Чтение 53–й страницы книги ~День гнева~

- Ты сейчас про моих высоких родственников заговоришь. Дима,
отыгрываться не следует. Отыгрываешься, значит уже проиграл.

- Говорим, говорим, - плейбою опять надоело в кресле. Он выбрался из
него и пошел гулять по ковровой дорожке. - А все оттого, что и ты боишься.
Ты боишься, Женя?

- Боюсь, - признался англичанин.

- Кого?

- Всех.

- А конкретнее?

- А конкретнее - никого. Нет персонажей, которых я боюсь, Дима.

- По-моему, ты врешь. Я знаю кого ты боишься.

- Кого же я боюсь? - высокомерно спросил англичанин.

- Обыкновенного мента. Ты Смирнова боишься, Женя.

- Не Смирнова - Смирновых. Знаешь, их сколько?

- Марксистско-ленинская философия все это. "Единица - ноль!" -
процитировал поэта плейбой и, глянув на часы, предложил: - Бояться как раз
надо единицы. Ну, я на явочную, на последнюю встречу с нашим Витольдом.

В неизменной униформе последнего времени - в каскетке, в куртке с
высоким воротником, прикрывающим рот и щеки, Зверев вышел из явочной
квартиры на Малой Полянке в половине одиннадцатого, а точнее - в двадцать
два тридцать две, не торопясь и не проверяясь (знал, что его охранно ведут
три прикомандированных к нему помощника) он дворами вышел к Садовому,
прямо к остановке "Букашки". Долго ждал позднего троллейбуса. Троица
неподалеку скучала в замызганном "Москвиче".

У метро "Парк культуры" были в пять минут двенадцатого. Трое из
"Москвича" проследили как Зверев, выйдя из подземного перехода, пересек
под путепроводом Комсомольский и через сквер направился к дому. "Москвич"
на зеленый спустился к набережной и по малой дорожке проехав мимо
международных авиакасс, свернул в помпезные ворота узкого двора.
Рассчитано было точно: Зверев подходил к подъезду. Вошел. Водитель
выключил мотор, и все трое расслабились в малом отдыхе перед дальнейшей
работой. Однако правые свои ручки держали по-наполеоновски - чуть за
бортами пальто.

Но опасна она, расслабка-то. Ствол с навинченным глушителем - возник
у виска водителя совершенно внезапно, и голос с приблатненным
пришептыванием посоветовал:

- Не рыпаться. Задним затылки сверлят. Ты ручки на приборную доску, а
вы оба на сиденье перед собой.

Деваться некуда: трое исполнили, как приказано было. Тотчас были
распахнуты дверцы, выдернуты из наплечных кобур пистолеты и тот же голос
приказал:

- Выходить по одному. Ты - первый, водила.

Водила вышел и понятливо распластался на радиаторе. Его обшмонали
основательно, завели руки за спину и защелкнули наручники. Такую же
процедуру прошли и двое с заднего сиденья.

Во двор задом, а потому и медленно, въезжал воронок.

- Что здесь происходит?! - визгливым начальственным голосом прокричал
с верха лестницы, ведущей в сквер, старичок-былинка с чистопородной
левреткой на поводке. - Я - генерал-лейтенант КГБ и не позволю свершиться
беззаконию в моем дворе!

- А в чужом? - тихо поинтересовался один из тех, кто открывал дверцы
воронка. Но главный стремительно заглушил его, подобострастно доложив:

- Рэкетиров взяли, товарищ генерал!

- Добро, - похвалил генерал и, глядя, как задрав изящнейшую ножку,
мочится на камень любимая собачка, добавил: - Так и действуйте в
дальнейшем: энергично, решительно и без суеты. По-суворовски.

Молчаливые рэкетиры влезали в воронок.

...Казарян поднялся на четвертый этаж пешком. У обитой черным
дерматином двери его ждали Сырцов и Коляша.

- Как клиент? - тихо поинтересовался Казарян.

- Успокоен, - доложил Сырцов.

- Тогда действуй, - разрешил Казарян.

Сырцов нажал кнопку звонка. Квартира, видимо, была большая - долго
шел к двери Зверев.

- Кто там? - осведомился он неробко.

- Это я, Геннадий Сырцов. У меня к вами поручение от Смирнова,
Витольд Германович.

Зверев распахнул дверь и увидел троих.

- Это еще что такое?

Коляша легонько толкнул ладонью хозяина квартиры в грудь и Зверев
отлетел к середине прихожей. Вслед за Коляшей вошел Казарян и, щурясь от
резкого электрического света открытой лампочки, сделал заявление:

- Есть о чем поговорить, Витольд Германович.

- О чем же, Роман Суренович? - поинтересовался дедуктивно
определивший личность собеседника по-прежнему спокойно Зверев.

Казарян взглядом отыскал вешалку, а на вешалке - куртку с высоким
воротником и каскетку. Пощупал куртку за рукав, примерил каскетку и,
любуясь своим изображением в зеркале (каскетка ему шла), спросил:

- Вещички ваши, Витольд Германович?

- Мои, - подтвердил Зверев.

- А это - вы? В этих-вот вещичках. - Казарян выдернул из-за пазухи
колоду фотографий и молниеносно - опытный картежник - распахнул ее почти
идеальным веером. Скрывающий свое лицо Зверев при встрече с гражданином с
Тверской. Зверев при посадке в троллейбус. Зверев у своего подъезда.

- Любопытно. - Зверев взял одну - ту, что про Курский вокзал и,
внимательно ее изучив, добавил: - И ловко!

- Ловко-то, ловко, да в середине веревка, - в общем, ни к месту
вспомнил старый солдатский анекдот Казарян, но все же выкрутился: - А на
конце веревки вы, Витольд Германович. У вас магнитофон-кассетник в дому
имеется?

- Есть какой-то. По-моему примитивный весьма, - сказал задумчивый
Зверев. - Радостное что-нибудь заведете, как-никак главного провокатора
поймали, да?

И, не приглашая гостей, направился в столовую. Круглый стол, четыре
стула, диван двадцатипятилетней давности, два кресла того же возраста по
углам и сервант естественно. Правда три хороших картины на стене.

- Парижский пейзаж Фалька, Кузнецовская степь с юртами. Дерево в поле
вашего однофамильца, - вслух безошибочно определил авторскую
принадлежность картин знаток искусств Казарян. Он как и двое других, без
приглашения вошел в столовую следом за хозяином. - Так где же магнитофон,
Витольд Германович?

Зверев пошарил за диваном и извлек оттуда паршивенький гонконгский
кассетник, сдул с него густую пыль и объяснил виновато: - Дочка мне
оставила, чтобы я по нему хард-рок слушал, а я хард-рок не очень люблю.

- Вы хорошую живопись любите, да? - догадался Казарян.

- Это - грех? - учтиво поинтересовался Зверев.

- Почему же, - автоматически ответил Казарян, занятый делом: включил
магнитофон в сеть, извлек из кармана кассету, вставил ее в гнездо.
Закончив дела, осмотрел всех троих и предложил: - Послушаем?

- Если хотите, - разрешил Зверев, откинувшись на спинку дивана.

Казарян нажал на клавиш, и началось:

- "Начинайте с фактов.

- Есть подозрение, что у нас утечка.

- Не может быть совпадением, стечением обстоятельств?

- Исключено.

- Доказательства утечки имеются?

- Да какие доказательства. Итак все ясно! Все пропало.

- Не надо нервничать..."

Слушали запись до конца. Казарян жалостливо разглядывал Зверева. Тот
поначалу был внимателен и насторожен, но к концу записи хмыкнул иронически
и заулыбался даже. Зашипело и Казарян нажал на клавиш. Задать вопрос
первым он не успел. Зверев перехватил инициативу:

- Где и когда это записано?

- Во время вашего контакта на Курском.

- Вот здесь? - Зверев за уголок взял фотографию с Курского и показал
Казаряну.

- Абсолютно точно, - подтвердил Казарян.

- А видеосъемку вы параллельно не вели?

- Нет. Не было у нас такой возможности. Очень вы шустры были, -
вступил в разговор Сырцов. - А, собственно, зачем вам видеозапись?

- Было бы весьма любопытно озвучить ее магнитофонным диалогом. На
предмет совпадения видимых артикуляций.

- Для этого у нас Вадик имеется, - загадочно заявил Сырцов и попросил
Коляшу: - Николай Григорьевич, не в службу, а в дружбу, свистни Рыжего.

- Здравствуйте, - вежливо поздоровался рыжий Вадик, взглядом ища
свободные розетки для двух принесенных им супермагнитофонов. Нашел, стал
пристраивать, по ходу дела информируя: - Я технически после десятой
прокрутки догадываться начал, а Александр Иванович вмиг просек в чем
дело...

- Ну, мент, ну, голова! - восхитился Зверев, перебивая. - Монтаж
пленок, Вадим, да? Я же сразу узнал свои фразы, сказанные совсем в другом
месте. И он узнал?

- Александр Иванович начал с главного: с никчемности разговора во
время столь законспирированной встречи. А потом фразу вспомнил - "не надо
нервничать". Ну, после уже и я вцепился, по каналам развел и все склейки