Чтение 54–й страницы книги ~Возвращение "Викинга"~

- Одиссей! Одиссей возвращается домой! - закричал я скалам. Они
хмуро всматривались в океанскую даль, не обращая на нас внимания. А
ведь могли бы и удивиться - впервые слышат голос землянина. Что им
землянин, если они вслушиваются в голос вечности!

- Ты возвращаешься домой, Одиссей! В свою Итаку! - орал я, как
сумасшедший. Может, это и глупо, но я орал. Внутренним чутьем я знал,
что мытарствам приходит конец. Одиссей, который жил за много тысяч лет
до меня, наверно, испытывал такие же чувства. И море, и скалы, и пена
прибоя - разве он видел их иначе? И намучился, наверно, не меньше
моего. Не помню уже, куда именно он должен был вернуться - в Итаку или
другой древний город, - кто может всю жизнь помнить школьные задания!
- но он возвращался после долгих скитаний, и его ждала верная жена, и
ее одолевали женихи, а меня никто не ждет. Могла бы ждать Лена... Но
если бы Лена не погибла, то я не улетел бы в это сомнительное
путешествие сроком в три десятка лет. Какая жена согласилась бы
проводить молодого человека, а встретить старика!

Несильный ветер задувает с моря, на волнах появляются белые
гребешки. Мне все труднее удерживать парус под нужным углом, и руки
болят, и спину разламывает невыносимо. Поглядываю на небо. Оно, к
счастью, чистое. Наш "катамаран" не создан для морских бурь. Буря,
даже не буря, а волнение в пять баллов, будет для нас роковым. Я-то
смогу выбраться, а Ного?

Пока перед глазами проходят крутые скалистые берега, я думаю,
сколько страданий, физических и психических, может вынести
обыкновенный среднестатистический человек? Меня беспокоит мой личный
порог выносливости. Я испытал гибернацию, когда жизнь в моем теле
тлела слабеньким угольком. Уже четыре года подряд меня преследуют
тяготы скитаний по дикому миру с его повседневными опасностями,
голодом, жаждой. Я висел на волоске от смерти на Большой Реке,
угостившей меня двенадцатиметровым водопадом. Осталось перенести шторм
на море, которого, надеюсь, судьба не допустит. К таким испытаниям,
попросту говоря, мы не готовы.

Пролив открылся перед нами неожиданно. В белой полосе прибоя
появился разрыв. Сначала я подумал, что берег делает здесь крутой
поворот или в море выдвинулся скалистый мыс. Поравнявшись с носом
выпирающей в море скалы, я обнаружил, что за нею открылись широкие,
метров на пятьдесят, ворота, за которыми, на расстоянии
двухсот-трехсот метров угадывалось широкое водное пространство залива.
Вдали просматривался небольшой участок берега с отдельными высокими
деревьями. Неужели?! - ударила в голову волна радостной надежды. Я
резко развернул парус и чуть не перевернул лодку. Пока я пребывал в
счастливой растерянности, она могла проскочить поворот. С обеих сторон
над нами нависали гранитные скалы, метров через тридцать пролив
расширился, волны притихли. Ветер остался за воротами. Господи, думаю,
здесь или не здесь?! Работаю веслами. Еще какая-то сотня метров - и
все выяснится. Не знаю, переживу ли я разочарование...

Дальний, внутренний берег залива открывался глазам по мере того,
как мы подплывали к концу горловины. Может, показалось, а может, и в
самом деле вдали, среди деревьев, я вижу какое-то сооружение?
Лихорадочно работаю веслами. Еще немного, господи, и все встанет на
свои места. Не буду оглядываться до тех пор, пока не поравняюсь с
концом пролива...

Бросаю весла и поворачиваюсь. У дальнего берега на тихом зеркале
воды возвышается знакомый конический силуэт. Сердце вдруг
захлебывается в толчках, я начинаю рыдать, не стесняясь никого и
ничего. Так проходит, может, пять минут. Возможно, десять. Я сижу в
лодке, вытираю ладонями слезы и смотрю. Слезы заливают глаза, грудь
сотрясается в рыданиях, и я не могу г: сдвинуться с места.

Потом в груди что-то расслабляется, и я, продолжая лить слезы,
направляю лодку к "Викингу". Металлический корпус сверкает точно так
же, как в тот день, когда мы в последний раз видели его с Амаром...

Окончательно прихожу в себя, когда вижу, как рядом с лодкой в воду
с характерным шумом вонзается стрела. Справа из-за скалы выглядывают
двое. Это похоже на иллюстрацию к историческому роману. На головах
шлемы, грудь и плечи в латах. Один из дозорных встал на верхушке
скалы, и я обратил внимание на сапоги, а также на щит.

Я приветливо машу рукой, хочу, чтобы они поняли: я свой, не надо в
меня стрелять. Одновременно усиленно работаю веслами, чтобы отойти от
берега подальше, за пределы досягаемости их стрел. Не хватает, чтобы
подстрелили у самого порога дома, которым для меня является "Викинг".
Несколько стрел падают в воду с недолетом. Я опять нажимаю на весла -
быстрее к "Викингу"!

Один из дозорных трубит в сигнальный рожок. Трубный звук стелется
над водой залива. И тогда я обращаю внимание на то, что
противоположный берег заселен. Между невысокими строениями ходят люди.
У низких причалов стоят лодки. Идиоты, зачем они трубят? Была бы
армада лодок, тогда понятно. А так... одна-единственная, жалкая
посудинка с двумя еле живыми гребцами.

До "Викинга" метров двести. Часовые все еще трубят. И мне больше
незачем экономить силы - рву веслами воду залива. Отставив весло,
срываю парус, он только мешает, и снова погружаю весла в воду. Обращаю
внимание на то, что "Викинг" заякорен довольно далеко от берега,
примерно на середине залива. Мое сердце готово вырваться из груди и
мчаться к "Викингу" - оно не в состоянии вынести медленную скорость
лодки.

Там, на берегу, засуетились. Человеческие фигурки бегут к лодкам.
На небольшом расстоянии от берега стоят ряды одноэтажных домиков,
окрашенных в белый и желтый цвет. Очевидно, услыша сигнал тревоги,
туземцы бегут к берегу, к причалам. Я быстро сокращаю расстояние между
мною и "Викингом". Нос лодки ударяется в бревно. Э-э, "Викинг",
оказывается, огражден! Связанные между собой бревна окружают корабль.
Туземцы на нескольких лодках, дружно взмахивая длинными веслами,
направляются ко мне. Веслом утапливаю бревно перед носом лодки и
прихожу за ограждение. Вот, наконец, перила командирского мостика.
Хватаюсь обеими руками. Прикосновение к металлу родного корабля
сжимает мне горло спазмом. Господи, а вдруг это сон! С мостика свисает
к воде веревочная лестница, торопливо ступаю по ее перекладинам. Лодки
туземцев приблизились к ограждению и остановились. Мой взгляд падает
на Ного, и я тоже останавливаюсь, чтобы защитить его, если туземцам
вздумается напасть на моего спутника. Но лодки туземцев дальше
ограждения не проходят. Они подняли дикий вопЈж и размахивают копьями.
Понимаю, что на "Викинг" наложено табу. Вот и хорошо. Но почему никто
не показывается в двери? Что это значит?

Спускаюсь обратно и привязываю лодку к лестнице. В это время слышу
полузабытый стук открывающегося люка. Туземцы умолкают. Я поднимаю
голову и вижу на мостике Андрея!

Он смотрит на меня страшно удивленными глазами, видно, считает меня
призраком:

- Андрей, не узнаешь?!

Потом, когда этот великий день перешел в область воспоминаний,
возвращение представлялось мне смертельной гонкой; я дотягиваюсь до
финишной черты, и меня подхватывают руки такого родного, такого
земного человека...

Еще помню, как подумал: все, я дома, больше ничего не надо, я среди
своих, и что бы дальше ни случилось, мы снова вместе, мы снова одна
команда.

- Андрей, я чувствую, что могу выключиться, с трудом стою на ногах.
Хочу уснуть и спать двое суток... Там, в моей лодке, туземец. Зовут
Ного. У него тяжелые, запущенные раны. Во что бы то ни стало его надо
спасти. Пусть наши медики займутся... Почему ты здесь один? Где
остальные?

- Ни о чем не беспокойся! Все наши в городе, я связался с ними.
Скоро будут здесь...

- Андрей, надо спасти туземца! Любой ценой!..

- Все будет сделано, дружище! Выглядишь ты, конечно, не ахти...
Усаживайся в это кресло. Тебя надо привести в порядок...

Что там еще говорил Андрей, не знаю. Нервная разрядка обрушилась на
меня, как горный обвал, и погребла под толщей сна. Что происходило
дальше, пока я спал, передаю со слов моих друзей. В хронологическом
порядке.

Через полчаса все астронавты были в сборе на борту "Викинга". Они
стояли вокруг меня, спящего в кресле, заросшего длинными волосами,
донельзя ободранного, истощенного до невероятия, в шрамах, и с трудом
соглашались, что это несчастное существо, состоящее из одних костей и
тощей кожи, - Грегор Ман.

- А что за туземец, там, в лодке? - спросил Марк у Андрея.

- Его спутник. Грегор очень беспокоится о нем. Просил, чтоб медики
занялись им.

- Он человек? - недоверчиво спросил Марк.

- Трудно сказать, - ответил Андрей. - Очень смахивает на гориллу.

- Он такой огромный, что поднять его, неподвижного, по веревочной
лестнице невозможно, - сказал Марк, - да он и в люк не влезет. Мишель
пусть займется Грегором, а Вэл - гориллой... Ну, скажу я вам, и
чудеса! Кто бы мог подумать, что мы снова увидим нашего Грегора! Надо
его быстро поставить на ноги.

Вэл приготовил необходимые инструменты и препараты и вышел из
"Викинга". С высоты мостика он некоторое время рассматривал моего
спутника. Со словами "Как будто человек!" он ступил на борт нашей