Чтение 53–й страницы книги ~Птица Солнца~

рассказал об орхидеях и открытии сезона стипль-чейза. Президант начал
тайком тянуть его за фалды, но прошло еще двадцать минут, прежде чем слово
было предоставлено мне.

- Шесть лет назад я имел честь выступить перед Обществом. Темой
выступления было "Средиземноморское влияние на Центральную и Южную Африку
в дохристианскую эпоху". Теперь я выступаю с аналогичным сообщением, но
вооруженный новыми доказательствами, которые получил за прошедший период.

Каждые несколько минут Уилфрид Снелл поворачивался и бросал ремарку
Роджерсу или Де Валлосу, сидевшим за ним. Он говорил сценическим шепотом,
закрывая рот программой. Я не обращал на это внимания и читал вступление.
Это резюме всех предшествующих исследований и обзор различных связанных с
темой теорий. Я сделал его сознательно скучным и монотонным, чтобы Уилфрид
и его шайка поверили, что у меня за душой больше ничего нет.

- И вот в марте прошлого года мистер Лорен Стервесант показал мне
фотографию. - Тут я сменил тон, добавив в него немного электричества. И
увидел, как скучающее выражение на лицах слушателей сменил интерес. И я
неожиданно начал рассказывать детективную историю. Интервалы между
помпезными замечаниями Уилфрида Снелла становились все больше. Ржание его
последователей стихло. Теперь я держал аудиторию за горло, слушатели
вместе с Салии и мной в лунном свете смотрели на призрачные очертания
давно мертвого города. Они разделяли наше волнение, когда мы обнаружили
блок обтесанного камня.

В тот момент, когда мне потребовалось, выключили свет и на экране за
мной появилось первое изображение.

Это был белый царь, гордый и отстраненный, величественный в своей
подчеркнутой мужественности и золотом вооружении. Аудитория сидела в
восхищенном молчании, у всех ошеломленные лица были освещены светом
экрана, единственным движением был лихорадочный скрип перьев журналистов в
переднем ряду, а мой голос продолжал окутывать слушателей чарами.

Я довел рассказ до того места, где мы исследовали прилегающую к
холмам равнину и пещеру, но еще не открыли замурованный туннель за белым
царем.

По моему сигналу снова зажгли свет, и аудитория зашевелилась,
возвращаясь к сегоняшнему дню, все, кроме его светлости, который сдался
наконец портвейну и спал мертвым сном. Он единственный из двухсот
собравшихся не был захвачен моим рассказом. Даже Уилфрид Снелл выглядел
потрясенным, как профессиональный борец, старающийся подняться с ковра до
гонга. Я невольно восхищался им, этот человек был игроком до мозга костей.
Он наклонился к Де Валлосу и громовым шепотом произнес:

- Типичная кладка банту 13-го столетия, разумеется. Но очень
интересно. Подкрепляет мою теорию о времени иммиграции.

Я молча ждал, положив на кафедру сжатые кулаки, склонив голову.
Иногда мне кажется, что из меня вышел бы хороший киноактер. Я медленно
поднял голову и молча посмотрел на Уилфрида, на лице у меня появилось
несчастное выражение. Он приободрился при виде этого.

- Конечно, эта роспись ничего не означает. По правде говоря, это,
вероятно, банту на пороге инициации, аналогичный Белой Леди из Брандберга.

Я продолжал молчать, давая ему возможность, как большому марлину,
заглотить приманку. Я ждал, чтобы наживка прошла глубоко, прежде чем
дернуть за крючок.

- Боюсь, что никаких новых свидетельств здесь нет.

Он с удовлетворенной ухмылкой оглянулся. и его последователи закивали
и заулыбались, как марионетки.

Я обратился непосредственно к нему.

- Как совершенно справедливо только что заметил профессор Уилфрид
Снелл, хоть все это интересно, однако никаких новых доказательств не дает.
- Все энергично закивали. - Поэтому пойдем дальше.

И я начал описывать открытие замурованного туннеля, наше решение
сохранить белого царя и прорезать скалу за ним, описывал, как открылось
отверстие, и тут я снова посмотрел на Уилфрида Снелла. Неожиданно мне
стало жаль его; он больше не был моим неумолимым врагом, незаживающей
язвой моей профессиональной жизни, он превратился просто в толстую нелепую
фигуру.

Как поэт Хай, Топрник богов, врубился я в него. Разрубил на куски
перечислением свитков, топора с грифами, пяти золотых книг.

Я говорил, а один из помощников выкатил тележку, покрытую заленым
бархатом. Она приковала к себе взоры всех; по моему знаку помощник снял
бархат: на тележке лежал огромный блестящий боевой топор и один из
свитков.

Уилфрид Снелл осел в кресле, живот навис ему на колени, пурпурный рот
расслабленно открылся, а я прочел начальные слова первой золотой книги
Хая:

- И пусть читают его слова и радуются, как радуюсь я, пусть слышат
его песни и плачут, как плакал я.

Я закончил и осмотрелся. Все были завачены рассказом, все, даже
Лорен, Хилари и Салли. Они все это уже знали, но наклонились вперед в
своих сидениях, и глаза их сверкали.

Уже семь тридцать, с удивлением заметил я. На час перерасходовал
время, и сидевший рядом президент не сделал ни одного замечания.

- Окончилось мое время, но не рассказ. Завтра утром профессор Элдридж
Гамильтон прочтет свой доклад о свитках и их содержании. Надеюсь, вы все
сможете на нем присутствовать. Ваша светлость, президент, леди и
джентльмены, благодарю вас.

Стояла полная тишина, никто не шевелился и не говорил целых десять
секунд, затем все вдруг вскочили и яростно зааплодировали. Впервые со
времени основания Общества в 1830 году научному докладу аплодировали, как
выступлению на сцене. Все вышли из рядов, столпились вокруг меня, пожимали
мне руки, задавали вопросы, на которые я и не надеялся ответить. Со своего
места на сцене я видел, как Уилфрид Снелл встал со и тяжело и неуклюже
зашагал к двери. Он шел один, шайка подхалимов его покинула и
присоединилась к толпе вокруг меня. Я хотел позвать его, сказать, что мне
его жаль, что я хотел бы пощадить его, но сказать мне было нечего. Он все
говорил сам уже сотни раз.

На следующее утро об этом писали все газеты, даже "Таймс" позволила
себе драматический оттенок. В ней писали: "Открытие карфагенских сокровищ
- наиболее значительное событие в археологии после обнаружения гробницы
Тутанхамона".

Лорен приказал доставить все газеты, и мы сидели, окруженные морем
печатных страниц, за еще одним завтраком Гаргантюа. Я был тронут тем, как
гордился Лорен моими достижениями. Он читал все статьи вслух, сопровождая
их своими комментариями.

- Ты их поразил, партнер.

- Бен, ты прикончил этих бездельников.

- Ты так рассказывал, что даже я чуть не обмочил штаны.

Он взял еще одну газету со столика и развернул ее. Его выражение
немедленно изменилось. Он яростно нахмурился, и в лице его была такая
злоба, что я быстро спросил: "Что там, Ло?"

- Вот. - Он почти швырнул мне газету. - Прочти сам, а я пока
переоденусь. - И он ушел в спальню, захлопнув за собой дверь.

Я сразу нашел это. Фотография на всю полосу под большим заголовком.
"Силы свободы". Черные люди с винтовками, танками. Бесконечне ряды
марширующих черных людей. Яйцеобразные шлемы, как злобные поганки
ненависти, современное автоматическое оружие на одетых в маскировочные
костюмы плечах, топают обутые в сапоги ноги. В центре высокий человек с
плечами, широкими, как перекладина виселицы, и лысой головой-ядром,
которая сверкает на ярком африканском солнце. Он не улыбаясь идет между
двумя смеющимися китайцами в неряшливых, похожих на пижамы мундирах.

И отчетливый главный заголовок: "Черный крестоносец. Генерал-майор
Тимоти Магеба, вновь назначенный командующий народной освободительной
армии с двумя военными советниками".

Глядя на выражение глубокой ненависти в этом лице, на ужасную
целеустремленность в развороте плеч и в решительной походке, я
почувствовал ужас.

Каким-то необъяснимым образом это уничтожило мое личное торжество.
То, что происзошло 2 000 лет назад, потеряло всякое значение, когда я
смотрел на фотографию этого человека и думал о темных силах, движущихся по
всей моей земле.

Но тут мне пришло в голову, что этот человек не уникален, Африка
породила многих подобных ему. Темные разрушители, покрывавшие обширные
поля белыми человеческими костями, Чака, Мзиликази, Маматее, Мутеса и
сотни других, забытых историей. Тимоти Магеба лишь последний представитель
длинной цепи воинов, которая протягивается назад, в туманное,
непроницаемое прошлое.

Из спальни вышел Лорен, с ним Хилари. Она пришла поцеловать меня и
еще раз поздравить, Газета выпала из моих рук, но не ушла из памяти.

- Прости, что не могу быть сегодня с тобой и слушать нашего друга
Элдриджа. У меня важная деловая встреча. Присмотри за Хилари.
Позавтракайте вместе, хорошо? - сказал мне Лорен, когда мы втроем
направились к лифту.

Элдридж, в твиде и с заплатами на локтях, совершал убийство своей
темы. Три с половиной часа он мямлил о "значениях" и "сокращениях",
изредка испуская свое знаменитое ржание, от которого просыпались спящие.
Глядя на редеющий зал и сократившееся количество журналистов, я был ему
благодарен. Он никак не мог отнять у меня часть славы.

За час до ланча Салли протянула со своего места рядом со мной
записку. "Не могу больше этого выдержать. Похожу по магазинам. Пока. С."

Я улыбнулся и посмотрел ей вслед, когда она грациозно выскользнула
через боковой выход. Хилари повернулась, подмигнула мне, и мы рассмеялись.

Элдридж наконец медленно подошел к неубедительному заключению и
радостно заулыбался полупустой аудитории.