Чтение 53–й страницы книги ~Межконтинентальный узел~

- Что вы грустный? - спросил Иванов, мазанув своими маленькими,
кабаньими глазками осунувшееся лицо Славина.

- Любимая бросила, - ответил тот. - Хожу по пустой квартире, думаю, как
бы поскорее удрать на море, предварительно закончив очерк о вашем брате...

- Если бросила, очерк не получится... Работа идет хорошо лишь в моменты
влюбленности: подъем душевных сил, желание самоутверждения, смутная
надежда потрясти ту, которой отдал сердце...

- У кого как, - возразил Славин. - Один мой приятель, композитор, лучше
всего работает, когда его бросает очередная жена... "Страдание угодно моей
душе, - уверяет он меня. - Без страданий не было бы Достоевского". Когда я
заметил, что Тургенев состоялся на иной концепции, как, впрочем, и
Толстой, он обвинил меня в непонимании нашего национального духа...

- Не сердитесь на него, - вздохнул Иванов. - За вольно трактуемое
понятие национального духа прячутся, как правило, беззащитные люди,
неуверенные в себе, полагающиеся на спасительную множественность...

Славин усмехнулся:

- Мои слова.

- Я не честолюбивый, - усмехнулся Иванов. - Считаете своими - и
считайте на здоровье, какая разница чьи, в конце-то концов.

- Я хочу вам предложить мороженое с вареньем и тортиками... Как
отнесетесь к такой перспективе?

- Положительно.

- Все-таки наше мороженое самое вкусное, нигде в мире нет вкусней...

- Ну уж! - возразил Иванов. - Ничего подобного! По мне, самое вкусное
мороженое у французов...

- Да? - удивился Славин. - Странно, я полагал, что уж в чем в чем, а в
мороженом мы уверенно обогнали передовые капиталистические страны... Вы,
кстати, где были за границей последний раз?

- В Берлине.

- А до этого?

- Не помню... Кажется, в Будапеште...

- А в Париже когда были?

- Когда меня еще к буржуям пускали... В семьдесят первом, по-моему...

- А почему потом перестали пускать?

- Занялся новой темой... Закрытая, как у нас говорят... Ну и... Меня,
кстати, это не очень и трогает... Я здесь люблю жить. Да и потом с
нашими-то командировочными на Западе себя чувствуешь как бедный
родственник... Я в Альпах хотел подняться на фуникулере, снежные поля
посмотреть, так один билет тридцать швейцарских франков стоил... Чуть не
половину того, что дают на день! Ну их к черту! Здесь я человек, а там
ходячий арифмометр: броди мимо витрин и подсчитывай, кому что купить, а в
номере грызи сухую колбасу! Срам... Я привык жить широко... Здесь. Дома.

- Вас перестали пускать не из-за того, что вы занялись закрытой темой,
Георгий Яковлевич, - грустно заметил Славин. - На вас анонимку написали...
Очень подлую.

С этого все дело и закрутилось...

- Так их на меня все время пишут. - Иванов пожал плечами. - Я привык.
Человек ко всему привыкает... Это в молодости возмущаются, ищут правду...
А в моем возрасте приходится экономить время; я теперь и в горы беру с
собой работу, и на море...

Это в радость, если работать интересно, к а й ф, как говорят молодые.

- А кто еще занимался темой, аналогичной вашей?

- Черт его знает... Как-то меня это не интересовало... Хотько
занимался, Влас Хотько, профессор из Киева... Очень интересный теоретик...
Вайцман... Фима Вайцман... Вот и все, кажись...

- Так ведь кандидатская почти на такую же тему была у этого... Вылетело
из памяти... Что-то связано с сумками... Иванов рассмеялся:

- У Кулькова? Сюжет из Чехова, лошадиная фамилия... Нет, диссертация
Гены не в счет...

- Что, не интересная?

Неуловимая улыбка тронула тонкие, жесткого кроя, губы Иванова;
интересно, что он ответит, подумал Славин; сам же ему писал диссертацию...

- Трудно сказать. - Иванов попробовал мороженое, удовлетворенно кивнул:
- Между прочим, действительно, очень вкусно, я такого не ел, беру на
вооружение... Что касается диссертации Кулькова... Гена ведь больше
организатор... Как теоретик он не слишком силен... Честно говоря - но это,
конечно, между нами, - я ему помог сделать эту работу...

- По старой дружбе?

- Опять-таки на ваш вопрос ответить нелегко... Гена относится к тому
типу людей, с которыми нельзя дружить... Он у д о б н ы й, очень славный,
удобный человек, но друг...

- По-моему, "славный человек" вполне может быть синонимом понятия
"друг".

- Вы хорошо чувствуете слово, - заметил Иванов. - Вы правы, я употребил
не то выражение... Разве у вас нет таких знакомых, которые ж у р ч а т, не
раздражают вас, а, наоборот, рассказывают новости, готовы услужить? Есть,
конечно... И вы им тоже готовы помочь...

- Слушайте, а вы ему часто ключ от своей квартиры давали? - неожиданно
для самого себя спросил Славин и сразу же пожалел об этом.

- Не ваше дело, - грубо ответил Иванов и посмотрел на Славина с
удивлением и нескрываемой неприязнью. - Бестактно задавать вопросы такого
рода.

- Я бы не посмел задать вам этот, как вы говорите, бестактный вопрос -
вы правы, он действительно некорректен, - если бы анонимное заявление о
том, что вы скрытый антисоветчик, не было напечатано на вашей машинке...

- Что?! - Иванов даже откинулся на спинку стула.

- Оно самое.

- Не может этого быть!

- Я говорю правду.

- Не может быть, - повторил Иванов. - И потом - откуда вам это
известно? Кто вам мог сказать, что заявление против меня было написано на
моей же машинке? Этим следствие занимается, а вы...

- А я? - спросил Славин.

Иванов отодвинул от себя мороженое:

- Знаете, мне что-то не хочется с вами говорить. Точнее сказать, мне
вдруг расхотелось с вами беседовать.

Славин достал из кармана страничку, на которой был напечатан
неподписанный текст: "Антисоветские высказывания, анекдоты, пьянки,
цинизм", - и молча протянул Иванову:

- Это стоило многих часов работы в архивах, Георгий Яковлевич... Так
что, пожалуйста, смените гнев на милость.

- Не хочу я читать всякую гадость, - упрямо повторил Иванов, но в
голосе ею уже не было той внезапно возникшей отчужденности, которая
слышалась только что.

- Взгляните на дату, Георгий Яковлевич, - попросил Славин. - Только на
дату...

- Ну и что? - Иванов надел очки, поглядел число, месяц и год. - Ну и
что?

Посмотрел. В этот день новый Эйнштейн родился? Или Чайковский?

- Нет. На следующий день вас убрали от академика Крыловского, вот что
тогда случилось. Академика - через месяц после этого - сделали
консультантом правительства по ракетной технике... И работать с ним начал
Кульков...

Иванов снова подвинул себе мороженое, взял своими толстыми пальцами
сухой ломтик торта, обмакнул его в растаявшие сливки, облизал, словно кот,
и заметил:

- Сейчас вы говорили, как расчетчик... У вас ум математика... Но вы не
математик... И не журналист... Видимо, вы из КГБ. Если не можете ответить
правду, промолчите, я довольно остро чувствую ложь...

- Вы правы, я действительно из ЧК.

- Почему сразу не представились? Игры играете?

- Играл, - поправил его Славин. - Сейчас перестал... Вам придется
уехать из города, Георгий Яковлевич...

- Не могу. У меня завтра защищается аспирант, сильный парень, поэтому
много врагов, надо прикрыть...

- Защиту придется перенести.

- Что значит перенести?! Вы подумали, каково будет парню?! Да и потом,
почему я должен уезжать?

- Должны.

- Арестовываете, что ли?

- Я забронировал вам номер в отеле "Ялта", и это было очень не просто
сделать. - Славин усмехнулся чему-то. - Туда сейчас буржуй повадился, все
места распроданы за месяц вперед... Покатаетесь на водных лыжах...

- Это несерьезно...

- Это серьезно, - ответил Славин. - Вы даже не представляете себе, как
это серьезно.

- С чгм связано? - Иванов снова отодвинул мороженое.

- Я пока не могу вам ответить... Я не стал оформлять мою просьбу о
вашем отъезде официально: пришлось бы приглашать вас к нам, звонить в
спецчасть вашего центра... Я решил обратиться к вам лично.

- Погодите-ка... Вы начали с Кулькова... Потом показали мне анонимку,
напечатанную на моей же пишущей машинке... После этого провели прямую
между датой ее составления и временем моего отвода от Крыловского. А
отсюда подбросили идею о выдвижении академика на ключевой пост в ракетной
технике... Если вы посмеете после этого сказать, что Крыловский имеет
отношение к шпионажу, я вам здесь же, не сходя с места, надаю пощечин.

- В милицию заберут, - ответил Славин. - Протоколами замучают... Не
бейте... Тем более что я полон ришпекту к академику Крыловскому.

- Слава богу. Но тогда остается только один вывод - особенно в связи с
тем, что вы поинтересовались, не давал ли я ключ Гене от моей квартиры, -