Чтение 54–й страницы книги ~Незаконная планета~

прав: нельзя постоянно поддакивать этому сухарю. А насчет снежного
человека, скажу я вам, еще в прошлом веке была интересная гипотеза. Будто
до наших дней дотянула некая нисходящая, остановившаяся в развитии
неандертальская ветвь...

Морозов слушал и не слушал этот разговор. "Кавказ... - думал он. - Вот
и Гриша был на Кавказе. Все были - кроме меня... В том году, когда Марта
потащила нас на Аланды, так хотелось мне съездить на Кавказ... Как в той
песне?.. "На заре, на заре войско выходило... на погибельный Капказ
воевать Шамиля..." А дальше? Вот уже и старые песни стал забывать.
Постарел, в начальники вышел - не до песен... Нет, придется свертывать
экспедицию. Джон Баркли мне дороже всех богатств Плутона. Черт с ними,
ниобием и ванадием, все равно плутоняне не дадут разворачивать тут горную
металлургию... А контакта с ними, даже при адском терпении Короткова,
достичь невозможно. Что ж, надо идти в рубку, вызвать по каналу срочной
связи Космофлот..."

Но он медлил, проверяя свое решение, поворачивая его так и этак.

- ...а раз они дотянули, - продолжал между тем Коротков, - значит,
биологический вид не изжил себя. Другой вопрос - действительно ли они
реликтовые неандертальцы? Я думаю...

Коротков не успел сказать, что он думает. В лилово-черной пижаме, в
пестрых индейских мокасинах вошел в кают-компанию Баркли.

- О! - хрипло воскликнул Чейс. - Что я вам говорил, Алексей? Я знаю
Баркли. - И он опрокинул своего короля: - Сдаюсь. Еще партию?

- Нет, - сказал Заостровцев, устало потягиваясь. - На сегодня все.

Баркли опустился в кресло рядом с Морозовым. Он был бледен, на лбу
блестела испарина.

- Скучно лежать в лазарете, - сказал он слабым голосом. И добавил
по-русски: - На лицо Алиоши есть улыбка. Что у вас есть смешное? Я тоже
хотель смеяться.

- Просто я рад вас видеть, Джон, - сказал Морозов, - хотя мне кажется,
что Коротков сейчас отправит вас обратно.

- Да, Джон, - сказал Коротков озабоченно, - вам надо лежать.

- Еще успею належаться, - возразил тот, откинув голову на спинку
кресла, отчего борода выпятилась, открыв белую, странно беззащитную шею. -
Грегори, ты бы поставил вместо этой тягомотины что-нибудь повеселее. Фильм
какой-нибудь показал бы... Нет ли у тебя боя быков?

- У меня есть все. - Грегори проворно подскочил к шкафу, где хранил
свои ролики, и стал рыться там, приговаривая: - Почему бы не быть корриде,
если люди хотят посмотреть?

Заостровцев сказал, направляясь к двери:

- Я бой быков не люблю, и поэтому позвольте мне удалиться, ребята.
Почитаю перед сном. - И - проходя мимо Морозова: - После кино зайди ко
мне, пожалуйста, Алеша. Нужно поговорить.

...В тесноте каюты Заостровцев, лежавший на койке, казался зажатым меж
двух стен. Морозов всмотрелся в его спокойное лицо, освещенное ночником, и
сказал:

- Ты с ума сошел. Об этом даже разговора не может быть.

- Не торопись категорически отказывать, Алеша. Выслушай...

- Не хочу слушать. Ты настоял, чтобы тебя взяли в эту экспедицию против
моего желания. Ладно. Ты неплохо перенес полет. Прекрасно. Но на Плутон я
тебя не пущу. Ты бортинженер, твое дело - корабельные системы. И все.
Кончен разговор.

- Нет, не кончен. Ты не имеешь права...

- Имею. Как начальник экспедиции, я отклоняю необоснованную просьбу
члена экипажа. Спокойной ночи.

Морозов шагнул к двери.

- Подожди, Алеша. - Заостровцев схватил его за руку. - Сядь. Я тебе
должен сообщить нечто важное.

Теперь они сидели друг против друга. Белая пижама плотно облегала
длинный торс Заостровцева. Он страдальчески морщил лоб, подыскивая первую
фразу.

- Ты помнишь, как погибли мои родители? - сказал он наконец. - В тот
момент я, хочешь верь, хочешь не верь, явственно услышал голос матери. Не
то чтобы голос, а... внутренний толчок какой-то... "Володя, теперь ты" -
вот что я услышал. Оборвавшаяся фраза? Да, наверно... Но, может, в ней был
смысл вполне определенный: теперь, мол, твоя очередь...

- Все это тебе померещилось, - сказал Морозов, строго глядя на друга. -
Просто был стресс. Нервное потрясение. А голос матери ты, прости меня,
потом придумал.

- Я его слышал, - с тихой убежденностью произнес Заостровцев. - Но,
конечно, ты не обязан верить... И я тогда же дал себе слово, что доведу до
конца их дело... То, что со мной потом произошло, ты знаешь. Я оцепенел на
долгие годы. Нет, не то... Конечно, я жил и работал, как все люди. Только
этого мне и хотелось - быть как все люди. Тоня помогла мне справиться...
восстановить душевное равновесие... Ну, ты знаешь, какая она заботливая...

Еще бы не знать, подумал Морозов. Он вспомнил разговор с Тоней
незадолго до отлета на лунный космодром. Тоня вдруг появилась в Центре
подготовки, она вызвала его, Морозова, после утомительного дня занятий и
тренировок в сад, и был у них там разговор, "о котором Володя не должен
знать". Она показалась Морозову похудевшей, серый костюм сидел на ней
слишком свободно, и она то ускоряла шаг, когда они шли по садовой аллее
под ранними фонарями, то, спохватываясь, замедляла. "Ни о чем тебя не
прошу, Алеша, - говорила она, - потому что ты сам все знаешь. Просто хочу
рассказать, что надо делать в случае, если у Володи повторится... ну, как
тогда у Юпитера..." И она ровным, звучным голосом дала ему инструкцию -
какой нужен массаж, какие транквилизаторы, какие психологические приемы
отвлечения внимания. Она держалась великолепно, и Морозов, остановившись,
взял ее за плечи и сказал: "Тонечка, ты можешь быть уверена... Я не спущу
с него глаз..." - "Знаю, Алеша... - Тут голос ее дрогнул, и она
отвернулась, чтобы скрыть слезы. - Так все хорошо у нас было, пока на
Володю не нашло... - сказала она, двинувшись дальше по аллее. - Лавровский
давно оставил его в покое, и я уже думала, что теперь... И вдруг на него
нашло... и никакими словами, никакой лаской... такое дикое упрямство,
какого я и не подозревала в нем..."

- ...Никуда от самого себя не денешься, - говорил между тем
Заостровцев, - никуда не денешься, и я понял, что мне не отсидеться дома.
Пусть хоть в сорок лет, но я должен, понимаешь, должен - перед памятью о
родителях, перед самим собой, - должен что-то сделать на этой планете. Вот
почему я рвался в экспедицию. Вот почему прошу тебя - не торопись
отказывать.

Он сидел ссутулясь, скрестив на груди длинные руки, и его взгляд,
устремленный куда-то в темный угол каюты, был исполнен упрямой решимости.
Темная прядь косо закрывала его лоб.

- Что именно ты собираешься делать на Плутоне? - спросил Морозов.

- Короткову вряд ли удастся объясниться с этим... ну, который проявляет
интерес к фильмам. Я внимательно просмотрел вчерашние Гришины пленки и
подумал, может быть, я сумею что-то понять...

Тут вспомнилось Морозову: ясный голубой день, и синее море, и
Заостровцев в оранжевом гидрокостюме висит над потопленной подводной
лодкой.

"Аланды, милые Аланды, неужели вы были в моей жизни?.."

- Иначе говоря, ты намереваешься вступить с этим аборигеном в мысленный
контакт?

- Звуковой речи у них нет, но они, безусловно, как-то общаются,
обмениваются информацией, - поднял глаза на друга Заостровцев. - Да,
вероятно, направленной мыслью... В общем, надо попробовать, Алеша. Пока мы
крутимся по орбите, мне нечего делать на корабле. Ты только присмотри за
системой регенерации воздуха, в определенные часы будешь включать
вентиляцию...

- Если я тебя отпущу, то пойду с тобой.

- Нет, Алеша, ты начальник экспедиции, твое место здесь.

- Чейс заменит меня. - Морозов поднялся. - А я пойду с тобой. Баркли
заболел, и я все равно собирался идти, чтобы продолжить исследование
города. Покойной ночи, Володя.

Со странным чувством смотрел Морозов, как стекаются аборигены к Дереву.
Как будто не пролетело пятнадцати лет и он все еще стоит тут, плечо к
плечу с Лавровским, пораженный открывшимся зрелищем, и сейчас Лавровский
крикнет: "Почему вы не снимаете?"

Но не было Лавровского - рядом стоял Володя Заостровцев, молчаливый и
серьезный. Стоял, подавшись вперед, будто готовый кинуться в драку,
Станислав Коротков. Оператор Грегори Станко, ведя киносъемку, передвигался
вдоль длинной вереницы аборигенов.

Плутоняне заряжались, поочередно припадая контактной пряжкой к
концевому блоку нижней ветви Дерева. А к Дереву подползали "поезда" и, не
останавливаясь, текли по стволу и ветвям. Несколько ветвей, согнувшись,
упирались концами в грунт. И вон уже стоит одна отделившаяся, и по ней
тоже текут энергоблоки...

Эти дочерние конструкции не нравились Морозову. Он сфотографировал их,
чтобы к концу дня сделать новый снимок и уточнить скорость их роста. Затем
скомандовал садиться в вездеход. Грегори в своей машине поехал на юг, к
Драммонду - приближалось время телепередачи на Землю. А Морозов,
Заостровцев и Коротков в другом вездеходе направились к подножию горной
гряды - к месту, где Баркли обнаружил погребенный город.

Так он, Морозов, решил: не "распылять" группу, держаться вместе,
втроем. Они двинулись с вибраторами в руках вдоль хребта, к северу от
местности, разведанной Баркли, сверяясь с составленной им картой. Медленно
шли они по твердому грунту, неуклюже перепрыгивая через мелкие трещины и
обходя крупные и глубокие. Спустя несколько часов вернулись к вездеходу, в