Сегодня я видел процессию. Покойников уносили с моста на берег. Людей,
погибших во время грозы.
город уперся рогом и ни в какую. Мы передаем их в крематорий. Некоторые люди
против огня, так мы хороним их на Острове Сокровищ. Тоже не лучший выход,
если учесть, что за публика там живет.
маленького, с почтовую открытку, экрана телевизора.
белых врачей, портрет...
секунд. - Все сижу здесь в четырех стенах как проклятый.
и кривлялся.
Шейпли, который теперь во всех. В моем воз[375] расте вроде и ни к чему, да
я и вообще не люблю медицину. Никогда не любил. И того, другого, я тоже
как-то не подцепил, хотя возможностей было сколько угодно. Впрочем, ты
слишком молод и не понимаешь, как это было, что мы тогда ощущали. Ну да, я
знаю, вам теперь кажется, что все времена рядом, рукой подать, ведь все для
вас записано, включай - и словно живешь в прошлом. Цифровая форма. А хрен ли
в той форме, в том проигрывании? Вы же все равно не помните, что это было за
ощущение - наблюдать, как горы трупов громоздятся все выше и выше. Не
столько, правда, у нас, как в других местах - Таиланд, Африка, Бразилия, но
мы дрожали заранее, знали, что скоро и наша очередь. К нам эта штука только
подбиралась. Медленно-медленно, ретровирусы - они всегда так. Помню, мы
как-то говорили с одним мужиком, у него был уже вирус, этот, который старый,
и он потом от него загнулся; так вот, мы с ним вспоминали, как жилось в это
клевое, но совсем, к сожалению, короткое время, когда многие люди стали
трахаться направо и налево, считая, что в этом нет ничего страшного, никто
от этого не пострадает, многие люди, и мужики, и даже женщины. Им-то,
женщинам, всегда приходилось беспокоиться, они всегда рисковали подзалететь,
а дальше - новый риск, можно умереть при родах, или при аборте, а если все и
благополучно, [376] все равно жизнь уже станет другая, не такая, как раньше.
А вот в это, про какое я говорю, время и пилюли появились, и прочее, и уколы
ото всяких там болезней, и от тех даже, от которых люди гнили и мерли как
мухи - раньше мерли. Да, Скутер, времечко было что надо. А потом появляется
эта штука, и все опять, как раньше, еще во сто раз хуже. Мы въезжаем в
третье тысячелетие, весь мир на хрен меняется, не узнать, в Европе уже
начались гражданские войны, а этот самый СПИД все борзеет и борзеет. Ты же
знаешь, на кого только вину не сваливали, одни говорили, что это все гомики,
другие - что ЦРУ, и еще про американскую армию, про какой-то там форт в
Мэриленде. И что какие-то там придурки трахали в жопу зеленых макак и
заразились, и от них все и пошло, вот ей-же-ей, так прямо и говорили - и
сами тому верили. А ты знаешь, что это было в действительности? Люди.
Слишком уж много их стало, Скутер, слишком уж много. Летали хрен знает куда,
а потом возвращались, носились по свету как очумелые. Ну уж тут-то
обязательно кто-нибудь подхватит микроба-другого и привезет домой в подарок.
Маленькой стала она, эта долбаная планетка, от любого места до любого - пара
часов пути. Вот так мудила этот грешный, Шейпли, тоже прихватил где-то
вируса, только у него оказался другой штамм, мутантный, которого [377] можно
носить в себе сколько хочешь, и он тебя не убьет. И вообще ни хрена тебе не
сделает, только сожрет того, старого. А насчет, что он - Иисус, так хрень
это собачья, не верю я и никогда не верил. Я и в самого-то Иисуса не верю.
чуть-чуть масла. У поршня кожаный колпачок, нужно, чтобы он был чуть
влажный.
Вторую пулю Шеветта увидела - не пулю, конечно, а то, как в пупырчатой
обивке кресла появилось отверстие. Шеветта застыла. Некто, сидящий у нее в
голове, медленно и неохотно ВПИТЫРЭЛ два жизненно важных урока. Первое:
стреляют. Второе: так вот что такое пуля - это когда сперва дырки не было, а
через секунду она есть. И ничего между. Ты видишь, что это случилось, но не
успел заметить, как это случилось.
стоять и ждать, пока тебя продырявят. За фут до двери она ухватилась правой
рукой за край [378] холодильника и встала. И заглянула в освещенную наружным
светом кабину. На полу рядом со скомканными черными брюками поблескивает
связка ключей. Серый продолговатый брелок сделан из того же пупырчатого
материала, что и пробитое пулей кресло. Коврик между правым и средним
сиденьями сплошь изрешечен. Остро пахнет порохом. И гарью, наверное, - вон
ведь какие края у дырок, черные и вроде как оплавленные.
скрытого во тьме потолка, возвращались гулким, многократным эхом. Шеветта
прислушалась. Что-то насчет, что они (кто - они?) - лучшая рекламная
компания в мире и как они втюхали публике Ханнис Миллбэнк, а теперь втюхают
и этот "Санфлауэр". Если только она правильно все разобрала.
где был "Мир мечты".
подползи сюда и кинь мне их, ладно?
между сиде[379] ньями. Краем глаза увидела голову Райделла. Подобрала с полу
ключи, швырнула их куда-то в направлении дверцы, а затем схватила свои брюки
и попятилась назад, в спальню. Торопливо одеваясь, она поймала себя на
идиотском желании спрятаться в холодильник. Подтянуть колени к груди,
пригнуть, сколько можно, голову и попробовать, а вдруг получится, не такой
уж он и маленький...
бритвенно-острых осколков оказались лучшими доводами, чем любые слова, -
Шеветта послушно шлепнулась на пол. Ар-Ви дернулся назад, круто повернул
налево и снова замер. Райделл сдавленно ругался, пытаясь найти какую-то
нужную ручку или кнопку, а тем временем невидимый великан раз за разом
обрушивал на машину мерные сокрушительные удары стотонной кувалды.
вперед.
- просто дикий, истошный вопль.
огромный [380]
быстрее, похоже - куда-то вверх.
обыкновенно, даже скучно, и тут через мгновение они протаранили ворота или
что-то еще в этом роде, и это было, как однажды в Лафайет-парке, когда она
слишком уж резко тормознула, прижимаясь к обочине, и собралась целая куча
народу, и они все объясняли и объясняли ей, как это вышло, что она врезалась
головой в бетонку, и она все вроде как понимала, но тут же забывала снова,
вчистую.
про Канаду, как распалась та Канада на пять отдельных государств. Запивала
соленые крекеры молоком, прямо из картонки. А Скиннер лежал в кровати,
смотрел по телевизору один из своих любимых исторических фильмов. Смотрит и
комментирует, что вот он смотрит эти фильмы всю свою жизнь и они с каждым
годом все лучше и лучше. Как сперва они были еще черно-белые и такие вроде
как дерганые, солдаты носились по экрану, как наскипидаренные, и еще это
жуткое зерно, и небо все в царапинах. Как постепенно люди стали в них
двигаться нормально, без рывков этих и помедленнее, и цвет появился, сперва
плохой, а потом - получше, и зерно становилось все мельче и мельче, и даже
царапины [381] куда-то исчезли. И все это, сказал он, дерьмо собачье, потому
что каждое такое улучшение - это не то, как все по-настоящему было, а чье-то
там личное представление, как оно должно было выглядеть, нажал бы он пару
Акунин Борис
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Трубников Александр
Белогорский Евгений