги ~Умножающий печаль~

Я молча, отрешенно смотрел на компьютерный эскиз женского портрета,
Сафонов угрюмо жевал губами, потом негромко, без нажима спросил:

- Ты, Серега, понимаешь, во что ты встреваешь?

- Ну так, более-менее... - Я сделал плавный жест рукой.

- Боюсь, что менее, чем более, - бросил Сафонов. - Хочешь быть
неустрашимым служителем Фемиды?

- А что? - беспечно усмехнулся я. - У нее хоть морда и замотана тряпкой,
но дамочка она вполне привлекательная!

Сафонов тяжело вздохнул, махнул рукой:

- Так это ж бандюки и жульманы ей морду замотали! Как всякой нормальной
заложнице. Развяжи ей глаза, дуре стоеросовой, она ведь и впрямь сыщет
дорогу к правде. А этого, боюсь, делать не след... Качнем лодку чуть сильнее
- нас всех волна кровяного говна накроет...

КОТ БОЙКО:

ЗАПОВЕДНИК ДЛЯ НЕЖИТИ

Мы с Лорой собирались уходить из дома. Лора чепурилась, прихорашивалась
перед зеркалом, но я видел, что настроение у нее совсем смутное. Я ласково
обнял ее:

- О чем грустишь, любимая?

Лора подмигнула мне в зеркале:

- Об уходящей молодости. О близкой старости. А между ними бабьей жизни -
на один вздох...

- Совсем подруга сбрендила, - засмеялся я. - К тебе мужики на улице
пристают? В смысле - знакомятся?

- Случается.

- Тогда все в порядке! Пока не начнут уступать передние места в
троллейбусе - ты еще в игре...

Лора хлопнула меня легонько по лбу:

- Больше никто никому в транспорте место не уступает...

- По-моему, вполне демократично! И очень рыночно! На Западе тоже никто
мест не уступает. Заплатил свой доллар-франк-марку, задницу втиснул
по-быстрому на сиденье - и плевать на все ваши половые и возрастные
вторичные признаки! Все довольны! Как бы свободные люди, мол, в абсолютно
свободной стране!

- Кот, и ты тоже не уступал место?

- Когда ездил в гортранспорте - уступал. Бегал по вагону, искал, кому бы
свое местечко ловчее уступить. Старушке предложу - грех простится, молодке -
на вечер подкадриться можно. А на меня смотрели как на сумасшедшего - я от
обиды с этим завязал, с тех пор езжу только на такси! Когда не возят в
автозаке...

- А в тюремной машине не уступают место? - иронически спросила Лора.

- Подруга, о чем ты говоришь! В зэковозе место уступишь - вечером под
нарами спать будешь. В зоне, как нынче на воле, закон один - сильный и есть
правый... Ну что, собралась, идем?

- Идем... Выходим как обычно?

- Любимая, мы, как британцы, не меняем привычек, - заверил я Лору. - Ты
спускаешься, отлавливаешь машину, объезжаешь квартал, а на той стороне я
выскакиваю из мусоросборника и птицей влетаю в салон! Поверь мне - вся
английская аристократия только так и выезжает в свет. "Роллс-ройс" - к
мусорнику, и в Тауэр!

Лора бросила последний взгляд в зеркало, повернулась ко мне и тихо
сказала:

- Хочется немного счастья... Не можешь устроить?

- Имеешь! - восторженно заорал я и показал рукой куда-то наверх, на
потолок, ну, предполагается, мол, на небеса. - Я уже там обо всем
договорился... Лора, мы ведь кузнецы своего счастья! Как в песне - куем мы
счастия ключи...

- Нет, Кот, - покачала головой Лора. - Удачливые хитрецы придумали эту
фенечку для невезучих дураков...

- А на самом деле? - заинтересовался я.

- Счастливость - это талант, он от рождения. Как ум, красота, смелость...
Или имеешь, или нет. У кого он есть, придумали для серых нескладех миф - как
они, мол, свое счастье трудно ковали, потно кузнечили, в слезах ваяли. На
кой оно нужно, такое вымученное, выплаканное блаженство?

Я бросил свою пижонскую куртку на пол, уселся плотно на стул, терпеливо
спросил:

- А твое счастье - это что?

- Котяра, бессмысленно говорить об этом. Для тебя это смешно...

- Давай посмеемся вместе! Итак...

- Наверное, это у меня оттого, что жить страшно. Я и не знаю, как мне это
рассказать... По ночам мне часто мнится - не то сон, не то мечта... Иди
забытая сказка... Лес, зима, дорожка санная среди огромных деревьев, серпик
серебряный луны, кругом - снега, снега, никого вокруг, сумерки
сиренево-сизые, дом бревенчатый, из окошка - желтый свет, тихо-тихо...

Лора села напротив меня на низкую табуреточку, взяла с подзеркальника
пачку сигарет, закурила. Я внимательно слушал. Лора говорила медленно, будто
пересказывала только ей видимую картинку:

- Пахнет стужей, хвоей, лошадиным потом, кожей. В доме тепло, поленья
красные в печи. Я вынимаю из загнетка высоченный горячий хлеб, а ты сидишь
за дощатым столом, карабин свой ненаглядный чистишь и что-то весело
рассказываешь мне - клыкастый кабан валяется у дверей...

Я во все глаза смотрел на Лору, открыв от удивления рот. Потом испуганно
спросил:

- И пятеро ребят - мал-мала меньше - играют на полу с собакой?

- Да, - спокойно и просто кивнула Лора. - Или семеро - сколько успеем...

Мы помолчали несколько мгновений, после чего я осторожно, пытаясь
говорить помягче, сказал:

- Лора, подруга дорогая, ты отдаешь себе отчет, что эта буколическая
идиллия - бред? Что в этой лесной сказке хорошо провести уик-энд с
шашлыками? Что от этого счастья через неделю с волками дуэтом запоешь?

Лора вздохнула:

- Я ведь сказала, Кот, что тебе это и слушать будет смешно...

- Так это не только мне - кого хошь рассмешит. Ты про кого-нибудь
слышала, чтобы так жили?

- Я видела. Моя подруга с мужем купила дом в Брянской области, в
брошенной опустевшей деревне. Я была у нее...

- И что? Что ты там увидела, кроме идиотизма сельской жизни?

- Кот, не говори так! Я видела двух счастливых людей... Во всяком случае
- спокойных! Ты этого просто не понимаешь, не видишь, не слышишь, -
снисходительно-ласково объяснила Лора.

- А что тут видеть? Что тут надо понимать? - начал я сердиться.

- Кот, нет одинакового счастья для всех, - задумчиво сказала Лора. - Но
есть волшебный ключ судьбы - свободная воля. Этим золотым ключиком ты
отпираешь дверь в свое будущее...

- В брошенном доме? В пустующей деревне? - с досадой переспросил я.

- Не знаю, Костя, - беспомощно развела руками Лора. - Но за все последние
годы я впервые увидела спокойных и свободных людей. Я никому никогда не
завидую, а тут вдруг поняла, что вся наша жизнь - тусклая нелепая чепуха.
Покорное озлобленное рабство или крысиные гонки со стрельбой...

- Пой, ласточка, пой... Пой, не умолкай, - усмехнулся я.

Лора подошла ко мне и обняла.

-- Я уж было привыкла к мысли, что ты исчез навсегда... А тут ты
вернулся, и сердце соскочило с хода...

- Почему?

- Потому что у нас с тобой нет впереди ничего. Я не знаю, что произойдет,
когда я выйду на лестницу. Страшно... Боюсь - открою глаза, а тебя больше
нет... Совсем...

- Лора, родная, подумай - а твоим деревенским не страшно? У них что -
охранная грамота в этом заповеднике для нежити?

- Не знаю, Кот, не знаю я - наверное, им тоже тяжело и бывает страшно. Но
их жизнь - не идиотизм, а избранничество...

- Ну что ты молотишь, подруга! Послушай себя! "Избранничество"! В чем? В
каторжной крестьянской работе? В одиночестве на пустой одичавшей земле? В
первобытной жизни? - Я говорил нехорошо, зло, с досадой.

- Я не хочу спорить с тобой, Кот, я согласна жить так, как тебе нравится,
- вздохнула Лора. - Мои друзья действительно живут как первобытные люди -
вокруг нет наркоты, пейджеров, киллеров, олигархов и воров-министров, всего
этого противного безобразия... Поэтому их избранничество в том, что они одни
переживут этот песий век.

Я закрыл в ужасе ладонями лицо:

- Полный улет! Девушка блажит по-черному...

АЛЕКСАНДР СЕРЕБРОВСКИЙ:

СОРЕВНОВАНИЕ

Боги - суетны, хвастливы и лживы. Легкомысленны, злопамятны и мстительны.
И сила их - не по разуму.

Я не почитал богов, я не уважал их, я был преклонен перед ними потому,
что боялся их.

Я стоял перед их пиршественным столом в рваном рубище и с веревкой на шее
и ждал их милосердия. А веревочное ярмо становилось все холоднее и тяжелее,
оно превращалось в золото.

Из всех подданных мне людей и народов стояли за моей спиной, чуть в
отдалении, лишь мои любимые псы и тихо поскуливали от страха и сострадания.

А Дионис с Аполлоном веселились, пили, жрали - Пан неутомимо подавал им
яства и амфоры с вином, и лакали его боги, как звери, и чем больше пили, тем
их враки становились неудержимее, а споры непримиримее.

Я бессильно и обреченно стоял около их празднества, а Пан играл им на
свирели, а боги ликовали в гордыне и доказывали друг другу - кто более любим
Зевсом, кто умнее, кто красивее, чьи подвиги важнее, кто больше трахнул баб,
чьи чудеса удивительнее, чей фаллос сильнее, кто может больше выпить и кто
прозревает будущее дальше.