территории Варшавской губернии, перейдя нелегально границу - в который уже
раз...
Дарить начал, - усмехнулся Шевяков. - Это хорошо, когда дарят - силу,
значит, признали.
Умом, так сказать, обделен. Ладно, эмпиреи сие... - Шевяков помолчал,
пролистывая бумаги, а потом тихо поинтересовался: - Чего ж не поправляете?
Надо ведь по-ученому "эмпиреи" выговаривать...
позвал, Глеб Витальевич... Я хочу вам сеточку показать. Пока еще она ячеею
крупна, даже щука проскочит, надобно подмельчить. Глядите: вот Краков. Там
типография Дзержинского. На улице Коллонтая. Дом шесть. Я было задумал ее
пожечь, но Феликс Эдмундович там теперь сам изволит жить - заместо ночного
сторожа, австрияки пугнули, видно. В Берлин когда ездит, к Люксембург -
поселяет наборщика Франтишека или дед Норовский с внуками поддежуривает.
Значит, жечь не тоже - шум, так сказать, лишний шум. Бить - так наверняка
и без свидетелей. В Берлине с ним тоже трудно сладить - депутат рейхстага
Бебель его обожает, глазом теплеет, ставит в пример. Так что, думаю, бить
типографию в Кракове надобно здесь, у нас, в России, в Варшаве, Лодзи и
Домброве. Сблаговолите озаботить своих сотрудников вопросом: где и через
кого Дзержинский после ареста Грыбаса распространяет газету. Надобно не
только партийцев взять под неусыпное наблюдение, но и симпатиков. Надобно
бросить все лучшие силы на заарестование Дзержинского, а сделать это можно
здесь - во-первых, и, во-вторых, в г у с т ы х рабочих районах.
серьезно приостановим - он там пружина, он - главное действующее лицо.
Задача, так сказать, ясна? Ну, и слава богу.
пьянка, по ночам - непроглядная темень, тишина, и только ухает сердце
района - шахта, живая могила, сырость и смрад.
чавкающей жижи:
негоже, днем и ночью за фабричными глаз надобен, они как солома, если
умело подпалить.
отмывал грязь с высоких калош. Вода в луже пахла углем, здесь все пахло
углем, даже пот и кровь.
узенькой кроватки, прошлепал к двери, распахнул, сказал быстро:
зачастили.
можно.
кровати, возле печки, тихонько посапывали старики Козловские.
ему на руки и, глядя, как мылся его товарищ, покачал головой:
долго.
взыщи - мяса нет, деньги только завтра будут давать.
смотреть, сколько безобразий на руднике творится. Врут все друг дружке,
начальник обманывает хозяина, тот - губернатора, а все вместе - нас.
Иногда думаю, Юзеф, развяжи нам руки, позволь работать по-настоящему -
горы б своротили, горы!
когда для себя станете работать, когда сами будете распределять труд и
плату за него - вот тогда это ваше знание пригодится. Ты сказал - "плохие
новости"... Это обычные новости, что хозяин платит не по правде, а для
своей наживы. Я обеспокоился:
з г о в о р ы в корчмах, щупают... Завтра, тем не менее, собираем комитет.
В штольне - туда не подойти чужому. Я уже сказал Гембореку и Броньскому.
Газета, конечно, помогает, только устали ждать люди, Юзеф, сколько времени
обещаем: "Подымется народ рабочий, погонит хозяев да бюрократов", а он все
молчит да молчит. А за границей дискуссии идут: кто прав - пролетариатчик,
анархист, социал-демократ, эндек, пэпээс...
нельзя ждать, Людвиг, ее приближать надо. Газетою, стачкой, вооруженной
борьбой. Во-вторых, революцию можно делать только в том случае, если
выработана доктрина - без этого получится бунт, темный бунт, и на голову
рабочим сядет новая сволочь, воспользовавшись результатами нашей борьбы.
Ладно, завтра в штольне поговорим.
выхватывали из темноты лица шахтеров - белые глаза и белые зубы. Было
слышно, как гулкая капель отсчитывала время.
рода разговоры о том, что мы, социал-демократы Польши, являющиеся отрядом
общерусской социал-демократии, неправильно поступаем, выворачивая, как
некоторые считают, наши внутренние болячки, нашу открытую полемику с
товарищами из пэпээс на всеобщее обозрение, к радости, по словам Генриха,
царских сатрапов, - не выдерживают никакой критики.
очень даже выдерживают. Над нами смеются даже мастеровые из народных
демократов:
теории разводите".
незримых.
социалистов, свидетельствует о точности нашей позиции, о ее, коли хотите,
талантливости. "Над нами смеются социалисты Пилсудского"! Нашли кого
бояться! "Мы слышим звуки одобренья не в сладком лепете хвалы, - а в диких
звуках озлобленья!" - так писал друг нашего Мицкевича. Чего мы требуем?
Понимания той истины, что сами по себе, вне и без совместной борьбы с
русскими рабочими, свободы не добьемся. Понимания того, что проповедь
ненависти к России - не просто глупа, но преступна. Сто миллионов наших
русских братьев угнетают те же люди, которые мучают нас.
и окажется тем путем, по которому мы вместе с ним придем к свободе. Это
стратегия.
словах - добра полякам, на деле приносят, а в будущем принесут еще больше
горя, ибо разочарование - самая страшная форма отчаяния и безнадежности. А
что, как не отчаяние, может породить разгром "чисто польского" восстания
против царизма?
единомышленников, а не дискуссионных передряг. Мы требуем определить
позицию: не индивидуальный террор, а постоянная, повседневная, пусть
внешне незаметная, агитация и пропаганда против самодержавия, бесправия,
гнета. Каковы задачи партийной агитации и пропаганды? Объяснять неустанно,
что рабочий класс может и должен завоевать власть, и только он, рабочий
класс, является выразителем воли большинства - если не сейчас, то, во
всяком случае, в ближайшем будущем. Второе:
"холопской" республике, о том, что мелкий землевладелец будет определять
будущее, - суть пережевывание давно умерших иллюзий русских народовольцев.
"народ", поговорим о сути...
Людвиг, Ежи, я, это губернатор Скален, хозяин рудника Вацлав Лапиньский,
это урядник Иванов, писатели Сенкевич, Прус, Ожешко, изобретатель Мария
Складовска, художник Пернацкий, это граф Любомирский, это революционер
Мацей Грыбас, ожидающий в тюрьме суда. Фамилий я могу привести много, и за
каждой приводимой мною фамилией есть свой социальный смысл, или, говоря
жестче, интерес. Важно: смыкается ли интерес конкретного человека с
интересами миллионов поляков, русских, литовцев?
Белоусов Валерий
Посняков Андрей
Гюго Виктор
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей
Андреев Николай