заметно, но все-таки отражалось в сиянии синих сапфиров. Затем, уже не
глядя на них, он бросил серьги в сарнод, услужливо распахнутый под его
рукой одним на удивление откормленным аррумом.
отстегивая с груди Эгина перевязь с кинжалами, подарками Лиг. - Кстати, ты
не откроешь мне одну жгучую тайну, любезный рах-саванн?
говорить он не может, будет хоть кивать. Он откроет ему все тайны до
единой. А если потребуется - придумает и выдаст любые секреты, о которых
не имеет ни малейшего представления. Потому что нет тайны более волнующей,
жгучей и, главное, стоящей более, чем жизнь. "Все тайны твои, гнорр!" -
хотел сказать Эгин, который вовсе не торопился в Жерло Серебряной Чистоты,
хотя бы уж потому, что оно мнилось ему теперь неотвратимым.
рах-саванн, ты куда с этими кинжалами собирался? Охотиться на картонного
человека? Или, по-твоему, "лосося" можно и таким уложить?
столовыми кинжалами, нелепо проткнувшими дорогую кожу, навострившим уши
ар-румам.
по роду службы. Эгин бы и сам с радостью засмеялся, потому что всерьез
метать такие столовые кинжалы в цель и носить их при себе на поле битвы -
это столь же нелепо, как картонный человек с намалеванными сурьмой усами.
Как охота на картонного человека. Ибо картонными людьми в учебных
поместьях Свода назывались куклы, на которых молокососы оттачивали
меткость ножевого броска.
утварь? Впрочем, какие у смегов могут быть дамы? Девки одни, да и только!
- заключил Лагха, весьма, впрочем, обаятельно.
кинжалами Лиг утонула в другом сарноде. "Собирают игрушки для коллег из
Опоры Вещей", - вздохнул Эгин, как вдруг Лагха, забыв и о нем, и о
кинжалах, подошел к краю палубы, облокотился о борт, уставился куда-то
вдаль и, резко обернувшись к аррумам, сказал:
приятный баритон гнорра зазвенел сталью.
прикрывавшая отступление из Хоц-Дзанга. А на "Гребне Удачи" еще не
окончена погрузка раненых! - отозвался капитан, вынырнувший невесть
откуда.
отчеканил Лагха Коалара, ткнув носком между ребер Эгина. - Но еще хуже
быть мертвым, и с этим не стал бы спорить никто. Если мы немедленно не
снимемся с якоря, добрые смеги, которых ты, конечно же, сейчас видеть не
можешь, окружат нас в этой проклятой гавани, и тогда ты сам узнаешь, как
это - быть мертвым!
и риск продолжал перечить несчастный.
Хоц-Дзанг, так нам теперь хоть всех смегов тут перебей? Может, еще дадим
морское сражение? А потом пойдем на Хоц-Ия? А там изловим ихнего свела и
будем из него веревки вить, пока он нам секрет "градобоя" не продаст? Ну
уж нет, - Лагха был разъярен и, как показалось Эгину, немного испуган. -
"Звезда Глубин" поплывет без капитана. Будем считать, что его заместителю
крупно повезло.
отдавать приказы к отплытию.
хранящего неподвижность на деревянных носилках Эгина.
парадоксом. Ему двадцать семь. Лагхе - тоже с виду не больше двадцати
семи. Но он, Эгин, - рах-саванн, по большому счету мальчик на побегушках.
А Лагха... Эгин был так увлечен своими мыслями, что даже не заметил, что
последние слова гнорра были сказаны по его поводу.
быстрое и безболезненное выздоровление преступного рах-саванна не входило
в планы Лагхи. А быть может, потому, что ни на одном из четырех кораблей
"Голубого Лосося" Знахаря не было. Правда, и без постороннего
вмешательства рана Эгина заживала с поразительной быстротой. Меч,
направленный искусной Тарой, рассек большую мышцу спины Эгина наискосок,
не задев ни позвоночника, ни важных артерий, ни сухожилий. Этн,
разумеется, потерял много крови, благодаря чему, собственно, и произвел на
варанцев впечатление сильно, хотя и не безнадежно раненного.
беспокоили судьбы его товарищей по несчастью. Как там Иланаф, Дотанагела,
Самеллан? И, главное, жива ли Тара? Эгин не сомневался в том, что
положительный ответ на последний вопрос значительно ускорил бы его
выздоровление.
раза в день нарушал курносый веснушчатый матрос, в котором Эгин, как ни
присматривался к его повадкам, так и не признал офицера Свода. Матрос
приносил завтрак и ужин, выносил нечистоты, на вопросы отвечал односложно.
"Да", "нет", "не знаю". Причем на все даже самые элементарные вопросы, в
том числе и на вопрос: "Как тебя звать?" - он отвечал:
болтовне с мальчишкой, которого его же собственные коллеги застращали
запретами до такой степени, что он уже собственного имени не знает.
политику.
времени на раздумья.
веснушчатым матросом, для которого, в отличие от офицеров Свода, было
внове следить за своим языком. И вдобавок делать это быстро.
Лосося" движутся в столицу на всех парусах, Эгин и без того не сомневался.
А то куда же? Получать награды, казнить пленных мятежников, награждать
доблестных героев. И зализывать раны.
отплытия с Цинора, дали Эгину пищу для размышлений как минимум на
ближайшие сутки. За время службы в Своде Эгин привык высасывать смысл из
случайных слов, словно паук - соки из пойманной и опутанной липкими нитями
мухи. Выпивать все самое ценное, важное, принципиальное, оставляя лишь
шелуху вежливых витийств. Выдавливать из жестов, интонаций и обмолвок,
говорящих все.
если воспользоваться меткой, хотя и двусмысленной характеристикой Лагхи,
пожалованной ему пар-арценцем Опоры Писаний Дотанагелой?
Хоц-Дзанге, но кое-кому из защитников крепости-розы удалось найти свое
спасение в бегстве и скрыться в горах, где им известна каждая козья тропа.
неведомой опасности, которая напугала гнорра больше, чем Говорящие?
Совокупной магической силы Дотанагелы, Знахаря и Лиг?
смегов стали готовиться к ответному нападению на Хоц-Дзанг, где жадные до
всякой магической всячины копошились люди Свода Равновесия под охраной
морской пехоты "лососей".
неподдельным руинам Хоц-Дзанга подойдут резервы из крепости Хоц-Ия. Смеги
опоздали. Ибо не могли успеть. Потому что Лагха не стал задерживаться в
Хоц-Дзанге дольше чем на двадцать четыре часа, которых хватило для того,
чтобы насобирать полные сундуки трофеев, измененной материи, подобрать
раненых и пересчитать сталью немногих пленных. Сразу после этого Лагха
отдал приказ спускаться вниз, к побережью.
когда стены-лепестки Хоц-Дзанга облетали один за одним. Гнорр был силен,
но не всемогущ. И, главное, он очень спешил. Спешил вернуться в Пиннарин,
где еще до отплытия в карательную экспедицию чуял приближение очень
недобрых событий.
смегов, "Голубые Лососи" могли не бояться преследователей. Но
преследователей Лагха, похоже, и так не боялся. Кому как не ему было
знать, сколько морских лиг за час покрывает "Звезда Глубин". Но тем не
менее Лагха, острословящий и расхаживающий по палубе в щегольском кафтане,
с изумрудным медальоном на шее, этот самоуверенный и изысканный Лагха
казался испуганным. Его правильное лицо, которым он владел вполне, все же
выдавало тревогу. Даже с трудом ворочавший языком Эгин, лежащий словно
бревно на носилках, смог заметить это.
неизвестных, но, безусловно, пагубных для Варана последствий, к которым
может привести использование Танца Садовника Шета оке Лагина? Смегов,
вооруженных "молниями Аюта"? Лиг, которая не ровен час пустит в ход
какой-нибудь сугубо аютский трюк, от чего красивые волосы Лагхи вылезут за
неделю, а его кожа сгниет под струпьями неискоренимой "ветроеды"? Неужели