негодовании приличный срок.
дурачьем.
поняли. И слушали прекрасно.
заговориться. Пиккербо слишком любит слушать свой собственный голос, он не
станет часто выпускать тебя на эстраду.
публикой. Это заставляет мыслить более четко.
не годен, кроме лишь лаборатории, но мне думается, ты могла бы хоть для
виду проявить немного энтузиазма по поводу его первого публичного
выступления - самого первого в его жизни и, как-никак, удачного!
Нашла, что ты очень здорово прочел свой доклад. Но только... Мне кажется,
что другое ты мог бы делать лучше. Что мы предпримем вечером? Ограничимся
дома холодной закуской или поужинаем в кафетерии?
непризнанности.
лихорадка нудно-веселых обедов и безопасно-ярого бриджа, и первый вечер
дома, первый случай поцапаться без помехи выдался в пятницу. Мартин
провозгласил лозунг: "Вернуться к серьезному чтению - почитать хотя бы
физиологию, а в добавление немного Арнольда Беннета - приятное мирное
чтение". Но дело свелось к просмотру новостей в медицинских журналах.
много говорил вчера за обедом у доктора Страффорда? Во мне, конечно,
нетрудно найти все на свете пороки, но я не знал, что страдаю чрезмерной
разговорчивостью.
мальчишка. В чем дело?
"Звезде надежды", прочитай заметку в "Утреннем пограничнике". И Пиккербо
говорит, что Орхидея говорила, что прошло замечательно, а ты хоть бы что!
болтовню?
конечно, не собираюсь болтать пустяков. В это воскресенье я преподнес с
эстрады чистую науку, и публика скушала с аппетитом. Я и не думал, что
можно захватить аудиторию, не прибегая к фиглярству. А сколько пользы
можно принести! Да что там! За эти сорок пять минут я смог внедрить больше
идей об основах санитарии и о ценности лабораторной работы, чем... Я не
мечу в гении, но приятно, когда можно собрать людей и говорить им все что
хочешь, а они слушают и не вмешиваются, как в Уитсильвании. Ясное дело, я
намерен по твоему столь любезному выражению "удариться в болтовню"...
могу выразить... и в этом одна из причин, почему я мало говорю о твоей
лекции... Я не могу выразить, до чего меня удивило, когда ты, который
всегда издевался над такими вещами, называл это "сантиментами", сам чуть
не слезы проливаешь над милыми бедными детками!
и ты прекрасно это знаешь. И ты - ты говоришь об издевательстве! Ты!
Позволь тебе заметить, что Движение в пользу Охраны Народного Здоровья,
выправляя в раннем возрасте физические недостатки у детей, следя за их
глазами и миндалинами и прочим, может спасти миллионы жизней и обеспечить
подрастающему поколению...
улыбках...
работать с людьми, надо их сперва воспитать. В этом смысле старый Пик,
хоть он и болван, делает полезное дело своими стишками и прочей ерундой.
Было б не плохо, пожалуй, если бы и я умел писать стихи... Черт подери,
может поучиться?
"ловко закручивает"?
Эроусмит, первый уверили меня в этом. И потом они хороши для Пиккербо, но
не для тебя. Твое место в лаборатории. Ты должен открывать истины, а не
рекламировать их. Однажды в Уитсильвании - помнишь? - ты целых пять минут
был почти готов вступить в общину Единого братства и стать почтенным
гражданином. Неужели до конца твоих дней ты будешь то и дело увязать в
болоте респектабельности и тебя придется каждый раз вытаскивать за хвост?
Неужели ты никогда не поймешь, что ты - варвар?
того, душа моей души, я - серая деревенщина! И как ты мне отлично
помогаешь! Когда я хочу остепениться и жить приличной и полезной жизнью,
не восстанавливая против себя людей, ты, которая должна была бы верить в
меня, ты первая меня коришь!
выступление в церкви, и если ты воображаешь, что я намерен весь вечер
сидеть и слушать, как ты высмеиваешь мою работу и моих друзей, то я...
пойду приму горячую ванну. Спокойной ночи!
единственный человек на свете, кроме Готлиба, Сонделиуса и Клифа
Клосона... кстати, где сейчас Клиф? Все еще в Нью-Йорке? И не свинья ли
он, что не пишет! Но все-таки... Дурак он, что вышел из себя, - если даже
Леора и упряма и не желает приспосабливаться к его мнениям, не понимает,
что он обладает даром влиять на людей. Никто другой не был бы так ему
предан, как она, и он ее любит...
друг другу, что они самые разумные люди на свете; они горячо
расцеловались, а потом Леора пустилась в рассуждения:
себя. Ты не пустомеля. Ты гонитель лжи. Странно, как послушаешь об
истинных гонителях лжи, о профессоре Готлибе и о твоем любимце Вольтере,
их, кажется, нельзя было одурачить. Но, может быть, и они вроде тебя:
всегда старались уйти от тягостной истины, всегда надеялись устроить свою
жизнь и стать богатыми, всегда продавали душу дьяволу, а потом исхитрялись
оставить бедного дьявола в дураках. Я думаю... Я думаю... я думаю... - Она
села в кровати и сжала виски руками, мучительно подыскивая слова. - Есть
разница между тобой и профессором Готлибом. Он никогда не оступается, не
тратит время на...
звание его не "профессор", а "доктор", если тебе непременно надо его
величать...
основательная причина. Он гений; он не мог ошибиться. Или мог? Даже и он?
Но все равно, тебе, Рыжик, суждено спотыкаться на каждом шагу; суждено
учиться на ошибках. Скажу тебе одно: да, ты учишься на своих сумасбродных
ошибках. Но мне иногда надоедает смотреть, как ты мечешься и попадаешь в
каждую ловушку - вдруг вообразишь себя оратором или начнешь вздыхать по
Орхидее!
делаешь ошибок - и прекрасно! Но хватит в хозяйстве и одной безупречной
личности!
откликнулся, гордясь, что сумел проявить твердость, и так и уснул. За
завтраком, когда он горел стыдом и раскаянием, она была суха.
снежную вылазку с Пиккербо.
среди холмов к северу от Наутилуса. Человек двенадцать выехали туда на
санях, устланных соломой и синими ворсистыми пледами. Весело заливались
бубенчики, дети выскакивали из саней и бежали рядом.
укутаться в плед, что, по понятиям Наутилуса, ее почти компрометировало.
Мартин из ревности стал открыто и решительно ухаживать за Орхидеей.
собственной бело-розовой прелести. На ней была шерстяная с начесом куртка,
огненный лыжный шарф и первые шаровары, какие осмелилась надеть в
Наутилусе девица. Она похлопывала Мартина по колену, а когда они катились
за санями в небезопасном тобоггане [канадские салазки], уверенно обхватила
его талию.
"Орхидея".
корзину с провиантом; вдвоем съезжали на лыжах с горы. Лыжи их однажды
переплелись, они вдвоем скатились в сугроб, и когда Орхидея прижалась к
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Орлов Алекс
Афанасьев Роман
Беляев Александр
Распопов Дмитрий